Рин прокрутила в голове всю историю их отношений, с первой встречи в Синегарде до той секунды, когда клинок Нэчжи скользнул по ее спине. Вспомнила, как он был по-детски красив, а его высокомерное лицо, словно высеченное скульптором, одновременно и притягивало, и отталкивало. Вспомнила, как Синегард превратил избалованного наследника в закаленного постоянными тренировками солдата. Как они впервые дрались друг с другом в тренировочном бою и сражались бок о бок в битве, и вражда органично переросла в товарищество – Рин словно натянула потерянную перчатку, обрела вторую половинку. Он был намного выше ее, и когда они впервые обнялись, Рин едва доставала макушкой ему до подбородка. А еще она вспомнила его темные глаза в лунном свете, в ту ночь у причала.
Тогда Рин показалось, что Нэчжа вот-вот ее поцелует. А он вонзил ей в спину клинок.
Так больно было перебирать эти воспоминания. И унизительно осознавать, с какой готовностью она верила в его ложь. Рин чувствовала себя полной дурой, потому что доверяла ему и любила, считая, что после всего пережитого вместе в армии Вайшры она небезразлична Нэчже, хотя на самом деле он просто манипулировал ею, в точности как его отец.
Рин столько раз оживляла эти воспоминания, что они начали терять краски. Боль притупилась, а потом и вовсе ничего не осталось. Значение воспоминаний стерлось. А боль стала напоминать скуку.
И тогда Рин обратилась к тому, что еще может причинить боль. Она поискала Печать и убедилась, что та по-прежнему на месте, притаилась в глубинах разума и ждет.
Рин удивилась, что Печать не пропала. Ведь это магия богини Нюйвы, а в Чулуу-Корихе нет связи с богами. Возможно, Дацзы принесла магию в этот мир и оборвала связь, а яд останется, пока не умрет змея.
И Рин этому обрадовалась. Хоть какой-то способ развлечься. С кем-то поиграть, пофлиртовать. Для заключенных в одиночной камере и нож – развлечение. Все лучше, чем ничего.
Что будет, если сейчас дотронуться до Печати? А если Рин уже никогда не сможет вернуться? Теперь, когда ничто в реальном мире не могло ее отвлечь, она может навеки застрять в пропитанной ядом лжи.
Но это все, что у нее теперь осталось. Она больше не может вернуться в реальность, есть только собственные застарелые воспоминания.
Рин подалась вперед и провалилась сквозь врата.
– Привет, – сказал Алтан. – И как это ты тут очутилась?
Он стоял слишком близко. Почти вплотную.
– Отойди, – сказала она. – Не прикасайся ко мне.
– А я-то думал, ты хочешь меня видеть. – Проигнорировав ее просьбу, Алтан взял Рин за подбородок и приподнял ей голову. – Что с тобой случилось?
– Меня предали.
– «Меня предали», – передразнил он. – Прекрати повторять эту чушь. Ты сама всего себя лишила. У тебя была армия. У тебя был Лэйян. Весь юг был у твоих ног, только протяни руку, а ты все запорола, шелудивый кусок дерьма.
Почему ей так страшно? Рин знала, что Алтан существует лишь в ее воображении. Она может его контролировать. Алтан мертв.
– Прочь.
Он лишь придвинулся ближе.
Рин охватила паника. Где его цепи? Почему он не подчиняется?
Алтан наградил ее издевательской улыбкой.
– Ты не можешь мне указывать.
– Тебя не существует. Ты плод моего воображения.
– Милая моя, я у тебя в голове. Я – это ты. И теперь у тебя остался только я. Здесь лишь мы с тобой, и я никуда не денусь. Тебе не нужен покой. Ты всегда хотела знать, что совершила, и ответить за это. Не хотела забывать. Так что давай начнем. – Алтан крепче сжал ее подбородок. – Признайся в том, что сделала.
– Я потеряла юг.
Алтан влепил ей пощечину. Рин знала, что это ненастоящий удар, что все это – галлюцинации, но было больно. Она чувствовала боль. Пусть и воображаемую, но Рин решила, что заслуживает наказания.
– Ты не просто потеряла юг. Ты его сдала. Нэчжа был у тебя в руках. Ты приставила к его коже меч. Достаточно было лишь нажать, и ты бы победила. Ты могла его убить. Так почему же не убила?
– Не знаю.
– А я знаю. – И еще один звенящий в ушах удар, на сей раз в левый висок. Голова Рин мотнулась в сторону. Алтан схватил ее за горло и вонзил ногти в кожу. Гортань обожгло мучительной болью. – Потому что ты ни на что не способна. Способна быть только чьей-то собакой. Тебе обязательно нужно лизать чьи-то сапоги.
У Рин заледенела кровь, не от осознания собственного ничтожества, а от подлинного, неконтролируемого страха. Она не знала, куда это заведет, не могла предсказать, какой фортель выкинет ее разум. Ей хотелось все это остановить. Не стоило тревожить Печать.
– Ты слаба, – выплюнул Алтан. – Глупое сентиментальное отродье, дрожащее от страха. Ты предала всех, потому что не могла выкинуть из головы школьную влюбленность. Неужели ты думаешь, что он тебя любит? Что любил хоть когда-нибудь?
Он снова занес кулак. Печать задрожала. Образ Алтана подернулся рябью, как отражение в воде озера, потревоженное камнем. Потом Рин снова почувствовала вибрацию. Алтан исчез. А затем Рин поняла, что это не галлюцинации – кто-то отбивал с ее лица камень, кусочек за кусочком.
