Они действительно оставляли за собой вялую блестящую волну, и Эрни тщательно выровнял их крошечный парус.
— Не меньше двух узлов! — оценил он. — Неплохо сделано, мисс Солнышко! Вы умеете работать в команде. В одиночку мне бы не справиться.
Он устроился на корме плота, направляя его обломком древесины, как румпелем.
— А теперь вы отдохните, милая, будем держать вахту по очереди.
Весь остаток дня ветер налетал на них резкими порывами, их неуклюжая мачта дважды падала за борт. И каждый раз Эрни приходилось вытаскивать из воды тяжелую опору и мокрый брезент, а потом снова все устанавливать на место, пока Сантэн дрожала от усталости.
К ночи ветер успокоился и теперь дул с юго-запада ровно и мягко. Тучи разошлись, засверкали звезды.
— У меня уже просто сил не осталось. Вам придется встать у руля, мисс Солнышко.
Эрни показал Сантэн, как поворачивать «руль», и плот уныло отозвался на движение.
— Вон та красная звезда, это Антарес, с двумя маленькими белыми звездочками по бокам — совсем как моряк на берегу с двумя подружками по обе руки, прошу прощения, мисс Солнышко; просто вы должны держать направление на Антарес, и все будет в порядке.
Старый моряк свернулся у ног Сантэн, как добродушный пес, а Сантэн съежилась на корме плотика, зажимая под мышкой грубый конец деревяшки. Волны утихли вместе с резким ветром, и ей казалось, что плот стал двигаться быстрее. Глядя назад, она видела зеленый светящийся след. И наблюдала за красным гигантом Антаресом и двумя его спутницами, сиявшими на черном бархате неба. Снова оставшись одна, все так же мучаясь страхом, она подумала об Анне:
«Милая моя Анна, где ты? Жива ли еще? Успела ли ты на одну из шлюпок или тоже цепляешься за какой-нибудь обломок, ожидая милости от моря?»
На девушку нахлынула столь сильная тоска по старой няне, что это грозило вновь превратить Сантэн в ребенка; она почувствовала, как детские слезы обжигают ей глаза, и красный свет Антареса расплылся и умножился перед ней. Сантэн хотелось забраться на колени Анны и прижаться лицом к ее теплой, пахнущей мылом обширной груди. Вся ее решительность и готовность к борьбе стали таять, и Сантэн подумала, как просто было бы лечь рядом с Эрни и оставить все попытки…
Она громко всхлипнула.
Звук собственного рыдания испугал ее, и тут же Сантэн разозлилась на себя и на собственную слабость. Она смахнула слезы большим пальцем, ощутив хруст соляных кристаллов на собственных ресницах. Ее гнев усилился, и перевела его она усилием воли с самой себя на судьбу, так жестоко обошедшуюся с ней.
— Почему? — резко спросила она у огромной красной звезды. — Что я такого сделала, из-за чего ты выбрал именно меня? Ты меня наказываешь? Майкл, потом мой отец, Нюаж и Анна… все, кого я любила! Почему ты так поступаешь со мной?
Она умолкла, испуганная тем, как близко подошла к богохульству. Согнувшись, она прижала свободную руку к животу и содрогнулась от холода. Сантэн пыталась поймать какие-то признаки жизни в своем теле, какое-то набухание, комочек, движение, но разочаровалась, и гнев вернулся к ней в полной силе, а вместе с ним — яростный вызов.
— Я клянусь! Насколько безжалостно будет меня трепать — настолько же сильно я буду сражаться за жизнь. Ты, Бог ты или дьявол, обрушил все это на меня. И потому я клянусь Тебе. Я выдержу, и мой сын выдержит вместе со мной!
Сантэн говорила бессвязно, почти бредила. Она это осознавала, но ей было все равно. Она встала на колени и погрозила кулаком красной звезде.
— Давай! — крикнула она. — Делай что хочешь, и пусть будет что будет!
Если она ожидала раската грома и удара молнии, то не дождалась, услышав только свист ветра в примитивной мачте и обрывке брезента да бульканье воды за кормой плота…
Сантэн села на корточки и крепче прижала руль, мрачно направляя плот на восток.
С первыми лучами над головой Сантэн пролетела какая-то птица. Это была маленькая морская птичка, темная, синевато-серая, с легкими белыми отметинами над глазами-бусинками, ее крылья были изящными, прекрасными, а крик звучал мягко и одиноко.
— Проснись, Эрни! — заволновалась Сантэн.
Ее распухшие губы лопнули от усилия, и капли крови поползли на подбородок. Во рту у Сантэн было сухо и пушисто, словно она держала в зубах старую кроличью шкурку, а ее жажда превратилась в нечто яркое, обжигающее.
Эрни с трудом поднялся и огляделся, еще плохо соображая. Он как будто усох и уменьшился за ночь, а его побелевшие губы шелушились от соли.
— Смотри, Эрни, птица! — пробормотала Сантэн кровоточащими губами.
— Птица, — повторил Эрни, глядя вверх. — Земля близко.
Птица повернула и умчалась, держась низко над водой; ее силуэт быстро пропал из вида на фоне темно-серого моря.
В середине утра Сантэн молча показала вперед; ее рот и губы настолько высохли, что она просто не могла говорить. На поверхности прямо перед плотом плыло нечто темное, спутанное. Оно покачивалось, раскидывая щупальца, словно глубинный монстр.
