За несколько минут после его пробуждения свет усилился, восточный небосклон уже заливался оранжевым сиянием. Впереди, в стороне от леса, стояло одинокое дерево мопане, окруженное низким кустарником. Высоко в его ветвях что-то темнело, и какое-то движение заставляло ветки мопане раскачиваться и вздрагивать на фоне неба.
Лотар повернул лошадь в ту сторону — и тут снова взревел лев и кто-то пронзительно закричал. Лишь теперь Лотар рассмотрел, что происходит на дереве, и не мог поверить собственным глазам.
— Великий Боже! — выдохнул он в изумлении.
Он никогда прежде не слышал, чтобы львы лазали по деревьям. Но высоко на качающихся ветвях сидела огромная рыжеватая кошка, цепляясь за ствол когтями задних лап и протягивая переднюю лапу к человеку; лев вот-вот должен был дотянуться до него.
— Йе! Йе! — Лотар погнал лошадь локтями и пятками, заставляя набрать скорость.
Приблизившись к дереву, он спрыгнул на ходу, приземлившись на спину. Потом перекатился на бок, запрокинул голову и, подняв дуло винтовки, постарался как следует рассмотреть зверя высоко над собой.
Лев и его жертва представляли собой объединенный силуэт на фоне неба; выстрел снизу мог угодить как в одного, так и в другого, к тому же ветки между Лотаром и зверем могли отклонить пулю.
Лотар передвигался из стороны в сторону, пока не нашел пространство между ветвями, и тут же прижал винтовку к плечу, целясь, но все еще опасаясь выстрелить. А потом лев дотянулся до человека и начал стаскивать его с развилки ветвей — крик стал таким жалобным, таким мучительным, что Лотар уже не мог выжидать.
Он прицелился в спину льва, у начала хвоста, как можно дальше от жертвы, продолжавшей с отчаянием цепляться за одну из ветвей мопане. Лотар выстрелил — тяжелая пуля «маузера» врезалась в нижнюю часть спины льва, между задними лапами, и снизу вверх пронеслась по линии позвонков, круша и разбивая косточки, разрывая крупные нервы лап у их основания, а затем вышла в середине львиной спины.
Задние лапы льва дернулись, длинные желтые когти сами собой втянулись в кожаные подушечки, теряя сцепление с корой дерева, — парализованные, они уже не могли удерживать льва. Огромная рыжеватая кошка с ревом заскользила вниз, попутно ударяясь о нижние ветки, выгибая спину и щелкая зубами над раздробленной спиной, словно в попытке избавиться от боли.
Лев увлек за собой вниз и человека, когти передней лапы хищника все еще оставались глубоко погруженными в мягкую плоть, и хрупкое тело полетело вслед за зверем. Оба они ударились о землю с такой силой, что дрожь удара отозвалась в подошвах сапог Лотара.
Он отскочил в сторону, когда они рухнули с ветвей, но теперь бросился вперед.
Задние лапы льва распластались, как жабьи, наполовину скрыв человеческое тело. И тут лев, наполовину парализованный, приподнялся на передних лапах и пополз к Лотару; зверь разинул пасть и взревел. От него несло падалью и тухлятиной, горячая вонючая пена забрызгала лицо и обнаженные руки Лотара.
Лотар почти сунул дуло «маузера» в эту ужасную пасть и выстрелил, уже не целясь. Пуля вошла в мягкое нёбо льва, пробила заднюю часть его черепа и выбила фонтан розовой крови и мозгов. Еще около секунды зверь стоял на напряженных передних лапах — и лишь потом, шумно выдохнув, медленно завалился на бок.
Лотар бросил винтовку и, упав на колени рядом с огромной желтой тушей, еще продолжавшей дергаться, попытался добраться до человека, придавленного ею, но из-подо льва торчала только нижняя часть тела, пара худых нагих загорелых ног и узкие мальчишеские бедра, обернутые грубой парусиновой юбкой.
Лотар вскочил и, ухватившись за хвост льва, налег на неподвижного зверя всем своим весом, и постепенно безвольная лохматая туша перевернулась на спину, освободив прижатого к земле человека. Женщина, сразу увидел Лотар, наклоняясь и поднимая ее. Голова ее с густой гривой темных вьющихся волос безжизненно запрокинулась, и он подложил под ее затылок ладонь, словно держал новорожденного младенца, и всмотрелся в лицо.
Это было лицо с фотографии, лицо, которое он мельком увидел так давно, через свою подзорную трубу, лицо, которое преследовало и вело его… но в нем не было жизни.
Длинные темные ресницы были сомкнуты, в правильных чертах загорелого лица отсутствовало выражение, сильный широкий рот ослабел, мягкие губы приоткрылись, обнажив ровные белые зубы; из уголка рта вытекала тонкая струйка слюны.
— Нет! — Лотар яростно затряс головой. — Ты не можешь умереть… Нет, это невозможно после всего, что произошло! Я не…
Он умолк на полуслове. Из густой массы темных волос по широкому лбу к ее глазу поползла змейка — неторопливая красная змейка свежей крови.
Лотар сорвал с шеи хлопковый шарф и промокнул кровь, но та текла быстрее, чем он ее отирал. Лотар раздвинул локоны — и нашел рану на коже под волосами, короткий, но глубокий порез, там, где девушка ударилась головой об одну из веток мопане. Он видел сквозь разрез белую кость черепа. Лотар сдвинул края раны, наложил платок и сверху обмотал голову девушки шарфом.
