А потом, словно по волшебству, появилась другая человеческая фигура — как будто прямо из земли. Крошечный обнаженный человечек, похожий на эльфа, стоял буквально в двадцати шагах от всадника, волочившегося за лошадью. Каким бы невероятным это ни казалось, но он, видимо, скрывался за маленькой группой кустов, неспособной скрыть даже зайца.
Лотар уставился на него в беспомощном ужасе, а маленькое чучело вскинуло лук и пустило стрелу. Лотар видел ее полет — как будто пылинка пронеслась в солнечном свете, — а потом голый бушмен развернулся и побежал прочь от всадников.
Люди Лотара уже кричали и пытались вскочить в седла, но лошади словно заразились ужасом, вставали на дыбы и кружили на месте. Лотар первым вскочил в седло. Он даже не коснулся стремян, просто оперся ладонью о холку лошади и взлетел ей на спину, развернул ее и помчался вперед.
Но убегающий бушмен уже исчез среди низких кустов, искаженных солнечным светом; он мчался с невероятной скоростью. Человек, в которого он стрелял, отпустил лошадь и встал. Он стоял, широко расставив ноги, и слегка покачивался из стороны в сторону.
— Эй, ты как? — крикнул Лотар, подъезжая к нему.
И тут он увидел стрелу.
Ее древко качалось в воздухе на уровне груди Вуйла Липпи, но наконечник вонзился ему в щеку; он недоуменно таращился на Лотара. Лотар спрыгнул на землю и схватил его за плечи.
— Я покойник, — тихо произнес Липпи.
Его руки повисли вдоль боков, а Лотар схватил стрелу и попытался вытащить ее. Мышцы щеки Липпи потянулись вслед за стрелой, приобретя сходство с холмом, и он закричал, пошатнувшись. Лотар, стиснув зубы, повторил попытку, но на этот раз хрупкое тростниковое древко с тихим треском сломалось, оставив костяной наконечник в человеческой плоти, и Липпи задергался.
Лотар схватил его за грязные черные волосы и повернул голову так, чтобы увидеть рану.
— Не вертись, черт бы тебя побрал!
Из раны торчал короткий обломок. Он был покрыт черной резинистой массой.
— Сок ядовитого молочая…
Лотару уже приходилось изучать оружие сан; его отец некогда собрал немалую коллекцию племенных артефактов. И теперь Лотар узнал яд — это был концентрированный млечный сок корня одного из редких пустынных молочаев. Даже просто изучая стрелу взглядом, Лотар буквально видел, как отрава расползается под кожей, как на ней появляются темные сине-фиолетовые полосы — они расцветали, как кристалл марганцовки в воде, следуя по кровеносным сосудам…
— Сколько еще?
Страдающие глаза Липпи смотрели на Лотара в упор, умоляя дать утешающий ответ.
Сок выглядел недавно выпаренным, не утратившим силу, но Вуйл Липпи был крупным, сильным и здоровым, его тело сопротивлялось… Это могло затянуться на несколько ужасающих часов, которые показались бы вечностью.
— Можешь ты ее вырезать? — жалобно произнес Липпи.
— Она вошла глубоко, ты истечешь кровью.
— Так выжги ее!
— Тебя убьет боль.
Лотар помог Липпи сесть, и к ним подскакал Хендрик вместе с остальными.
— Двое оставайтесь с ним, присмотрите, — приказал Лотар. — Хендрик, мы с тобой — за той маленькой желтой скотиной.
Они гнали усталых лошадей и через двадцать минут увидели впереди бушмена. Он словно таял и пританцовывал в слоях жаркого воздуха, и Лотар почувствовал, как его переполняет черная ярость; такую ненависть человек может чувствовать только по отношению к тому, чего он боится в глубине души.
— Вперед! — Лотар махнул Хендрику. — Отрежешь его, если он повернет.
Они пришпорили лошадей, быстро догоняя убегающую фигурку.
— Ты мне за все заплатишь, — мрачно пообещал Лотар.
Он размотал свернутое в рулон одеяло, что было привязано к луке его седла.
Овечья шкура, которую он использовал как постель, должна была защитить его от хрупких костяных стрел. Лотар обернул ею торс, а один конец подтянул повыше, прикрывая рот и нос. Потом надвинул на лоб широкополую шляпу, оставив лишь щель для глаз.
Убегавший бушмен находился в двух сотнях ярдов впереди. Он был обнажен, при нем имелись только лук и корона крошечных стрел в кожаной повязке на голове. Его тело блестело от пота, оно было цвета яркого янтаря и на солнце казалось почти прозрачным.
Он бежал легко, как газель, его маленькие аккуратные ноги словно и не касались земли.
Раздался треск винтовочного выстрела, пуля взбила фонтан светлой пыли прямо позади бегущего бушмена, и бушмен подпрыгнул, а потом, как это ни казалось невероятным, прибавил скорость, удаляясь от двух всадников. Лотар оглянулся на Хендрика; тот скакал без поводьев, обеими руками перезаряжая «маузер».
— Не стреляй! — злобно закричал Лотар. — Он мне нужен живым!
Хендрик опустил винтовку.
Еще милю бушмен продолжал нестись все так же стремительно, но потом постепенно стал замедлять ход. И они опять догоняли его.
Лотар видел, что ноги сан начинают заплетаться от утомления, но его лошадь уже почти окончательно выдохлась. Ее морда покрылась пеной, летевшей на сапоги Лотара.
