В безупречно ровном круге света возникли алые перекладины креста, начертанного на борту, — как руки распятого человека…
— Матерь Божья, — прошептал Курт. — Что я натворил?
Холодея от ужаса, он медленно провел лучом вдоль корпуса корабля. Палубы уже резко наклонились в его сторону, и он видел людей, скользивших по доскам в попытке добраться до спасательных шлюпок, висевших снаружи. Некоторые тащили носилки или вели спотыкавшиеся фигуры в длинных больничных халатах, и их крики и мольбы сливались в хор, похожий на хор растревоженных на рассвете птиц.
Пока Курт наблюдал, корабль внезапно резко наклонился вперед еще сильнее, и люди на палубах посыпались на поручни. Потом по одному и целыми группами стали падать за борт.
Одна из спасательных шлюпок сорвалась и ударилась о воду рядом с корпусом, тут же перевернувшись вверх дном. Люди продолжали падать с верхних палуб. Курт сквозь ветер слышал их слабые крики, видел маленькие фонтаны белых брызг там, где они падали в воду…
— Что мы можем сделать? — прошептал рядом с Куртом Хорстхаузен.
Он вместе с капитаном следил за лучом прожектора, его бледное лицо исказилось от ужаса.
Курт выключил прожектор. После яркого света темнота показалась сокрушительной.
— Ничего, — ответил он. — Мы ничего не можем сделать.
Он повернулся и медленно пошел к трапу.
К тому времени, когда он спустился, он уже снова взял себя в руки, и его голос звучал ровно, а лицо казалось каменным, когда он отдавал приказы.
— Наблюдателя на мостик. Обороты на двенадцать узлов, новый курс — сто пятьдесят градусов.
Он спокойно стоял, когда они уходили от тонущего корабля, борясь с желанием зажать уши ладонями. Но он знал, что ему не заглушить крики, которые продолжали звучать в его голове. Он знал, что они никогда не умолкнут, что он будет слышать их даже в свой смертный час.
— Уходим от места действия, — сказал он, глядя перед собой мертвыми глазами. Его восковая кожа повлажнела от брызг и пота. — Возобновляем патрулирование.
Сантэн сидела в ногах одной из коек в своей любимой палате на палубе «С». На ее коленях лежала открытая книга.
Это была одна из самых больших кают, с восемью койками; у всех молодых людей, лежавших здесь, имелись травмы позвоночника. Ни одному из них не суждено было снова встать на ноги, но, как бы бросая вызов этому факту, эти пациенты были самыми шумными, веселыми и самоуверенными на всем «Замке Протея».
Каждый вечер в течение часа перед отбоем Сантэн читала им — или, по крайней мере, намеревалась читать. Но обычно хватало нескольких минут для того, чтобы какое-нибудь высказывание автора служило толчком к оживленным спорам, продолжавшимся до тех пор, пока их не прерывал корабельный гонг.
Сантэн наслаждалась этими часами так же, как и пациенты, и обязательно выбирала книгу на такую тему, о которой ей самой хотелось узнать побольше, то есть всегда книгу об Африке.
В этот вечер она принесла второй том «Voyage dans l’interieur de l’Afrique»[29] известного путешественника Левальяна в оригинале, на французском. Она прямо с листа переводила описание охоты на гиппопотама, и ее аудитория жадно слушала, пока Сантэн не дошла до такого эпизода: «Самка была освежевана и разрублена на части. Я приказал принести ведро, которое наполнил ее молоком. Оно оказалось не таким неприятным, как слоновье, а на следующий день почти целиком превратилось в сливки. У него был рыбный привкус и противный запах, но с кофе оно было даже приятным».
С коек раздались возгласы отвращения.
— Боже мой! — воскликнул кто-то. — Уж эти мне французы! Любой, кто способен пить молоко гиппопотама и есть лягушек…
Все разом восстали против него.
— Эй, ты! Солнышко — француженка, пес поганый! Извинись немедленно!
И в обидчика полетел через каюту град подушек.
Сантэн со смехом вскочила, чтобы восстановить порядок, но в этот миг палуба ушла из-под ее ног, девушку бросило обратно на койку спиной вперед, а корабль содрогнулся от могучего взрыва.
Сантэн с трудом встала, и тут же ее сбил новый взрыв, мощнее первого.
— Что происходит? — закричала она.
Третий взрыв погрузил их во тьму и сбросил ее с койки на пол. В полной темноте кто-то упал на нее, запутав в груде простыней.
Сантэн почувствовала, что задыхается, и снова закричала. И тут же весь корабль заполнился криками.
— Слезь с меня!
Сантэн наконец высвободилась, подползла к двери и встала. Вокруг царил хаос: в темноте метались люди, кто-то кричал, кто-то бессмысленно отдавал приказы. Внезапный, пугающий наклон палубы под ногами вызвал у Сантэн панику. Она с силой оттолкнула невидимое тело, налетевшее на нее, а потом стала ощупью пробираться по длинному узкому коридору.
В темноте зазвонили колокола, подавая сигнал тревоги, и чей-то голос проревел:
— Корабль тонет… они покидают корабль, мы здесь в ловушке!
