Распоряжение доктора Арчибальда Стюарта пришлось по душе Сантэн. Она с самого раннего возраста проявляла организаторский дар, оттачивая его в особняке в Морт-Оме, где ей пришлось быть хозяйкой и помощницей отца. И Сантэн с легкостью организовала молодых людей, разбив их на группы для проведения досуга.
На «Замке Протея» имелась библиотека из нескольких тысяч томов для чтения перед сном или для развлечения больных и пожилых пассажиров, и Сантэн составила список тех, кто должен был читать вслух слепым и безграмотным на нижних палубах. Она также предложила настольные игры и карточные турниры — граф был знатоком бриджа и научил ее этой игре.
Ее команда одноглазых, одноногих, изувеченных помощников по уничтожению скуки во время долгого путешествия соперничала в поисках одобрения и отлично исполняла свои обязанности; те, что лежали привязанными к койкам, придумывали дюжины трюков, чтобы удержать ее рядом с собой, когда она по утрам совершала свой неофициальный обход.
Среди этих пациентов был некий капитан из кавалерийского отряда, сопровождавшего санитарные машины во время отступления от Морт-Ома; он восторженно приветствовал Сантэн, когда она впервые вошла в его палату с охапкой книг.
— Солнышко! Да это же сама Солнышко!
И прозвище тут же разлетелось по пароходу.
— Сестра Солнышко!
Когда обычно угрюмый главный военврач, майор Райт, впервые назвал ее так, Сантэн получила окончательное признание.
В таких условиях времени на скорбь не хватало, но каждый вечер, прежде чем лечь заснуть, Сантэн лежала в темноте и видела перед собой Майкла, а потом прижимала ладони к животу.
— Наш сын, Майкл, наш сын!
Мрачное небо и бурные волны Бискайского залива остались наконец позади, и перед носом парохода теперь порхали в воздухе летучие рыбы, как серебряные монетки на синем бархате океана.
Когда они находились уже на тридцатом градусе северной широты, учтивый молодой капитан Джонатан Баллантайн, о котором говорили, что он наследует ранчо в сто тысяч акров после своего отца сэра Ральфа Баллантайна, премьер-министра Родезии, просил руки Сантэн.
— Я так и слышу голос бедного папы. — Сантэн передразнила графа так точно, что на глаза Анны набежали тени. — «Сто тысяч акров, ненормальная девчонка! Как можно отказать ста тысячам акров?»
После этого предложения руки и сердца посыпались дождем — даже доктор Арчибальд Стюарт, ее непосредственный начальник, моргая за очками в стальной оправе и нервно потея, пробормотал явно тщательно подготовленную заранее речь и казался скорее благодарным, чем обиженным, когда Сантэн вежливо отказала и расцеловала его в обе щеки.
У экватора Сантэн сумела уговорить майора Райта взять на себя роль бога Нептуна, и церемония пересечения прошла чрезвычайно весело. Сантэн нарядилась русалкой, самостоятельно придумав себе костюм. Анна энергично протестовала из-за décolleté[26], пока помогала шить наряд, но на пароходе все пришли в восторг. Мужчины свистели, хлопали и топали ногами, и после пересечения экватора Сантэн получила еще несколько предложений.
Анна фыркала и ворчала, но втайне была довольна переменами, которые видела в своей подопечной. На ее глазах Сантэн превращалась из девушки в молодую женщину. Физически это было началом расцвета первого периода беременности. Чудесная кожа Сантэн приобрела жемчужный блеск, она потеряла все остатки подростковой неловкости, став еще грациознее.
Однако куда более серьезными были другие перемены — в Сантэн нарастали уверенность и самообладание, осознание своих сил и способностей, которые она лишь теперь начала проявлять полностью. Анна всегда знала, что Сантэн обладает естественным даром подражания: она умела повторять и средиземноморский акцент конюха Жака, и валлийский говор горничных, а потом легко передразнивала интеллектуальный парижский выговор своего учителя музыки. Но теперь Анна увидела, что у ее девочки есть еще и талант к языкам, которому до сих пор не случалось проявиться. Сантэн уже так уверенно говорила на английском, что освоила даже австралийский акцент, и южноафриканский, и британский оксфордский, и все это с поразительной точностью. Когда она приветствовала австралийцев гнусавым «гид дай», они восторженно ухали.
Анна также хорошо знала, что Сантэн с легкостью разбирается в цифрах и деньгах. Она вела все счета поместья с тех пор, как их управляющий сбежал в Париж в первые же месяцы войны, и Анна восхищалась ее способностью складывать длинные столбики чисел, быстро пробегая по ним карандашом и при этом даже не шевеля губами, что Анне казалось настоящим чудом.
Теперь Сантэн тоже проявляла сообразительность. Она составляла пару майору Райту за бриджем, и они были грозными противниками для всех остальных, а выигрыши Сантэн изумляли Анну, хотя в целом она не одобряла азартные игры. А Сантэн еще и увеличивала капитал. Они с Джонатаном Баллантайном и доктором Стивенсом создали некий синдикат, делали ставки в разных пари и участвовали в ежедневных аукционах. К тому времени, когда они добрались до экватора, Сантэн уже добавила почти две сотни соверенов к тому запасу луидоров, которые они спасли из особняка.
