— Убирайся отсюда, чертова дура! Ты что, не видишь, что стоишь в центре боя?
Сантэн развернула Нюажа к тропе и пустила коня галопом. Промчавшись мимо солдат, она оглянулась и увидела, что они уже отчаянно окапываются в каменистой земле на вершине.
Девушка придержала коня, когда добралась до перекрестка. Все машины и телеги уже проехали, кроме тех, что застряли в канавах и были брошены. Однако дорога была забита толпами отступавших пехотинцев, шатавшихся под тяжестью груза; они несли на своих спинах разобранные пулеметы, ящики с боеприпасами и другое снаряжение, какое только сумели спасти. В общем шуме пронзительные свистки офицеров собирали людей, направляя с дороги к недавно вырытым окопам.
Внезапно над головой Сантэн что-то пронеслось с шипящим звуком, и она испуганно пригнулась. Снаряд взорвался в сотне шагов от нее, и Нюаж встал на дыбы. Сантэн сумела удержать равновесие и стала успокаивать животное голосом и прикосновениями.
Потом она увидела грузовик, что пробирался к перекрестку от деревни, и когда приподнялась на стременах, то различила на его борту красный крест в белом круге. Она помчалась навстречу, и в это время за первой машиной из-за поворота вышли еще семь. Сантэн остановила Нюажа у кабины первой санитарной машины.
— Вас послали в особняк?
— Это что такое, милая?
Водитель не понимал ее английского, для него акцент девушки оказался слишком сильным, и Сантэн нервно дернулась в седле.
— Капитан Кларк! — сообразила она наконец, и шофер понял. — Вы ищете капитана Кларка?
— Да, верно. Капитан Кларк! Где он?
— Езжайте за мной! — крикнула Сантэн.
За каменной стеной рядом с ними взорвался очередной снаряд, шрапнель со свистом пронеслась над их головами.
— За мной! — махнула она рукой и повернула Нюажа на аллею.
Возглавляя цепочку санитарных машин, она промчалась по подъездной дороге к особняку и увидела новый взрыв сразу за конюшнями; следующий снаряд упал в оранжерею за огородом. Стеклянные панели разлетелись на солнце алмазными искрами.
«Особняк для них — удачная цель, они бьют по нему», — сообразила Сантэн и погнала Нюажа во двор.
Там уже начали выносить из дома раненых; и как только первая машина остановилась у ступеней крыльца, шофер и санитар выскочили из кабины, чтобы помочь грузить носилки внутрь крытого кузова.
Сантэн оставила Нюажа в загоне за конюшней, а сама бегом вернулась к кухонной двери. Позади нее выпущенный из гаубицы снаряд пробил черепичную крышу длинного конюшенного строения, а заодно снес часть стены. Но конюшни были пусты, так что Сантэн бросилась в кухню.
— Где ты была? — резко спросила Анна. — Я так тревожилась…
Сантэн проскочила мимо нее и побежала в свою комнату. Она достала из гардероба дорожную сумку и принялась кидать в нее одежду.
Где-то наверху раздался оглушительный грохот, оштукатуренный потолок потрескался, и на Сантэн посыпались обломки и пыль. Девушка сунула в сумку фотографии в серебряных рамках, стоявшие на прикроватном столике, потом открыла комод и нашла свою шкатулку и дорожный несессер. Воздух в спальне наполнился сухой белой пылью.
Новый взрыв прогремел на террасе перед ее комнатой, и окно над кроватью лопнуло. Стекла полетели в стену, а один осколок угодил в лоб Сантэн, оставив на коже кровавую полосу. Она смахнула кровь и упала на колени, наполовину заползая под кровать, чтобы поднять не прибитую к полу доску.
В углублении под доской лежал кожаный кошель с запасом наличности. Сантэн взвесила его в руке — почти две сотни франков золотыми луидорами, — потом бросила его в сумку.
Волоча за собой сумку, она вернулась в кухню.
— Где папа? — крикнула она.
— Пошел наверх.
Анна набивала в мешок из-под зерна связки лука, окорок и буханки хлеба. Она кивнула в сторону пустого крюка на стене.
— Он взял с собой ружье и много коньяка.
— Схожу за ним, — выдохнула Сантэн. — Присмотри за моей сумкой.
Подхватив юбку, она бросилась вверх по лестнице.
На верхних этажах царила суматоха. Санитары старались вынести всех из главной гостиной и с парадной лестницы.
— Сантэн! — крикнул Бобби Кларк. — Вы готовы уехать?
Он держал носилки с одной стороны, и ему пришлось сильно повысить голос, чтобы девушка расслышала его сквозь крики санитаров и стоны раненых.
Сантэн пробивалась через этот поток, стекавший по лестнице, но Бобби схватил ее за рукав:
— Что вы делаете? Мы должны уходить!
— Мой отец… я должна найти отца!
Сантэн стряхнула его руку и поспешила дальше.
На самом верху было пусто, и Сантэн побежала по коридору, пронзительно крича:
— Папа! Папа! Где ты?
Она бежала по длинной галерее, а со стен на нее надменно смотрели портреты ее предков. В конце галереи девушка налегла всем весом на двустворчатую дверь, что вела в комнаты, принадлежавшие ее матери, в которых граф ничего не менял все эти годы.
Он обнаружился в гардеробной; сидел, обмякнув, в обитом гобеленовой тканью кресле с высокой спинкой перед портретом матери Сантэн. Когда Сантэн ворвалась в комнату, граф поднял голову.