В коридор тут же хлынули люди, и Сантэн пыталась сопротивляться этому человеческому потоку, удержаться на ногах, потому что понимала: если упадет — ее просто затопчут. Она инстинктивно старалась защищать живот, и тут ее ударило о переборку с такой силой, что у нее стукнули зубы и она прикусила язык. Когда она падала, рот наполнился металлическим вкусом крови; она выбросила вперед обе руки, когда толпа швырнула ее к направляющим перилам трапа, и она вцепилась в них изо всех сил. Сантэн стала с трудом подниматься по ступеням, рыдая и стараясь удержаться на ногах в этой бешеной буре охваченных паникой тел.
— Мое дитя! — Она услышала собственный голос. — Вы не можете убить мое дитя!
Корабль сильно качнулся, послышался треск, скрежет металла о металл, звон бьющихся стекол, и снова топот, топот ног вокруг…
— Он тонет! — пронзительно завизжал кто-то рядом с Сантэн. — Надо выбираться! Выпустите меня!..
Свет снова вспыхнул, и Сантэн увидел, что трап на верхнюю палубу битком забит дерущимися, ругающимися людьми. Она почувствовала себя избитой, раздавленной и беспомощной.
— Мое дитя! — зарыдала она, когда ее опять прижало к переборке.
Свет немного отрезвил людей вокруг нее, выведя из состояния слепого ужаса.
— Эй, здесь Солнышко! — громко крикнул кто-то.
Это был здоровенный африканер, один из самых пылких поклонников Сантэн; он взмахнул своим костылем, расчищая дорогу для девушки.
— А ну, пропустите ее! Отойдите, ублюдки, дайте Солнышку пройти!
Чьи-то руки подхватили Сантэн и подняли над полом.
— Пропустите ее!
Ее стали передавать вперед над головами мужчин, как какую-нибудь куклу. Она потеряла шарф и одну из туфель.
— Здесь Солнышко, пропустите ее!
Сантэн рыдала, когда ее передавали из рук в руки; крепкие пальцы сжимали ее, иногда даже до боли, но она быстро продвигалась вперед.
В конце трапа ее подхватили другие руки и вытащили на открытую палубу. Снаружи было темно, ветер тут же взметнул волосы Сантэн и прижал юбку к ее ногам. Палуба сильно кренилась, а когда Сантэн ступила на нее, та дрогнула еще сильнее, и девушка ударилась о стойку с такой силой, что вскрикнула.
Внезапно она вспомнила о тех беспомощных молодых людях, что остались внизу, на палубе «С».
«Мне бы следовало попытаться помочь им», — подумала она.
Тут же ей на ум пришла Анна. Неуверенно, в растерянности она оглянулась. Мужчины все еще поднимались по трапу на палубу. Не представлялось возможным идти против этого течения, и Сантэн поняла, что у нее просто нет таких сил, которые нужны для помощи любому, кто не способен ходить сам.
Вокруг нее офицеры пытались наладить хоть какой-то порядок, но большинство мужчин, которые стоически выдерживали ад окопов, оказались до безумия напуганы мыслью о том, что могут остаться на тонущем корабле, — их лица исказились, а глаза переполнял звериный ужас. Но были и такие, кто вытаскивал наверх беспомощных и слепых и вел их к спасательным шлюпкам.
Цепляясь за опорную стойку, Сантэн разрывалась между страхом за себя и ужасом при мыслях о сотнях мужчин внизу — о тех, кто, как она знала, сами никогда не смогли бы подняться на верхнюю палубу. Потом корабль под ней громыхнул и застонал в агонии, воздух вырвался из дыр ниже ватерлинии с ревом морского чудовища, и этот звук отрезвил Сантэн.
«Мое дитя, — подумала она. — Я должна спасти его, все остальное не имеет значения… только мое дитя!»
— Солнышко!
Один из офицеров увидел ее, скользнул к ней по накренившейся палубе и обхватил рукой.
— Вы должны спуститься в шлюпку — корабль может уйти под воду в любое мгновение.
Свободной рукой он сорвал с себя спасательный жилет и поднял над головой Сантэн.
— Но что случилось? — выдохнула она, когда он завязывал тесемки жилета под ее подбородком и на груди.
— Нас торпедировали. Идемте.
Он потащил ее за собой к поручням, потому что иначе невозможно было удержаться на сильно накренившейся палубе.
— Вон та шлюпка! Посадим вас в нее.
Прямо перед ними переполненная спасательная шлюпка отчаянно раскачивалась на шлюпбалке, какой-то офицер выкрикивал приказы, пока матросы старались разобраться с перепутавшимся такелажем.
Посмотрев вниз, Сантэн увидела черную воду, бурлившую и пенившуюся; ветер бросил волосы ей в лицо, наполовину ослепив.
Потом откуда-то из черноты на них упал широкий луч белого света, и они вскинули руки, закрываясь от его жестокого сияния.
— Субмарина! — крикнул офицер, державший Сантэн. — Эти свиньи торжествуют, рады бойне!
Луч оставил их и скользнул по корпусу корабля.
— Скорее, Солнышко!
Он подтащил девушку вплотную к поручням, но в этот миг канаты оборвались у носа шлюпки, и ее живой груз с пронзительными криками посыпался в бурную воду внизу.
С новым громким хлопком воздуха, который вырвался из подводных ран корабля, «Замок Протея» еще сильнее наклонился вперед, под уже невозможным углом, и Сантэн с офицером заскользили по палубе, вместе ударившись о поручни.