— Нет, здесь нет.
— Я видел, как она прыгнула, но потом потерял из вида.
— Ее здесь нет… ни в одной из шлюпок.
Анна упала на свое место. Ее дитя исчезло. Анну охватило отчаяние, и она чувствовала, что задыхается. Посмотрев за борт, она увидела мертвых людей, болтающихся на воде в спасательных жилетах, и с ужасом представила Сантэн, вот так же убитую ледяной водой, и погибшего в ее утробе младенца… и громко застонала вслух.
— Нет, — зашептала она. — Господь не допустит такой жестокости, я в это не верю. И никогда не поверю. — Отрицание придало ей сил и желания выдержать все. — Есть и другие шлюпки, Сантэн наверняка в одной из них. — Она посмотрела на горизонт. — Она жива, и я ее найду.
Небольшое происшествие с поиском пропавшей девушки стряхнуло с людей оцепенение холода и шока. Теперь командиры смогли пересадить их так, чтобы шлюпки не заваливались, пересчитать емкости с питьевой водой и аварийные запасы продуктов, позаботиться о раненых, перерезать канаты, державшие умерших, предоставляя им уплыть вдаль, и назначить гребцов. И наконец взять курс на материк, что находился в сотне миль или более к востоку от них.
Гребцы стали меняться у длинных весел, и шлюпки понемногу начали двигаться по бурной воде, хотя почти каждый завоеванный ими фут расстояния уничтожали встречные волны.
— Все хорошо, парни! — убеждал их с кормы старший офицер. — Продолжайте…
Любые действия могли отогнать отчаяние, их главного врага.
— Давайте споем, а? Кто начнет? Как насчет «Типперери»? Давайте!
— «Долог путь до Типперери, долог путь…»
Но ветер усиливался, море волновалось, и гребцы один за одним сдавались и мрачно бросали весла; песня затихла, и люди просто сидели и ждали. Потом и ощущение ожидания пропало, и теперь они просто сидели. Уже после полудня солнце на несколько минут прорвалось сквозь низкие тучи, и люди подняли к нему лица, но тучи снова скрыли его, и головы поникли, как дикие африканские маргаритки на закате.
А потом на шлюпке рядом с той, в которой сидела Анна, кто-то заговорил уныло, почти без интереса:
— Гляньте, там не корабль?
Какое-то время все молчали, словно люди не сразу могли понять такое невероятное предположение, а потом другой голос воскликнул более живо и энергично:
— Ну да… там корабль!
— Где? Где он?
Теперь уже звучало множество взволнованных голосов.
— Вон там, прямо под самой темной тучей!
— Он далеко, только верхушку видно…
— Это какой-то корабль!
— Корабль!
Мужчины пытались вставать, некоторые сорвали с себя спасательные жилеты и принялись отчаянно размахивать ими, крича во всю силу своих легких.
Анна заморгала и уставилась в ту сторону, куда все показывали. Через мгновение и она рассмотрела крошечный треугольный силуэт, темно-серый, чуть темнее унылого серого неба на горизонте.
Старший офицер над чем-то хлопотал на корме, и вдруг что-то громко зашипело, и в небо взлетел дымный хвост, взорвавшийся наверху россыпью ярких красных звезд: офицер пустил одну из сигнальных ракет, что хранились в рундуке на корме.
— Он нас видит!
— Смотрите! Смотрите! Он меняет курс!
— Это военный корабль… три трубы!
— Смотрите, главная башня треугольная… это крейсер!
— Боже мой, да это же «Несгибаемый»! Я его видел в прошлом году в Скапа-Флоу, на Оркнейских островах!
— Чем бы он ни был, да благословит его Господь! Он нас заметил! О, слава богу, он нас заметил!
Анна поймала себя на том, что одновременно плачет и смеется, прижимая к себе дорожную сумку, которая являлась единственной оставшейся у нее связью с Сантэн.
— Теперь все будет в порядке, детка! — пообещала она. — Скоро Анна тебя найдет. Тебе незачем больше тревожиться, Анна придет за тобой!
А огромная серая тень военного корабля уже быстро приближалась к ним, рассекая волны острым, как боевой топор, носом.
Анна стояла у поручней военного крейсера «Несгибаемый» вместе с группой спасенных со шлюпок и наблюдала, как гигантская гора с плоской вершиной постепенно вырастает из океана на юге.
С такого расстояния пропорции этой горы выглядели столь безупречными, плато на ее вершине было так точно срезано, а крутые склоны так искусно сточены, что ее вполне мог бы высечь из камня божественный Микеланджело.
Мужчины вокруг Анны возбужденно болтали, вися на поручнях и показывая на знакомые места, которые становились все более видимыми по мере быстрого хода корабля. Для большинства из них это было возвращением домой, хотя они уже много раз отчаивались и не надеялись сюда вернуться, и их облегчение и радость казались трогательно детскими.
Анна их радости не разделяла. Вид суши пробуждал в ней только разъедающее нетерпение, и она уже не в силах была его выносить. Скорость корабля под ее ногами ощущалась ничтожной — Анне казалось, что судно ползет, как улитка; каждая минута, проведенная в океане, была для нее пустой тратой времени, потому что лишь оттягивала тот момент, когда она могла наконец начать поиски, которые за недолгое прошедшее время стали главной движущей силой ее существования.