— Бурая водоросль! — прошептал Эрни. — Морская капуста…
Когда они подошли достаточно близко, он зацепил массу рулем и подтащил тяжелую подушку растений к плоту.
Стебель водоросли был толщиной с мужскую руку и около пяти метров в длину, и на его конце висела густая кисть листьев. Растение явно оторвалось от скал из-за шторма.
Тихонько постанывая от жажды, Эрни отрезал кусок толстого стебля. Под резинистой кожицей пряталась мягкая часть стебля с пустотой в середине. Эрни настрогал ножом немного мякоти и сунул горсть этих стружек в рот Сантэн. Стружки истекали соком. Вкус у растения оказался резким и неприятным, он отдавал йодом и перцем, но Сантэн позволила жидкости просочиться в ее горло и замычала от восторга. Они с Эрни наслаждались соком морской капусты, выплевывая высосанную мякоть. Потом немного передохнули, чувствуя, как в их тела возвращаются силы.
Эрни снова налег на руль и направил плот по ветру. Штормовые тучи ушли, солнце согрело их и высушило одежду. Сначала они подставляли лица его лучам, но вскоре жар стал слишком сильным, и они уже пытались спрятаться от него в крохотном пятне тени от их паруса.
Когда солнце добралось до зенита, они оказались в полной власти зноя, и жара теперь высасывала влагу из их тел. Они выжали из водоросли еще немного сока, но теперь неприятный химический вкус вызвал у Сантэн тошноту, и она поняла, что если ее вырвет — она снова потеряет драгоценную влагу. Высасывать сок морской капусты следовало лишь очень малыми дозами.
Прислонившись спиной к самодельной мачте, Сантэн смотрела на горизонт, на великое кольцо грозной воды, что окружала их; это кольцо нарушалось лишь на востоке, где низко повисли мрачные тучи. Ей понадобился почти час, чтобы осознать: несмотря на ветер, тучи не меняют очертаний. Скорее наоборот, они как бы уплотнялись и понемногу становились выше, сохраняя прежнюю линию рисунка вдоль горизонта…
Теперь Сантэн уже могла рассмотреть крошечные неровности, невысокие возвышенности и низины между ними, которые оставались все теми же, совсем не похожими на облака…
— Эрни, — прошептала она. — Эрни, посмотри на те тучи…
Старый матрос поморгал, а потом медленно поднялся. Из его горла вырвался тихий стон, и Сантэн поняла, что это крик радости.
Она встала рядом с ним и впервые посмотрела на Африканский континент.
Африка поднималась из моря с дразнящей неспешностью, а потом почти стыдливо закуталась в бархатное покрывало ночи и снова исчезла из вида.
Плот мягко двигался сквозь часы темноты, но ни Сантэн, ни Эрни не спали. Восточный небосклон начал понемногу светлеть, и звезды побледнели, а совсем близко впереди встали огромные пурпурные дюны Намибийской пустыни.
— Как здесь прекрасно! — выдохнула Сантэн.
— Это суровые и опасные земли, мисс, — предостерег ее Эрни.
— Но такие красивые!
Дюны очерчивались лиловыми и фиолетовыми тенями, а когда первые лучи солнца коснулись песчаных вершин, они вспыхнули красным золотом и бронзой.
— Красота — она разная, — проворчал Эрни. — Мне бы зеленые поля старой Англии и все остальное, черт побери, прошу прощения, мисс Солнышко.
Со стороны суши вылетели стаи олушей с желтыми шеями — они мчались достаточно высоко, чтобы их позолотило солнце, а прибой вдоль берега гудел и урчал, как сонное дыхание спящего континента. Ветер, так долго дувший им в спину, теперь почуял землю и закрутился водоворотами. Он опрокинул назад маленький парус, и мачта упала в воду в путанице брезента и веревок.
Сантэн и Эрни испуганно переглянулись. Земля была уже так близко, что, казалось, до нее можно дотянуться рукой… а им нужно было снова, теряя силы, устанавливать мачту. Ни у одного из них уже не доставало энергии для этого нового испытания.
Эрни наконец встал, молча отвязал от пояса свой складной нож и протянул его Сантэн. Она привязала его к себе, а старый моряк в очередной раз соскользнул с плота и поплыл к верхушке короткой мачты. Сантэн, стоя на коленях, принялась распутывать брезент и канаты. Узлы пропитались водой, и Сантэн пришлось развязывать их с помощью острия ножа.
Она свернула веревки и оглянулась, когда Эрни крикнул:
— Готова, милая?
— Готова!
Сантэн встала, неуверенно покачиваясь на подпрыгивавшем плоту, держа в руках веревку, что тянулась от верхушки мачты, и готовилась помочь Эрни вернуть несчастный кусок дерева на место.
Потом что-то мелькнуло позади головы старого матроса, торчавшей над водой, и Сантэн замерла и вскинула руку, чтобы прикрыть глаза от солнца. Она недоуменно уставилась на странно очерченный предмет. Тот несся над зеленым течением, высотой примерно до пояса человеку, и утренние лучи посверкивали на нем, как на металле. Нет, не как на металле, а как на роскошном темном бархате. Предмет напоминал парус детской лодочки — и Сантэн вдруг с тоской припомнила мальчишек у деревенского пруда, которые по воскресеньям, наряженные в матроски, запускали свои суденышки.