ь у подножия дюн, песчаные горы в серебряном лунном свете стали казаться черными и далекими, безжалостными и враждебными.
— Их невозможно обогнуть. — Гарри смотрел на костер, не в силах встретиться с Анной взглядом. — Им нет конца.
— Утром мы вернемся к берегу, — безмятежно заявила она ему.
И встала, чтобы уйти на свою постель, предоставив Гарри сгорать от желания.
На следующий день они вернулись по своим же следам; к тому времени, когда они добрались до того места, где дюны встречались с океаном, снова наступил вечер.
— Нет там дороги, — безнадежно повторял Гарри, потому что прибой бился прямо у подножия песчаных гор.
Даже Анна впала в уныние, молча глядя на огонь костра.
— Если мы будем ждать здесь, — хрипло прошептала она, — то, может быть, Сантэн сумеет сама добраться до нас… Она ведь наверняка знает, что ее единственная надежда — двигаться на юг. Если мы не можем пойти к ней, то можем подождать, пока она придет к нам.
— У нас кончается вода, — тихо возразил Гарри. — Мы не можем…
— Сколько мы продержимся?
— Три дня, не больше.
— Четыре дня, — умоляюще произнесла Анна.
В ее голосе звучало такое отчаяние, а на лице появилось такое выражение, что Гарри действовал не думая. Он протянул к Анне обе руки. И испытал нечто вроде восхитительного ужаса, когда Анна качнулась к нему, и они обняли друг друга: она — в отчаянии, он — в пугающем огне страсти. Несколько мгновений Гарри тревожился, что мужчины у другого костра их увидят… а потом ему стало все равно.
— Идем.
Анна встала, подняла его и повела за брезентовую занавеску. Его руки так дрожали, что он не мог расстегнуть пуговки ее блузки. Анна нежно хихикнула.
— Вот так… — Она сама раздела его. — Вот так, мой глупый малыш.
Пустынный ветер холодил ему спину и бока, но внутренне Гарри пылал от долго сдерживаемой страсти. Он больше не стыдился своего волосатого живота, выпиравшего, как маленький горшок, или своих бедер, тощих, как у аиста, и слишком длинных для его тела. Он с бешеной торопливостью лег на Анну, спеша проникнуть в нее, затеряться в этой огромной мягкой белизне, спрятаться там от всего мира, который так долго был слишком жесток к нему.
А потом это внезапно произошло снова: он почувствовал, как жар и сила покидают его пах, как его плоть увядает и съеживается, как в ту ужасную ночь больше тридцати лет назад. Он лежал на белом матрасе живота Анны, приютившись между ее полными, мощными бедрами, и ему хотелось умереть от стыда и бессилия. Гарри ждал издевательского смеха Анны и ее презрения. Он знал, что на этот раз погиб окончательно. Ему некуда бежать, потому что сильные руки Анны обхватили его, ее бедра сжимали его в плотских тисках.
— Мевроу… — пробормотал наконец он. — Прости, я не… я никогда не был хорош в этом…
Анна снова хихикнула, но это был благодушный и сочувственный звук.
— Это уже моя печаль, — хрипло шепнула она ему на ухо. — Позволь немножко помочь тебе…
И Гарри почувствовал, как ее рука скользнула вниз, втиснувшись между их обнаженными животами.
— Ну, где там мой щеночек? — сказала она.
Ее пальцы сжались на его плоти, и Гарри запаниковал. Он попытался высвободиться, но Анна легко удержала его, он не мог избежать прикосновения ее пальцев. От постоянного труда эти пальцы были жесткими, как наждачная бумага, но искусными и настойчивыми, они потягивали и подергивали, а голос Анны превратился в счастливое мурлыканье.
— О, это большой мальчик, вот как… Какой большой мальчик…
Гарри уже не мог сопротивляться, все нервы и мускулы в его теле напряглись почти до боли, а пальцы Анны продолжали мять и поглаживать, добиваясь своего, а ее голос стал тише, он звучал уже почти сонно, без настойчивости, он успокаивал, и Гарри почувствовал, как его тело начало расслабляться…
— Ах! — торжествующе выдохнула Анна. — И что это происходит с нашим большим щеночком, а?
Ее пальцы внезапно встретили напряжение, она снова хихикнула, а Гарри ощутил, как крупные бедра, сжимавшие его, медленно раздвинулись.
— Полегче, полегче! — предостерегла его Анна, потому что он уже снова начал дергаться на ней. — Вот так… да, вот так, так…
Она направляла его, стараясь сдерживать, но он уже отчаянно спешил.
И тут в ноздри Гарри проникла волна жара, горячего запаха ее собственного тела, густого и сильного, и это был волшебный аромат возбужденной женщины, и естество Гарри снова наполнилось силой. Он стал героем, орлом, молотом богов… Он стал сильным, как бык, длинным, как меч, твердым, как гранит…
— О да! — воскликнула Анна. — Сюда, вот так…
И Гарри забыл о сопротивлении, он ринулся вперед сквозь все барьеры и проскользнул в глубины, и их изысканный жар превзошел все, что было ему знакомо. А она все более настойчиво и сильно поднималась навстречу ему и снова опускалась, словно он был кораблем, угодившим в шторм, и тихо стонала, и поощряла его хриплыми гортанными вскриками, пока наконец небеса не обрушились на него и не раздавили между собой и землей.
