Прохладными утрами они отправлялись верхом, прихватив Шасу, — Лотар усаживал мальчика перед собой на седло. В первые несколько дней он пускал лошадь шагом и держался неподалеку от лагеря. Но к Сантэн понемногу возвращались силы, и они уезжали все дальше и дальше, она уже ехала сама, а на обратном пути последнюю милю они покрывали бешеным галопом, стараясь перегнать друг друга. Шаса в надежных руках Лотара визжал от возбуждения, когда они врывались в лагерь, раскрасневшиеся и проголодавшиеся.
Длинные, знойные пустынные дни они проводили под зеленой крышей, сидя поодаль друг от друга, касаясь лишь мимолетом, когда передавали друг другу книгу или Шасу, но лаская взглядом и голосом, пока ожидание не превращалось в изысканную пытку.
Когда жара спадала и солнце наливалось густым золотом, Лотар снова брал лошадей, и они ехали к щебнистой осыпи под горой. Стреножив коней и посадив Шасу на плечо Лотара, они поднимались к одной из узких расщелин в горе. Там, под древними рисунками бушменов, скрытыми густой зеленью, Лотар нашел еще один термальный источник. Вода била прямо из скалы и падала в маленький каменный бассейн.
Когда они пришли туда в первый раз, именно Лотара пришлось убеждать снять с себя одежду, тогда как Сантэн, радуясь возможности избавиться от длинных юбок и белья, все еще докучавших ей, восторгалась чувством нагой свободы, к которой приучила ее пустыня. Она брызгала на Лотара водой, поддразнивая, пока он наконец не сбросил бриджи и не прыгнул поспешно в бассейн.
— Ты просто бесстыдница, — заявил он лишь наполовину в шутку.
Их сдерживало присутствие Шасы, и они лишь слегка касались друг друга под укрытием зеленой воды, но наконец Лотар, уже не в силах выносить это, потянулся к Сантэн, решительно стиснув зубы, что являлось хорошо знакомым ей знаком. Тогда ей пришлось ускользнуть от его рук с девическим писком и выскочить из бассейна, быстро натянув юбку на длинные мокрые ноги и ягодицы, порозовевшие от горячей воды.
— На ужин опоздаем!
И, только уложив Шасу на его койку и задув фонарь, Сантэн едва дыша прокралась в хижину Лотара. Он ждал ее, распаленный всеми ее дразнящими прикосновениями и искусными отступлениями. Они бросились друг к другу с настоящим безумием, как если бы они были врагами, сцепившимися на поле битвы.
Много позже, лежа в темноте в объятиях друг друга, они разговаривали очень тихо, чтобы не потревожить Шасу, и строили планы на будущее так, словно стояли на пороге самого рая.
Казалось, посыльный отсутствовал всего несколько дней, но вот в середине обжигающего дня Варк Ян явился в лагерь. Он привез пачку писем, зашитых в холщовый мешок и запечатанных сургучом. Одно письмо предназначалось Лотару, на одной страничке, и он прочел его с единого взгляда.
Имею честь сообщить Вам, что у меня в руках имеется документ на Вашу амнистию, подписанный прокурором мыса Доброй Надежды и министром юстиции Южно-Африканского Союза.
Поздравляю Вас с успешным завершением миссии и с нетерпением жду встречи в должное время в назначенном месте, где я буду иметь удовольствие вручить этот документ Вам.
Другие два письма были адресованы Сантэн. Одно тоже от Гарри Кортни, он рад был приветствовать ее и Шасу как членов семьи и уверял их обоих в своей любви и уважении, обещая все привилегии, связанные с их новым положением.
Из самого несчастного существа, мучимого нестерпимым горем, Вы мгновенно превратили меня в счастливейшего и самого радостного из всех отцов и дедов.
Страстно желаю обнять вас обоих.
Поторопите этот день!
Письмо от Анны было в несколько раз толще двух других, вместе взятых, и написано неловкими, не слишком грамотными каракулями. Сантэн, разрумянившись от волнения, то смеясь от радости, то чуть не плача, читала вслух отрывки из него для Лотара, а когда добралась до конца, бережно сложила листки.
— Я так хочу поскорее их увидеть, и при этом мне не хочется, чтобы мир вторгался в наше счастье. Я хочу поскорее выехать, но в то же время хочу навсегда остаться здесь, с тобой. Разве это не глупо?
— Да, — засмеялся Лотар. — Безусловно глупо. Мы выезжаем на закате.
Ехали они ночью, чтобы избежать жара пустынного дня.
Пока Шаса мирно спал на койке в фургоне, убаюканный покачиванием, Сантэн скакала стремя в стремя с Лотаром. Его волосы сияли в лунном свете, тени смягчали следы трудностей и страданий на его лице, и Сантэн с трудом отводила от него взгляд.
Каждое утро перед рассветом они ставили лагерь, выстроив вокруг фургоны в качестве защиты. Если водоема поблизости не оказывалось, то поили скот и лошадей из ведер, а потом уже прятались в тени у фургонов, натянув тенты, и пережидали зной.
К концу дня, пока слуги сворачивали лагерь и запрягали волов для ночного перехода, Лотар обычно отправлялся на охоту. Сначала Сантэн ездила с ним, потому что не могла вынести даже короткой разлуки. Но однажды в угасающем неверном свете Лотар сделал неудачный выстрел, и пуля «маузера» разорвала живот прекрасной маленькой газели-прыгуна.