— Папа, мы должны немедленно уходить!
Он словно и не узнал дочь. На полу у его ног лежали три закупоренные бутылки коньяка, а еще одну, наполовину пустую, он держал за горлышко. Граф поднес бутылку к губам и глотнул обжигающую жидкость, снова глядя на портрет супруги.
— Пожалуйста, папа, мы должны уходить!
Его единственный глаз даже не моргнул, когда еще один снаряд обрушился на особняк, разорвавшись где-то в восточном крыле.
Сантэн схватила графа за руку и попыталась поднять на ноги, но он был человеком крупным и тяжелым. Немного коньяка пролилось ему на рубашку.
— Папа, немцы прорвались! Прошу, пойдем со мной!
— Немцы! — внезапно взревел граф и оттолкнул Сантэн. — Я снова буду с ними драться!
Он схватил длинноствольную винтовку прошлого века, что лежала у него на коленях, и выстрелил в расписной потолок. Известковая пыль посыпалась на его волосы и усы, сразу состарив его.
— Пусть приходят! — рычал граф. — Я, Луи де Тири, говорю: пусть приходят! Я готов!
Он обезумел от спиртного и отчаяния, но Сантэн снова попробовала поднять его из кресла.
— Мы должны уходить!
— Ни за что! — гремел граф.
Он оттолкнул дочь, на этот раз куда грубее.
— Я ни за что не уйду! Это моя земля, мой дом… дом моей дорогой жены… — Он потянулся к портрету. — Я останусь здесь, с ней, я буду сражаться с ними за свою землю!
Сантэн схватила его протянутую руку и потянула, но граф резко отшвырнул дочь к стене и стал перезаряжать древнее оружие.
Сантэн прошептала:
— Надо позвать Анну на помощь…
Она подбежала к двери, когда следующий снаряд ударил по северной стороне особняка. За треском ломающихся кирпичей и бьющихся стекол последовала взрывная волна. Она сбила Сантэн с ног, и девушка упала на колени, а несколько портретов в тяжелых рамах сорвались со стены коридора.
Сантэн поднялась и побежала. Ядовитая вонь взрыва смешивалась с запахами дыма и огня. Лестница была уже почти пуста. Последнего раненого выносили из дома. Когда Сантэн выскочила во двор, две санитарные машины, наполненные до отказа, выезжали из ворот и поворачивали на подъездную дорогу.
— Анна! — закричала Сантэн.
Анна привязывала ее сумку и набитый мешок к крыше одной из санитарных машин, но спрыгнула и подбежала к Сантэн.
— Анна, ты должна мне помочь, — выдохнула Сантэн. — Там папа!
Три снаряда почти без перерыва ударили по особняку, еще один взорвался рядом с конюшней, а один — в огороде. Похоже, немецкие наблюдатели заметили движение вокруг здания. И их батареи рассчитали прицел.
— Где он?
Анна и внимания не обратила на взрывы.
— Наверху. В маминой гардеробной. Он обезумел, Анна! И безумно пьян. Я не могу сдвинуть его с места.
Войдя в дом, они почуяли дым, а когда поднялись по лестнице, запах стал сильнее, и густые клубы окутали их. На втором этаже обе уже кашляли и задыхались.
Галерею сплошь заполнил дым, они видели едва на дюжину шагов перед собой, а сквозь дым прорывалось оранжевое свечение. Огонь охватил передние комнаты и прорывался сквозь двери.
— Вернись, — выдохнула Анна. — Я его найду.
Сантэн упрямо покачала головой и пошла дальше. Еще один залп снарядов из гаубиц обрушился на особняк, часть стены галереи обрушилась, почти перекрыв проход, а клубящаяся кирпичная пыль смешалась с густым дымом, ослепив женщин.
Потом пыль слегка осела, и они снова двинулись вперед, но пробоина в стене подействовала на огонь не хуже керосина. Пламя яростно взревело, и жара набросилась на женщин, остановив их.
— Папа! — кричала Сантэн, когда они с Анной пятились от обжигающей преграды. — Папа! Где ты?
Пол подпрыгнул под ней, когда новый снаряд врезался в старинное здание; женщин оглушил гром рушащихся стен и падающих потолков, а рев огня все усиливался…
— Папа!
Голос Сантэн почти не слышался за шумом, но Анна поддерживала ее:
— Луи! Луи, viens, chéri[24]… иди ко мне, милый!
Даже сквозь охвативший ее ужас Сантэн осознала, что никогда прежде не слышала, чтобы Анна вот так обращалась к ее отцу. Однако это, похоже, на него подействовало.
Граф появился в облаках дыма и пыли. Вокруг него ревело пламя, поднимаясь вокруг его ног, когда вспыхивали доски пола, а языки огня, отрывавшиеся от стен, облизывали его; дым окутывал его фигуру как темная мантия, и он походил на существо, выскочившее из самого ада.
Рот графа открылся, издавая некий дикий, мучительный звук.
— Он поет… — прошептала Анна. — «Марсельезу».
— «К оружию, граждане!..»
Сантэн только теперь узнала искаженный текст припева.
— «Пусть грязная кровь хлынет в канавы…»
Слова стали неразличимы, голос графа ослабел, когда его охватил обжигающий жар огня. Винтовка выпала из его руки, и граф упал, потом приподнялся и пополз в сторону женщин. Сантэн снова попыталась добраться до него, но огонь ее остановил, и Анна оттащила девушку назад.