В пятидесяти ярдах впереди измученный бушмен развернулся к ним лицом, оказавшись в безвыходном положении; его грудь поднималась и опускалась, как кузнечные мехи, пот капал с короткой остроконечной бородки. Но глаза сан смотрели дико, яростно, вызывающе, когда он поднимал лук.
— А ну, давай, мелкое чудище! — закричал Лотар, стараясь добиться того, чтобы бушмен метил в него, а не в лошадь. И его уловка удалась.
Бушмен вскинул лук и пустил стрелу одним движением, и стрела пронеслась в воздухе, как луч света. Она попала бы Лотару в горло, но толстая шерсть овечьей шкуры погасила удар, и стрела отскочила, задела его сапог и упала на сухую землю.
Бушмен отчаянно пытался достать другую стрелу, когда Лотар наклонился в седле, как игрок в поло, наносящий удар справа, и взмахнул «маузером». Ствол винтовки ударил бушмена по голове сбоку, над ухом, и тот упал.
Лотар натянул поводья, останавливая лошадь, и спрыгнул на землю, но Хендрик его опередил и уже яростно замахнулся прикладом «маузера» над головой лежавшего на земле бушмена. Лотар схватил его за плечо и оттолкнул в сторону с такой силой, что Хендрик покачнулся, чуть не падая.
— Живым, я тебе сказал! — рявкнул Лотар и опустился на колени рядом с распростертым телом.
Из уха бушмена сочилась тонкая струйка крови, и Лотар, слегка обеспокоившись, прижал палец к сонной артерии на горле, но потом облегченно хмыкнул. Он поднял крошечный лук и сломал его пополам, швырнув куски в разные стороны, а потом охотничьим ножом перерезал кожаную перевязь на голове бушмена и одну за другой отломил от стрел ядовитые наконечники, обращаясь с ними с крайней осторожностью.
Переворачивая бушмена на живот, он велел Хендрику принести кожаные шнуры из его седельной сумки. Лотар тщательно связал пленника, удивляясь его безупречной мускулатуре и грациозности маленьких рук и ног. Он связал вместе запястья и локти пленника, колени и лодыжки, затягивая узлы так туго, что шнур глубоко врезался в янтарную кожу.
Потом он поднял бушмена — одной рукой, словно какую-нибудь куклу, — и бросил на свое седло. Движение заставило бушмена прийти в себя, он поднял голову и открыл глаза. Они были цвета свежего меда, а белки слегка отливали желтизной. Лотар словно заглянул в глаза леопарду, попавшему в западню, — столько в них было ярости, — и Лотар невольно отступил на шаг.
— Они просто звери, — сказал он.
Хендрик кивнул:
— Они хуже чем звери, потому что хитры и искусны, как люди, хотя и не являются людьми на самом деле.
Лотар взял поводья и повел измученного скакуна назад, туда, где они оставили раненого Вуйла Липпи.
Оставшиеся с ним уже закутали Липпи в серое шерстяное одеяло и уложили на овечью шкуру. Они явно ждали, что Лотар подойдет к нему или как-то позаботится о нем, но Лотару совсем не хотелось вмешиваться. Он прекрасно знал, что Вуйлу Липпи уже ничем не помочь, поэтому тянул время, снимая связанного бушмена с седла и бросая его на песчаную землю. Маленькое тело согнулось, словно защищаясь, а Лотар стреножил лошадь и медленно пошел к людям, собравшимся у закутанной в одеяло фигуры.
Он сразу увидел, что яд действует быстро. Половина лица Липпи гротескно распухла и покрылась яркими фиолетовыми линиями. Один глаз закрылся, его веки выглядели как перезревшие виноградины, черные и блестящие. Второй глаз был широко открыт, но его зрачок сжался в крохотную точку. Он никак не дал понять, что узнал склонившегося над ним Лотара, и, скорее всего, уже вообще ничего не видел. Дышал он с крайним трудом, борясь за каждый вздох, потому что яд уже частично парализовал легкие.
Лотар потрогал лоб Липпи; его кожа была холодной и липкой, словно у рептилии. Лотар знал, что Хендрик и остальные наблюдают за ним. Они ведь не раз видели, как он перевязывал пулевые ранения, достав предварительно пулю из тела товарища, и накладывал шины на сломанную ногу, выдергивал больной зуб и вообще демонстрировал знание мелкой хирургии. Они ждали, что теперь он тоже что-то сделает для умирающего, и их ожидания и собственная беспомощность раздражали Лотара.
Липпи вдруг испустил сдавленный крик и затрясся, как эпилептик, его открытый глаз закатился, выставив напоказ желтый, налитый кровью белок, а тело выгнулось под одеялом.
— Судороги… — сказал Лотар. — Это как после укуса мамбы. Уже недолго осталось.
Умирающий дергался, скрежеща зубами, потом распухший язык вывалился между ними. Липпи стал жевать язык, раздирая его на куски, в то время как Лотар отчаянно и тщетно пытался открыть ему рот; кровь струилась в горло готтентота и в его полупарализованные легкие, он задыхался и стонал сквозь крепко сжатые челюсти.
Его тело снова выгнулось дугой в очередной сильной судороге, под одеялом раздались взрывные звуки — измученное тело извергало из себя все лишнее. На жаре вонь фекалий ощущалась тошнотворно. Это была долгая и грязная смерть; и когда все кончилось, закаленные мужчины были потрясены и угрюмо молчали.