Прижав голову девушки к плечу, он посадил ее. Одна ее грудь выскользнула из-под грубой меховой накидки, и Лотар испытал почти благоговейное потрясение, настолько эта грудь выглядела светлой, нежной и ранимой. Он быстро и виновато прикрыл ее и сосредоточился на левой ноге девушки.
Раны на ней выглядели ужасающе — они представляли собой параллельные следы когтей, глубоко впивавшихся в лодыжку, располосовавших ногу до пятки. Лотар снова осторожно уложил девушку и опустился у ее ног на колени; приподняв пострадавшую ногу, он с ужасом ждал фонтана артериальной крови. Но этого не случилось, видны были только темные потеки венозной крови, и Лотар вздохнул с облегчением:
— Спасибо Тебе, Господи…
Он снял с себя плотную военную куртку и уложил на нее искалеченную ногу, чтобы уберечь от грязи, потом через голову снял с себя рубашку. В последний раз он стирал ее два дня назад, в горном источнике, и она воняла старым потом.
— Ну, ничего другого нет…
Он разорвал рубашку на ленты и перевязал ногу.
Он прекрасно знал, где прячется настоящая опасность; такой хищник, как лев, нес на своих зубах и когтях массу инфекций, почти таких же смертельных, как отравленные стрелы бушменов. В особенности страшны были когти льва, которые прятались в подушечки лап. На них оставались старая кровь и сгнившее мясо, почти неизбежный источник опасных заражений и газовой гангрены.
— Нам нужно доставить вас в лагерь, Сантэн…
Лотар впервые произнес ее имя, и оно почему-то доставило ему удовольствие, сразу сменившееся страхом, когда он коснулся кожи девушки и почувствовал ее холод.
Он быстро проверил пульс и был потрясен его слабостью и нерегулярностью. Приподняв девушку за плечи, он закутал ее в свою плотную куртку, потом оглянулся, ища взглядом свою лошадь. Она ушла в дальний конец долины и паслась, опустив голову. Обнаженный до пояса, дрожа от холода, Лотар побежал за ней и привел к дереву мопане.
Но едва наклонившись, чтобы поднять бесчувственное тело женщины, он ошеломленно застыл.
Откуда-то сверху донесся звук, резанувший его по нервам и пробудивший самые древние инстинкты. Это был громкий плач испуганного младенца, и Лотар мгновенно выпрямился и посмотрел на крону дерева. На его верхних ветвях висел какой-то узел, он кружился и сильно раскачивался.
— Женщина и ребенок…
Слова умирающего бушмена вспомнились Лотару.
Он положил голову девушки на теплую тушу льва, потом подпрыгнул и ухватился за нижнюю ветку мопане. Подтянувшись, он перекинул ногу через ветку и быстро полез выше, к подвешенному там узлу. Это оказалась сумка из сыромятной кожи. Он снял ее с ветки и заглянул внутрь.
Маленькое негодующее личико нахмурилось, глядя на него, и тут же покраснело, и дитя зашлось криком от испуга.
Воспоминания о собственном сыне так внезапно и остро нахлынули на Лотара, что он поморщился и покачнулся на высокой ветке, а потом, прижав к себе брыкающегося и кричащего ребенка, улыбнулся горькой кривой улыбкой.
— Сильный голос для такого маленького мужчины, — хрипло прошептал он.
Он и не подумал, что это может быть девочка, — нет, такой негодующий гнев мог исходить только от человека мужского пола.
Куда легче было бы перенести лагерь под дерево, под которым лежала Сантэн, чем доставить в лагерь ее саму. Лотару ведь пришлось нести с собой ребенка, однако он справился со всем за двадцать минут. Ведя вьючную лошадь туда, где оставил беспомощную мать, он каждую минуту замирал от страха из-за того, что она там одна, и наконец вздохнул с облегчением, добравшись до места. Сантэн все еще оставалась без сознания, а ребенок в его руках опачкался и умирал от голода.
Лотар вытер маленькую розовую попку малыша пучком сухой травы, вспоминая, как делал то же самое для собственного сына, а потом уложил его под куртку, так, чтобы он мог дотянуться до груди матери.
Потом он поставил на маленький костер котелок и опустил в кипящую воду изогнутую иглу для мешков и моток белых хлопковых ниток из своих запасов — для стерилизации. Он хорошенько вымыл руки горячей водой с карболовым мылом в большой кружке, потом выплеснул воду, помыл и снова наполнил кружку — и начал промывать глубокие раны на ноге девушки. Вода была обжигающе горячей, но Лотар взбивал в пену карболовое мыло, набирал его на палец и хорошенько обрабатывал каждый разрез до самого дна, заливая горячей водой, а потом опять поливал горячей водой, снова и снова.
Сантэн стонала и слабо дергалась, но он удерживал ее и мрачно продолжал работу. Наконец, не удовлетворившись до конца, но понимая, что если продолжит грубое промывание, то может необратимо повредить нежные ткани, он принес из седельной сумки бутылку от виски, которую возил с собой уже четыре года. Бутылку подарил ему немецкий доктор-миссионер, лютеранин, который лечил его от ран после кампании против вторжения Сматса и Луиса Боты.
— Однажды она может спасти вам жизнь, — сказал тогда доктор.