Анну раздражала игра моря и стихий, разворачивавшаяся перед ней, — ее не интересовало, как ветер, свободно пронесшийся над Атлантикой, не встречая помех, вдруг сталкивался с сопротивлением гигантской горы и, как дикая лошадь, впервые почувствовавшая удила, вставал на дыбы и бешено колотился о склоны.
На глазах Анны плотные белые облака набухали над широкой и плоской вершиной горы, вскипали и начинали сползать по сторонам медленным вязким потоком, опускаясь к утесам, а когда мужчины вокруг изумлялись, Анна испытывала только нестерпимое желание почувствовать землю под ногами и повернуть эти ноги на север, чтобы начать поиски.
А злобный ветер, развернувшись у подножия утесов, возвращался в море и превращал безмятежную синеву сначала в мрачный металл, а потом в пенистое безумие. Когда «Несгибаемый» обходил гору, подбираясь к узкому проходу между Столовой бухтой и островом Роббен, юго-восточный воздушный поток бил по нему, как деревянный молот, и даже такой огромный корабль вынужден был выказывать ему уважение и крениться под напором ветра.
За долгое время мореходства немало больших кораблей подходили к этой горе лишь для того, чтобы их снова унесло в море с порванными снастями, и они потом много дней, а то и недель, не видели суши; но «Несгибаемый», осознавая свою силу, прошел через волнолом, и его встретили маленькие, хлопотливые паровые буксиры. Корабль нежно коснулся причала, и стоявшая там толпа замахала руками, женщины придерживали взлетавшие на ветру юбки, а мужчины срывали с голов шляпы; на палубе крейсера заиграл военный оркестр, и сквозь резкий вой ветра понеслись звуки «Правь, Британия».
Как только был спущен трап, по нему быстро поднялись несколько человек — портовые чиновники и военно-морские офицеры в тропических белых с золотом мундирах, а с ними несколько явно важных гражданских.
Теперь вопреки обыкновению Анна ощутила некоторое любопытство, всматриваясь в белые здания города, разбросанные у подножий высоких серых утесов.
— Африка, — пробормотала она. — Так из-за нее вся эта суета? Хотелось бы понять, что именно Сантэн…
Как только она подумала о девушке, все остальное тут же вылетело из ее головы; хотя Анна по-прежнему смотрела на берег, она не видела и не слышала ничего, пока легкое прикосновение к плечу не вернуло ее к реальности.
Один из корабельных мичманов, даже в белоснежном тропическом мундире неловкий, как подросток, робко отсалютовал ей.
— Мэм, вас ждет посетитель в офицерской кают-компании.
Когда стало ясно, что Анна его не понимает, он просто кивнул, предлагая ей следовать за ним.
У двери кают-компании мичман отступил в сторону, пропуская Анну. Она остановилась у входа и подозрительно огляделась, прижимая к себе дорожную сумку как щит. Посетители и офицеры уже вовсю угощались джином с тоником из корабельных запасов, но адъютант капитана заметил Анну.
— А, вот и вы. Это та самая женщина. — Он выдернул из группы гражданских одного человека и подвел к Анне.
Анна внимательно осмотрела его. Мужчина обладал стройной мальчишеской фигурой, одет был в отлично сшитый синевато-серый костюм-тройку из дорогой ткани.
— Мевроу Сток? — спросил он почти робко.
Анна с удивлением поняла, что это далеко не мальчик, что он, пожалуй, лет на двадцать старше ее самой.
— Анна Сток? — повторил он.
Его волосы начали редеть по обе стороны над высоким гладким лбом ученого, но им было позволено расти пушистыми прядями сзади и падать на плечи.
«Нам бы поработать над вами ножницами», — подумала она, а вслух сказала:
— Ja, я Анна Сток.
Он заговорил на африкаансе, который Анна легко понимала.
— Приятная встреча — aangename kennis[30]… Я полковник Гаррик Кортни, и я огорчен — как, должно быть, и вы — нашей ужасной потерей.
В первые мгновения Анна не поняла, о чем он говорит. Вместо этого она внимательнее присмотрелась к нему — и увидела, что с его нестриженых волос сыпется на плечи дорогого костюма перхоть. На жилете не хватало пуговицы, которая свободно болталась на нитке. На шелковом галстуке красовалось жирное пятно, а носок одного из ботинок был ободран.
«Холостяк», — решила Анна.
Несмотря на умные глаза и чувственные мягкие губы, в мужчине проглядывало что-то детское и ранимое, и Анна ощутила, как в ней шевельнулся материнский инстинкт.
Он подошел немного ближе, и его неловкие движения напомнили Анне о том, что генерал Кортни рассказывал Сантэн и ей: что Гаррик Кортни в детстве потерял одну ногу из-за несчастного случая на охоте.
— Гибель моего единственного сына в бою… — Гаррик понизил голос, и выражения его глаз достало для того, чтобы смягчить настороженность Анны. — А новую потерю почти невозможно вынести… Я потерял не только сына, но и дочь и внука — до того, как смог хотя бы познакомиться с ними…