Анна всегда считала, что Сантэн слишком много читает. «Ты испортишь глаза», — то и дело предостерегала она девушку. Но Анна не подозревала, какой запас знаний приобрела Сантэн благодаря книгам, — доброй женщине это и в голову не приходило до тех пор, пока она не услышала, как Сантэн демонстрирует почерпнутую во время чтения информацию в разговорах и спорах. Девушка отстаивала свою точку зрения даже в дискуссиях с такими грозными противниками, как доктор Арчибальд Стюарт, но при этом Анна замечала, что Сантэн достаточно хитра и не выставляет напоказ свои знания, а спор обычно заканчивает на примирительной ноте, что позволяет ее жертвам мужского пола отступить без особого ущерба для достоинства.
«Да, — с довольным видом кивала самой себе Анна, наблюдая, как ее девочка раскрывается, словно некий чудесный цветок, под тропическим солнцем. — Да, она очень умна, точно такая же, как ее мама».
Казалось, что Сантэн действительно физически нуждалась в тепле и солнце. Она поднимала лицо к небу каждый раз, когда выходила на палубу.
— О Анна, я всегда так ненавидела холод и дождь! Разве здесь не прекрасно?
— Ты уже становишься отвратительно коричневой, — предостерегала ее Анна. — Это совсем не годится для леди.
А Сантэн задумчиво оглядывала свои руки.
— Нет, Анна, это не коричневый, это золотой!
Сантэн так много читала и расспрашивала такое множество людей, что, казалось, уже знает все Южное полушарие, которое теперь можно было видеть с их парохода. Сантэн могла разбудить Анну и вытащить ее на верхнюю палубу в качестве дуэньи, когда вахтенный офицер показывал ей южные созвездия. Несмотря на поздний час, Анна изумленно всматривалась в сияние неба, все шире раскидывавшегося перед их устремленными вверх взглядами.
— Смотри, Анна, вот наконец и Ахернар! Это особая звезда Майкла. Он говорил, что у каждого должна быть своя особенная звезда, и выбрал мою для меня.
— И которая это? — спросила Анна. — Которая из звезд твоя?
— Акрукс. Вон там! Самая яркая звезда Южного Креста. Между ней и звездой Майкла ничего нет, кроме оси всего мира, небесного Южного полюса. Он говорил, что мы можем удержать между собой земную ось. Разве это не романтично, Анна?
— Романтическая чепуха, — фыркнула Анна.
Но втайне она пожалела о том, что у нее никогда не было мужчины, который говорил бы ей такие вещи.
Потом Анна заметила в своей подопечной еще один дар, который, похоже, заставлял померкнуть все остальные. Это была способность заставить мужчин слушать ее. Весьма странно было видеть, как мужчины вроде майора Райта или капитана «Замка Протея» замолкали и прислушивались и на их лицах не наблюдалось даже снисходительных мужских усмешек, когда Сантэн говорила серьезно.
«Она всего лишь дитя, — восхищалась Анна, — но они обращаются с ней как с женщиной… нет, куда больше, они уже начинают смотреть на нее как на равную себе!»
Это воистину приводило в изумление. Все эти мужчины выказывали юной девушке уважение, которое тысячам других женщин, начиная с Эммелин Панкхёст и Энни Кенни, приходилось завоевывать, бросаясь наперерез скачущим лошадям, объявляя голодовки и сидя в тюрьмах, — и пока что им это не слишком удавалось.
А Сантэн заставляла мужчин слушать ее, при этом часто заставляла делать то, что ей было нужно, хотя она и не думала пользоваться чисто женскими уловками, какие были вынуждены применять другие женщины ее возраста. Нет, Сантэн достигала своих целей с помощью логики, убедительных доказательств и силы характера. Все это в сочетании с обаятельной улыбкой и серьезным взглядом темных бездонных глаз становилось неотразимым. Например, ей понадобилось всего пять дней, чтобы убедить майора Райта отменить его приказ, привязывавший Сантэн к палубе «А».
Но хотя дни Сантэн были заняты до последней минуты, она никогда, ни на мгновение не выпускала из вида окончательную цель. С каждым днем ее страстное желание увидеть землю, на которой родился Майкл и на которой предстояло родиться его сыну, становилось все сильнее.
Как бы она ни была занята, она никогда не пропускала полуденного измерения положения солнца. За несколько минут до нужного часа она мчалась по трапу на мостик и, задыхаясь, появлялась там в вихре форменных юбок:
— Позволите подняться на мостик, сэр?
И вахтенный офицер, ожидавший ее, отдавал честь:
— Разрешение дано. Вы как раз вовремя, Солнышко.
А потом она зачарованно следила за тем, как штурман поднимает секстант и замеряет положение солнца, после чего в штурманской рубке записывает в журнал положение корабля и отмечает его на карте.
— Вот здесь мы сейчас, Солнышко, семнадцать градусов и двадцать три минуты южной широты. Сто шестьдесят морских миль к северо-западу от реки Кунене. До Кейптауна еще четыре дня, если позволят Господь и погода.