Гарри медленно вернулся из далей, и Анна обнимала его и ласкала, и говорила с ним, как с маленьким ребенком:
— Ну вот, мой малыш. Видишь, все в порядке. Теперь все в порядке.
И Гарри знал, что это действительно так. Теперь все было в порядке. Он никогда в жизни не чувствовал себя таким защищенным и укрытым. Он никогда не знал такого глубокого, всепроникающего покоя. Он прижался лицом к ее груди и погрузился в эту обильную материнскую плоть, и ему захотелось остаться там навсегда.
А Анна поглаживала его редкие шелковистые волосы, заводя их за уши, нежно глядела на него, и розовая лысинка на его макушке поблескивала в свете костра, вызывая такое желание утешить, что от него становилось больно. Вся накопившаяся в ней любовь и опасения за пропавшую девушку нашли новое направление, потому что она была рождена для того, чтобы отдавать другим любовь и преданность. И Анна стала покачивать Гарри, убаюкивая и напевая.
Потом, уже на рассвете, случилось другое чудо. Когда Гарри вышел из лагеря и направился к началу пляжа, он увидел, что дорога для них открыта. Под влиянием растущей луны океанские приливы и отливы усилились, и сейчас вода отошла, оставив под дюнами широкую полосу твердого влажного песка.
Гарри бегом вернулся в лагерь и сорвал одеяло со своего командира.
— Поднимай своих людей, капрал! — закричал он. — Надо сейчас же заправить «форд» горючим, нагрузить необходимым, включая воду на четверых на три дня. Я хочу, чтобы все было готово через пятнадцать минут, понятно? Давай быстрее, пошевеливайся, парень, нечего тут стоять и таращиться на меня!
Развернувшись, он помчался навстречу Анне, вышедшей из-за брезентовой занавески.
— Мевроу, отлив! Мы можем проехать!
— Я так и знала, что вы найдете дорогу, минхеер!
— Мы поедем в «форде» — вы, я и еще два человека. Поспешим, пока не начнется прилив, потом поставим машину повыше, а когда вода снова уйдет, двинемся дальше. Сможете быть готовы через десять минут? Нужно воспользоваться отливом. — Он повернулся в другую сторону. — Ну же, капрал, заставь всех поспешить!
Когда он отошел в сторону, капрал расширил глаза и проворчал достаточно громко, чтобы другие его услышали:
— И что это стряслось с нашим старым воробьем… черт побери, он стал шустрым, как индюк!
Они ехали два часа, гоня «форд» на полной скорости в пятьдесят миль в час там, где песок был твердым. Когда он становился мягким, трое пассажиров, включая Анну, выскакивали и толкали машину, налегая на нее изо всех сил, а потом, когда песок снова твердел, запрыгивали внутрь и, гикая от волнения, снова неслись на север.
Наконец снова начался прилив, и Гарри нашел промежуток между дюнами, куда они и загнали машину, вручную затолкав ее по сухому сыпучему песку и поставив выше линии прилива.
Он разожгли костер из плавника, сварили кофе и поели, а потом устроились ждать, когда отлив снова откроет для них береговую полосу. Трое мужчин растянулись в тени машины, но Анна побрела вдоль высокой воды, то и дело останавливаясь и прикрывая глаза ладонью от сияния моря, неустанно всматриваясь на север.
Гарри, приподнявшись на локте, наблюдал за ней с такой любовью и благодарностью, что ему было трудно дышать.
«В дни осени моей жизни она подарила мне юность, какой я никогда не знал, — думал он. — Она принесла мне любовь, которая до сих пор проходила мимо меня».
А когда Анна дошла до следующей песчаной бухточки и исчезла за дюной, Гарри ощутил, как ему невыносимо терять ее из вида.
Вскочив, Гарри поспешил вслед за ней. Дойдя до выступа той дюны, он увидел Анну уже в четверти мили впереди. Она рассматривала что-то, наклонившись над песком, — но теперь выпрямилась и, увидев Гарри, обеими руками замахала над головой, что-то крича. Гул прибоя заглушал ее голос, но волнение Анны было так очевидно, что Гарри бросился к ней бегом.
— Минхеер! — Она уже спешила навстречу ему. — Я там нашла…
Не договорив, она просто схватила Гарри за руку и потащила за собой.
— Смотрите!
Она упала на колени рядом с неким предметом. Находка была почти полностью засыпана песком, и поднимавшаяся вода уже омывала предмет и бурлила вокруг него.
— Это же кусок лодки!
Гарри опустился рядом с ней, и они вместе принялись рыть песок голыми руками, бешено спеша вытащить обломок дерева, покрашенного в белый цвет.
— Отличная работа, — пробормотал Гарри. — Похоже на часть спасательной шлюпки адмиралтейства.
Новая волна обрушилась на пляж и промочила их до пояса, но, отхлынув, унесла с собой часть песка, и стало видно название, написанное черными буквами на разбитом корпусе.
— «Замок Пр…»
Остальное исчезло; древесина была обломана и расщеплена.
— Да, «Замок Протея», — прошептала Анна.
Она смахнула с букв песок подолом мокрой юбки.
— Вот видите! — Женщина повернулась к Гарри, и по ее красным щекам обильно хлынули слезы. — Доказательство, минхеер, это доказательство того, что моя малышка добралась до берега и спаслась!