— Мне просто чудится. Я вижу то, чего нет. Мы не должны впадать в панику из-за теней…
Сантэн решительно шагнула вперед, но вскоре опять испуганно остановилась.
— Ты это слышал, Шаса? За нами кто-то идет. Я уловила шаги, но они теперь затихли. Оно наблюдает за нами, я чувствую…
В этот момент на луну набежало небольшое облачко, мир охватила тьма.
— Ничего, луна скоро появится… — Сантэн так крепко прижала к себе младенца, что тот тихо запищал, протестуя. — Прости, малыш…
Она ослабила объятия и, шагнув вперед, слегка запнулась.
— Лучше бы мы не уходили… нет, неправда. Мы должны идти дальше. Мы должны быть храбрыми, Шаса. Но без луны мы не увидим след…
Она опустилась на землю, чтобы передохнуть, и стала смотреть на небо. Луна бледным нимбом просвечивала сквозь тонкие серые облака, а потом вырвалась в прореху между ними и на мгновение залила поляну мягким платиновым светом.
— Шаса!.. — голос Сантэн перешел в тонкий пронзительный крик.
Она увидела нечто, огромное бледное очертание, большое, как лошадь, но крадущееся, зловещее, на лошадь совсем не похожее. От ее крика это залегло в траве и исчезло из вида.
Сантэн вскочила и бросилась к деревьям, но не успела добежать до них, как луна снова скрылась, и в темноте Сантэн упала, растянувшись во весь рост. Шаса жалобно хныкал у ее груди.
— Пожалуйста, детка, тише, тише… — Сантэн обняла его, но ребенок ощутил ее ужас и закричал. — Не надо, Шаса… Ты его приманишь…
Сантэн отчаянно дрожала. То большое бледное существо в темноте испускало чудовищную угрозу, его окружала буквально ощутимая аура зла, и Сантэн уже знала, что это такое. Она видела подобное прежде.
Она прижалась к земле, стараясь прикрыть Шасу своим телом. Потом раздался некий звук — нет, ураган звуков, заполнивших ночь, заполнивших ее голову… казалось, заполнивших и всю ее душу. Она уже слышала эти звуки прежде, но не так близко, не так пугающе…
— Ох, святая Матерь Божья… — прошептала Сантэн.
Это был кровожадный рев льва. Самый страшный звук в диких африканских землях.
Тут луна снова выглянула из облаков, и Сантэн отчетливо увидела льва. Он стоял в пятидесяти шагах от девушки и смотрел на нее; он был огромным, с распушившейся рыжей гривой, похожей на павлиний хвост, вокруг массивной головы. Хвост зверя метался из стороны в сторону, размахивая черной кисточкой на конце, как метрономом. А потом зверь вытянул шею и сгорбил плечи, опуская голову и разевая пасть, его длинные желтоватые клыки блеснули, как кинжалы… и он снова взревел.
Вся свирепость и жестокость Африки словно сконцентрировалась в этом рыке. И хотя Сантэн прочитала много описаний подобного в книгах путешественников и охотников, они не могли подготовить ее к подобной реальности. Рев как будто вдавился в ее грудь, и сердце сжалось, а легкие уменьшились. От этого жуткого звука ослабели все внутренности девушки, ей пришлось изо всех сил сдерживать невольные позывы. Шаса на ее руках запищал и завертелся, и этого оказалось достаточно, чтобы вывести Сантэн из состояния ступора.
Этот лев был старым рыжим самцом, изгнанным из прайда. Его зубы и когти истерлись, шкура облезла, на плечах он был почти лысым. И в битвах с молодыми самцами, гнавшими его прочь, он потерял один глаз, выдранный чьим-то когтем.
Он был болен и умирал от голода, его ребра выпирали из-под клочковатой шкуры. Три дня назад голод заставил его напасть на дикобраза. С дюжину длинных ядовитых игл глубоко вонзились в его шею и морду, вокруг них уже началось нагноение. Да, он был стар, слаб и неуверен, опасался людей и человеческого запаха. Его наследственная память и собственный опыт приказывали ему держаться подальше от этих странных, хрупких, стоящих прямо существ. И его рев был признаком нервозности и сомнений. Да, когда-то, будучи до такой же степени голодным, как сейчас, он действовал бы быстро и бесшумно. Даже теперь в его челюстях оставалось достаточно силы, чтобы раздробить череп или бедренную кость, чтобы одним ударом массивной передней лапы сломать человеческий позвоночник. Однако он медлил, кружа неподалеку от жертвы. Возможно, без луны он был бы храбрее… или если бы он уже охотился на человека и пробовал его плоть… или если бы боль от вонзившихся игл не была такой мучительной… но теперь он нерешительно ревел.
Сантэн вскочила. Это было чисто инстинктивным движением. Ей приходилось наблюдать, как старый черный кот в конюшне Морт-Ома охотился на мышь и как он реагировал на попытку добычи сбежать. Она почему-то знала, что если побежит — подобное поведение заставит и этого огромного кота мгновенно броситься за ней.
Она пронзительно закричала, размахивая своей длинной палкой, и ринулась на льва. Тот развернулся и отбежал через траву шагов на пятьдесят, но потом остановился и оглянулся, размахивая хвостом, и разочарованно рыкнул.
Не сводя с него глаз, держа ребенка под мышкой и продолжая размахивать палкой, Сантэн попятилась. Она оглянулась через плечо — ближайшее дерево мопане стояло в стороне от основной массы леса. Оно было прямым и крепким, с развилкой ветвей высоко над землей, но оно точно так же могло находиться и на другом краю земли от Сантэн.
