Эта тайная база была окончательно организована всего за несколько недель до того, как в Сараево был убит эрцгерцог Франц Фердинанд и кайзер был вынужден выступить против сербских революционеров, чтобы защитить интересы германской империи. Франция и Британия тут же ухватились за это как за повод к началу войны, которой они жаждали.
Лотар и его отец оседлали лошадей, взяли с собой слуг-готтентотов, расцеловали на прощанье женщин и сына Лотара и умчались, чтобы снова сражаться с англичанами и их прислужниками. Когда они добрались до Оранжевой реки, их насчитывалось уже шесть сотен — сильных, упорных буров под командованием генерала Марица; они расположились лагерем и стали ждать удобного момента для удара.
Каждый день к ним присоединялись новые вооруженные мужчины — крепкие, бородатые, гордые, с винтовками «маузер» на плечах и патронташами крест-накрест на груди. После приветствий они выкладывали новости, и все они были неплохими.
Старые товарищи прибывали на клич ополченцев. Буры везде отказывались от предательского мира, который заключили с англичанами Сматс и Бота. Все старые бурские генералы встали в строй. Де Вет расположился в долине Машрум, Кемп с восемью сотнями бойцов — у Треурфонтейна, Бейерс и Фурье тоже заявили о выступлении против Англии.
Сматс и Бота явно не хотели снова разжигать конфликт между бурами и бурами, потому что силы Африканского Союза на семьдесят процентов состояли из голландцев. Они умоляли повстанцев, посылали в их лагеря представителей, готовы были на все, лишь бы избежать кровопролития, однако силы повстанцев с каждым днем увеличивались и набирались уверенности.
А потом пришло еще одно послание, доставленное всадником, примчавшимся через пустыню из Виндхука. Это было письмо от самого кайзера, переданное им губернатором Зейтцем.
Адмирал граф фон Шпее с его эскадрой одержал сокрушительную победу в морской битве у Коронеля у берегов Чили. Кайзер приказывал фон Шпее обойти мыс Горн и пересечь Южную Атлантику, чтобы блокировать и обстреливать порты Южной Африки, поддерживая повстанцев.
Стоя под яростным пустынным солнцем, они радостно кричали и пели, уверенные в своем деле, уверенные в своей победе. Им оставалось только подождать, пока последние бурские генералы присоединятся к ним, и тогда они двинутся на Преторию.
Коос де ла Рей, дядя Лотара, уже постаревший и ставший нерешительным, все еще не присоединился к ним. Отец Лотара посылал ему письма, призывая исполнить свой долг, но тот все еще колебался, поддаваясь предательскому красноречию Джанни Сматса и испытывая опрометчивую приязнь к Луису Боте.
Другим вожаком буров, которого они еще ждали, был Коэн Бритс, гигант шести футов и шести дюймов ростом, который мог выпить бутылку огненного рома так, как другой выпил бы кружку имбирного пива, который мог поднять вола, выпустить табачную струю на двадцать шагов и подстрелить на бегу газель-прыгуна с расстояния в двести шагов. Он был нужен, потому что тысячи мужчин пошли бы за ним куда угодно.
Однако Джанни Сматс прислал этому примечательному человеку сообщение: «Бери своих повстанцев, Ооm[27] Коэн, и приходи ко мне!» Ответ последовал немедленно: «Ja[28], мой старый друг, мы в седлах и готовы скакать; но с кем мы сражаемся, с немцами или с англичанами?»
И они потеряли Бритса.
Потом Коос де ла Рей, направляясь на последнюю встречу с Джанни Сматсом, где он должен был наконец принять решение, наткнулся на полицейский блокпост за Преторией и велел своему шоферу проскочить через него. Полицейский снайпер всадил ему пули в голову. Так что они потеряли и де ла Рея.
Конечно, Джанни Сматс, этот холодный коварный дьявол, нашел оправдание. Он заявил, что дорожные блокпосты были установлены, чтобы пресечь бегство с их территории известной банды грабителей банков, банды Фостера, и что полиция открыла огонь по ошибке. Однако повстанцы все поняли. Отец Лотара плакал, не скрываясь, когда они получили весть об убийстве его брата, и все поняли, что пути назад нет, что нет больше шансов на переговоры и им придется оружием защищать свою землю.
Предполагалось, что все повстанцы присоединятся к Марицу у Оранжевой реки, но они недооценили новую мобильность противостоявших им сил, обладавших теперь автомобилями с бензиновыми моторами. Забыли они и о том, что Бота и Сматс давно уже проявили себя как самые талантливые из всех бурских генералов. И когда повстанцы двинулись к своей цели, эти двое бросились им наперерез со скоростью разозленной мамбы.
Они поймали де Вета у долины Маршум и уничтожили его повстанцев артиллерийским и пулеметным огнем. Это стало ужасающей катастрофой; де Вет бежал в пустыню Калахари, преследуемый Коэном Бритсом и моторизованной колонной, и его настигли в пустыне около Ватерберга.
Потом Африканский Союз бросил свои силы обратно и на этот раз сосредоточился на Бейерсе и его отряде. Когда сражение было проиграно, Бейерс попытался уйти, переплыв полноводную реку Вааль. Но шнурки его ботинок перепутались между собой, и его тело нашли три дня спустя на берегу ниже по течению.