Газель бежала перед лошадьми с удивительной стойкостью, а ее внутренности выпадали из огромной раны. Даже когда она наконец упала, она подняла голову и смотрела на Лотара, пока тот спешивался и доставал из ножен охотничий нож. После этого Сантэн оставалась в лагере, когда Лотар отправлялся за свежим мясом.
Поэтому в тот вечер, когда ветер внезапно изменил направление и подул с севера, тревожный и холодный, Сантэн была одна. Она поднялась в жилой фургон, чтобы взять для Шасы теплую куртку.
Фургон был битком набит всякой всячиной, уложенной и готовой для ночного перехода. Дорожные сумки, в которых лежала присланная Анной одежда, находились в глубине, и Сантэн пришлось перелезть через желтый деревянный ящик, чтобы добраться до них. Длинные юбки мешали ей; встав на ящик, она покачнулась и вскинула руку, чтобы за что-нибудь ухватиться.
Ближайшей опорой оказалась медная ручка на дорожном бюро Лотара, привязанном к дну фургона. Когда Сантэн налегла на нее всем своим весом, ручка слегка подалась, и ящик приоткрылся на дюйм.
«Он забыл его запереть, — подумала Сантэн. — Надо его предупредить».
Она задвинула ящик и добралась наконец до сумки, достала курточку сына и уже начала пробираться обратно, когда ее взгляд снова упал на ящик бюро — и Сантэн замерла, уставившись на него.
Соблазн был слишком велик. В этом ящике лежал журнал Лотара.
«Но это просто ужасно, нельзя так делать», — подумала она. Тем не менее ее рука снова потянулась к бронзовой ручке. «Что он пишет обо мне?..»
Она медленно открыла ящик и уставилась на толстую книгу в кожаном переплете.
«А я действительно хочу это знать?» — Сантэн уже начала медленно задвигать ящик, но все же сдалась перед любопытством. «Я только о себе прочитаю», — пообещала она.
Девушка подкралась к пологу, закрывающему выход, и виновато выглянула наружу. Темный Хендрик нес воловью упряжь, готовясь к дороге.
— Хозяин еще не вернулся? — окликнула его Сантэн.
— Нет, миссус, и мы не слышали выстрелов. Наверное, поздно вернется.
— Позови меня, когда увидишь, что он возвращается, — велела Сантэн и вернулась к бюро.
Она присела рядом с ним на корточки, положив тяжелый журнал на колени, и с облегчением увидела, что почти все записи сделаны на африкаансе, лишь изредка встречается немецкий язык. Она перелистала страницы и нашла дату, когда Лотар спас ее. Здесь запись оказалась длинной, на четыре страницы, длиннее остальных во всем журнале.
Лотар подробно описал нападение льва и само спасение, их возвращение к фургонам, состояние Сантэн, а также описал Шасу. Сантэн улыбнулась, читая:
Крепкий парнишка, того же возраста, в каком был Манфред, когда я видел его в последний раз, и я очень взволнован.
Продолжая улыбаться, Сантэн пробежала взглядом описание самой себя, потом ее глаза остановились на одном абзаце:
Не сомневаюсь, что это действительно та самая женщина, хотя она изменилась, не такая, как на фотографии, и не такая, как в моем кратком воспоминании. Волосы густые и пышные, как у девушек племени нама, лицо тонкое и темное, как у обезьянки…
Сантэн даже задохнулась от такого оскорбления. Но дальше…
…но когда она на мгновение открыла глаза, мне показалось, что у меня разорвется сердце, — такими они были огромными и нежными.
Немного смягчившись, Сантэн снова стала быстро перелистывать страницы, прислушиваясь, как воровка, ожидая услышать стук копыт лошади Лотара. Потом одно слово, написанное аккуратным тевтонским почерком, привлекло ее внимание. «Boesmanne». Бушмены. Сердце Сантэн дрогнуло, ее взгляд прикипел к странице.
Бушмены бродили вокруг лагеря всю ночь. Хендрик нашел их следы рядом с лошадьми и скотом. При первом свете мы пошли за ними. Трудная охота…
Слово «охота» бросилось Сантэн в глаза. «Охота?» — недоумевала она. Это слово применялось лишь к погоне за дичью, охота — это убийство диких животных… Она стала быстро читать дальше.
Мы нагнали двух бушменов, но они чуть не ускользнули от нас, забравшись на утес с ловкостью бабуинов. Мы не могли последовать за ними и чуть их не потеряли, но их любопытство оказалось слишком сильным — опять же как у бабуинов. Один из них остановился высоко на склоне и стал рассматривать нас. Это был трудный выстрел, почти на пределе полета пули…
Кровь отхлынула от лица Сантэн. Она не могла поверить тому, что читала, каждое слово отдавалось у нее в голове, как в пустом котле, рождая эхо.
Но я преуспел и сбил того бушмена. А потом стал свидетелем примечательного события. Мне не понадобилось стрелять второй раз, потому что оставшийся бушмен упал со скалы. Снизу могло показаться, что он сам бросился вниз. Однако в такое я не верю, животные не способны на самоубийство. Скорее всего, это стало результатом испуга, паники, он просто оступился. Оба трупа упали в труднодоступном месте. Но я был полон решимости осмотреть их. Подъем стал трудным и опасным, однако я получил хорошее вознаграждение за свои усилия. Первое тело, то, что упало с высоты, оказалось ничем не примечательным, кроме того, что у него обнаружился складной нож фир