— Мы не должны бежать, Шаса, — прошептала она, и ее голос дрогнул. — Медленно. Очень медленно…
Пот заливал ей глаза, она тряслась от холода и ужаса.
Лев полукругом пошел к лесу, низко опустив голову и насторожив уши; Сантэн видела, как его одинокий глаз сверкает, подобно острию ножа.
— Нам нужно добраться до дерева, Шаса…
Малыш заныл и брыкнул ногами. Лев остановился, и Сантэн услышала, как он принюхивается.
— О господи, он такой огромный…
Нога Сантэн за что-то зацепилась, и девушка чуть не упала. Лев прыгнул вперед, громко сопя, как локомотив, и Сантэн снова закричала, взмахнув палкой.
Лев остановился, но на этот раз продолжал смотреть на нее, угрожающе опустив лохматую голову и хлеща длинным хвостом; когда Сантэн начала пятиться, он двинулся вперед, припадая к земле.
— Дерево, Шаса… мы должны добраться до дерева…
Лев опять двинулся полукругом, и Сантэн посмотрела на луну. С севера к ней подбиралась очередная масса темных облаков.
— Пожалуйста, не скрывайте луну! — хрипло пробормотала Сантэн.
Она прекрасно осознавала, в какой степени ее жизнь зависит от этого неяркого, неуверенного света; она инстинктивно чувствовала, как осмелеет огромная кошка в темноте. Даже теперь лев кружил все ближе, подбирался к ней, хотя все еще соблюдал осторожность, но наблюдал за девушкой и, возможно, начинал уже понимать, насколько она беспомощна. До последнего броска оставались секунды.
Что-то ударило Сантэн в спину, она взвизгнула и чуть не упала, прежде чем сообразила, что добралась до ствола мопане. Она ухватилась за него, потому что ноги ее не держали — настолько сильным оказалось облегчение.
Дрожа так, что едва не выронила все, Сантэн сняла с плеча кожаную сумку и вытряхнула из нее яйца-бутыли. Потом ногами вниз сунула в сумку младенца, так что снаружи осталась только его голова, и повесила сумку на спину. Шаса гневно закричал, краснея от злости.
— Потише, пожалуйста, потише…
Сантэн снова схватила свою палку и засунула за веревочный пояс, как меч. Она подпрыгнула, чтобы ухватиться за нижнюю ветку, и полезла вверх, упираясь босыми ногами в грубую кору. Раньше она сочла бы такое невозможным, но в отчаянии обнаружила в себе скрытые силы и все лезла и лезла вверх, напрягая руки и ноги.
Она очутилась на нижней ветке, но та находилась в каких-то пяти футах над землей, а лев уже угрожающе рыкнул и бросился вперед. Сантэн взобралась на ветку повыше, потом еще повыше. Жесткая кора обдирала кожу, пальцы и голени девушки уже кровоточили к тому времени, когда она очутилась в развилке ветвей мопане в тридцати футах над землей.
Лев почуял кровь, и это заставило его взбеситься от голода. Он с ревом обошел дерево, остановился около яиц, брошенных Сантэн, потом снова взревел.
— Все в порядке, Шаса…
Сантэн всхлипывала от облегчения, съежившись на высокой развилке, держа ребенка на коленях и глядя через листья и ветки на широкую мускулистую спину льва. Она заметила, что видит уже гораздо лучше, — первые признаки рассвета появились на восточном небосклоне. Сантэн отчетливо различала имбирно-красноватый цвет львиной шкуры, а его грива, в отличие от тех рисунков, которые она видела, была не черной, а такого же рыжеватого цвета.
— О’ва называет их красными дьяволами, — вспомнила Сантэн, прижимая к себе Шасу и стараясь успокоить его. — Сколько еще до полного рассвета?
Она тревожно посмотрела на восток и увидела, что небо уже залилось цветами расплавленной меди и тлеющих углей.
— Скоро наступит день, Шаса, — сказала она. — Тогда зверюга уйдет прочь…
Лев внизу встал на задние лапы и оперся передними о ствол, глядя вверх, на Сантэн.
— Один глаз… у него только один глаз…
Черная пустая глазница почему-то делала единственный яркий желтый глаз еще более пугающим, и Сантэн отчаянно задрожала.
Лев принялся драть ствол дерева когтями обеих передних лап, снова испуская жуткий хриплый рык. Он сдирал с дерева длинные полосы коры, оставляя на стволе влажные раны, сочащиеся соком.
— Убирайся! — закричала на него Сантэн.
Лес присел на задних лапах и подпрыгнул вверх на добрых четыре фута.
— Нет! Убирайся!
Майкл рассказывал Сантэн, и она сама читала у Левальяна, что львы не лазают по деревьям, но этот огромный рыжий кот, вцепившись когтями в ствол, подтянулся на ветку в десяти футах над землей; стоя там, хищник балансировал, глядя на Сантэн в упор.
— Шаса!
Сантэн понимала, что лев твердо решил добраться до нее, и то, что она находится довольно высоко, лишь оттягивает последнее мгновение.
— Шаса, мы должны спасти тебя!
Она с трудом поднялась, встав в развилке и держась за боковую ветку.
Выше над ней находилась сломанная ветвь, торчавшая, как вешалка для шляп, и Сантэн, собрав все оставшиеся у нее силы, подняла кожаную сумку с ребенком и зацепила ее ремень за этот колышек.