Лотар и его отец ждали неизбежного нападения на Оранжевой реке, но дурные вести добрались до них раньше отрядов Союза.
Английский адмирал сэр Доветон Стэрди перехватил фон Шпее у Фолклендских островов и пустил ко дну его огромные корабли «Шарнхорст» и «Гнейзенау», а также остальную часть эскадры, сам потеряв при этом убитыми всего десять британских матросов. Надежды повстанцев на помощь исчезли вместе с германским флотом.
Они продолжали упорно сражаться, когда подошли враги, но все было напрасно. Отец Лотара получил пулю в живот, и Лотар унес его от места сражения и попытался добраться через пустыню в Виндхук, где его могла бы выходить Кристина. А это значило, что ему предстояло пройти пять сотен миль по безводным пустошам. Старик так мучился от боли, что Лотар плакал, а рана быстро воспалилась, поскольку был поврежден кишечник, и уже началась гангрена, так что зловоние привлекало гиен, и они кружили возле лагеря по ночам.
Но старик был крепким и много дней сопротивлялся смерти.
— Обещай мне, сын, — потребовал он с последними вздохами, от которых веяло смертью. — Пообещай мне, что война с англичанами никогда не закончится.
— Обещаю, отец! Клянусь!
Лотар наклонился к отцу, чтобы поцеловать его в щеку, и старик улыбнулся и закрыл глаза.
Лотар похоронил его в пустыне под верблюжьей колючкой; он выкопал такую глубокую яму, что гиены не смогли бы почуять тело и вырыть его. А потом поскакал домой, в Виндхук.
Полковник Франк, немецкий командующий, оценил опыт и авторитет Лотара и предложил ему самостоятельно набрать отряд разведчиков. Лотар нашел небольшую группу мужественных буров, немецких поселенцев, готтентотов — участников восстания Бондельсварта — и чернокожих воинов и увел их в пустыню, чтобы поджидать там появления отрядов Африканского Союза.
Сматс и Бота прибыли с сорока пятью тысячами солдат и высадились в Свакопмунде и Людерице. Оттуда они двинулись вглубь материка, используя свою обычную тактику стремительных форсированных маршей, часто даже без воды для длинных переходов, атак с двух направлений и окружений и передвигаясь на новых бензиновых машинах так же, как на лошадях во время бурской войны. Против этой орды у Франка имелось восемь тысяч немецких солдат для защиты территории больше трехсот тысяч квадратных миль и тысячи миль береговой линии.
Лотар и его скауты сражались с Союзом своими методами, отравляя колодцы на пути врага, подрывая железнодорожные рельсы, обходя отряды и грабя обозы снабжения, устраивая засады и закладывая мины. Они нападали ночью и на рассвете, уводили лошадей, сами уже находясь на пределе выносливости.
Но все это было тщетно. Бота и Сматс обошли маленькую германскую армию с двух сторон, и, когда список убитых и раненых дошел до пятисот тридцати, полковник Франк сдался; но не сдался Лотар де ла Рей. Держа данное отцу обещание, он забрал остатки своего отряда скаутов и ушел с ними на север, в страшный коричневый вельд, чтобы продолжать борьбу.
Мать Лотара, Кристина, а также его жена и ребенок очутились в лагере для интернированных немцев, устроенном Союзом в Виндхуке, и там умерли.
Умерли они в результате эпидемии тифа, но Лотар де ла Рей знал, кого в итоге он должен винить в их смерти, и в пустыне он лелеял и взращивал свою ненависть, потому что ничего другого у него не осталось. Его семью убили англичане, его земли захватили и конфисковали… Ненависть стала тем топливом, что гнало его вперед.
Теперь, стоя рядом со своей лошадью на гребне одной из высоких дюн, он смотрел на зеленый Атлантический океан, где над холодным Бенгельским течением в первых лучах солнца висела дымка.
Перед ним в клубящемся тумане словно возникало лицо матери. Она была прекрасной женщиной. Высокая и статная, с густыми светлыми волосами, что ниспадали до колен, когда она их расчесывала, но обычно она их заплетала в толстые золотые косы и укладывала на голове, что еще больше подчеркивало ее рост. Глаза у нее тоже были золотыми, а взгляд прямой и холодный, как у самки леопарда.
Она пела, как валькирии Вагнера, и передала Лотару свою любовь к музыке, наукам и искусствам. А еще передала ему свою внешность, классические тевтонские черты и густые локоны, которые теперь спадали ему на плечи из-под широкополой фетровой шляпы, украшенной пучком перьев страуса, — их Лотар заткнул за привязанный к шляпе шарф, защищавший от солнца его шею. Волосы его, как и волосы Кристины, имели цвет только что отчеканенной бронзы, но брови над золотистыми леопардовыми глазами были густыми и темными.
Красота пейзажа задевала сердце Лотара так же, как могла бы тронуть музыка; словно скрипки, играющие Моцарта, она вызвала из глубины его души такую же мистическую печаль. Море было зеленым и спокойным, рябь не портила его бархатного блеска. Тихие мягкие звуки дыхания океана нарастали и утихали, как дыхание живого существа. Вдоль всего берега густая масса темных водорослей гасила движение моря. Груды ламинарии мягко двигались, словно танцуя менуэт, кланяясь и поворачиваясь в ритме океана.