На третий раз вибрация началась у носа и прошла через все тело. Даже зубы застучали.
Застучали зубы. То есть она пошевелилась. А это значит…
Рин в четвертый раз ощутила дрожь. Камень раскололся. Рин свалилась с постамента и ударилась о каменный пол. Боль от ссадин в коленях была чудесной. Рин выплюнула изо рта тряпку. Вонючий и затхлый воздух в глубине горы показался восхитительным. Она больше не задыхалась. Все равно что вынырнуть из воды во влажный воздух. Рин долго стояла на коленях, опустив голову, и просто дышала, наслаждаясь вкусом воздуха в легких.
Она разогнула пальцы. Прикоснулась к лицу, ощупала щеки. От полноты новых ощущений и способности шевелиться ей хотелось расплакаться.
– Великая черепаха! – произнес голос, которого она не слышала целую вечность. – Похоже, кое-кто так и не научился медитировать.
Через секунду глаза Рин привыкли к свету факела. Над ней возвышались две фигуры. Слева Дацзы. А справа – Цзян, покрытый с головы до пят серой пылью и улыбающийся во весь рот, словно они только вчера расстались.
– У тебя грязь в волосах. – Он наклонился, чтобы развязать ей ноги. – О боги, да она повсюду. Придется тебе как следует отмокнуть в ручье.
Рин отпрянула от его прикосновения.
– Не трогай меня.
– Все хорошо, дитя?
Он говорил так легкомысленно, как ни в чем не бывало.
Рин потрясенно уставилась на него. Цзян отсутствовал целый год. А как будто прошли десятилетия. Как он может вести себя так, словно ничего не случилось?
– Эй! – Цзян помахал рукой у нее перед глазами. – Ты так и будешь здесь сидеть?
– Ты меня бросил, – услышала Рин свой голос.
Улыбка Цзяна растаяла.
– Ох, дитя…
– Ты сбежал.
Его виноватое лицо только больше злило Рин.
Ей это казалось издевкой. Цзяну не удастся избежать этого разговора, как обычно – он всегда уклонялся от ответственности, так хорошо притворяясь чокнутым, что все этому верили. Но на самом деле он не был безумен. Теперь Рин на это не купится.
– Ты был мне нужен… Нужен Алтану… А ты просто… просто…
– Я не мог спасти Алтана, – произнес Цзян так тихо, что Рин едва расслышала.
– Но мог бы спасти меня. – Ее голос дрогнул.
Цзян выглядел потрясенным. В кои-то веки он не нашел шутливого ответа, отговорки или возражения.
Рин даже показалось, что он собирается извиниться.
Но потом он наклонил голову набок, и губы изогнулись в усмешке:
– Зачем? Чтобы испортить тебе все удовольствие?
Когда-то шутки Цзяна раздражали, но были спасением в ужасных обстоятельствах. Когда-то только он умел ее рассмешить.
А теперь перед ее глазами полыхнуло красным.
Не задумываясь, Рин бросилась на него, сжав пальцы в кулак. Цзян мгновенно выпростал из рукава ладонь и схватил Рин за руку с неожиданной силой.
Она и забыла, как силен Цзян. Какая мощь скрывается под этой хрупкой и чудаковатой оболочкой.
Ее кулак остановился на полпути.
– Тебе будет лучше, если ты меня ударишь?
– Да.
– Честно?
Рин хмуро смотрела на него несколько секунд, тяжело дыша. А потом опустила руку.
– Ты сбежал, – сказала она.
Обвинение было несправедливо, и она это знала. Но в глубине души она так и не перестала быть ученицей. И ей отчаянно была нужна его защита.
– Ты ушел. – Ее голос дрожал, и Рин ничего не могла с собой поделать. – Оставил меня одну.
– Ох, Рин, – сказал он уже мягче. – Ты думаешь, это место похоже на убежище?
Рин не хотелось его прощать. Хотелось и дальше злиться. Она слишком долго лелеяла свое возмущение и не могла просто так с ним расстаться. Как-никак ее обманул человек, которым она восхищалась.
Но ужасы каменной темницы были еще свежи в памяти. Она только что освободилась. И ничто на свете не заставит ее туда вернуться. Скорее она сбросится с обрыва.
– Так почему же ты это сделал? – спросила она.
– Чтобы защитить тебя. Защитить всех, кто был рядом. Прости, что не мог придумать ничего получше.
На это у нее не было ответа. Слова Цзяна ее ужаснули. Если он считает этот кошмар лучшим выходом, тогда чего же он боится?
– Прости, дитя. – Цзян раскинул руки в примирительном жесте. – Мне правда очень жаль.
Рин отвернулась и покачала головой, прижав руки к груди. Она не могла так легко его простить. Нужно время, чтобы гнев поостыл. Рин не хотела смотреть Цзяну в глаза и была рада тому, что в тусклом свете факела он не увидит ее слезы.
– Так что же изменилось? – спросила она, вытирая щеки. – Твоя Печать разрушается. Ты не боишься того, что может прорваться через нее наружу?
– Я в ужасе, – признался Цзян. – И понятия не имею, к чему может привести моя свобода. Но если я замурую себя здесь, ничего не решится. История так или иначе должна закончиться.
– История и закончится, – сказала Дацзы, которая до сих пор молча наблюдала за их перепалкой, скривив губы. Теперь же ее ледяной голос словно ножом разрезал воздух. – Так, как и всегда должна была.