Если кто-то до этой минуты и сомневался в ней, вопли Суцзы нанесли последний удар по колеблющимся, в самое сердце. Теперь каждый осознал, какова цена неповиновения. Ее могли любить или ненавидеть, восхищаться или бояться, но, так или иначе, Рин завоевала их всех.
Стоящая поодаль Дацзы перехватила взгляд Рин и улыбнулась.
Сердце Рин забилось так сильно, что она почти не слышала ничего другого.
Теперь она поняла, о чем говорила Дацзы. Можно многого добиться одной только демонстрацией силы. Когда Рин станет воплощением власти и освобождения, то сможет убивать, лишь указав на кого-то пальцем. Теперь эти люди пойдут ради нее на все.
На твоей стороне бог. Хочешь получить всю страну? Так возьми ее.
Постепенно безумие улеглось. Толпа рассеялась, словно стая голодных волков, бросившая жертву, после того как обглодала все мясо с костей.
Суцзы был мертв. Не просто мертв – изуродован до неузнаваемости, в нем невозможно было даже признать человека. Толпа не просто разделалась с ним, а растоптала саму его сущность – смесь ловкого вождя партизан и хитрого политика, который в других обстоятельствах мог бы добиться успеха. В других обстоятельствах освободителем юга стал бы Ян Суцзы.
Но таковы капризы судьбы. Суцзы был мертв, его офицеры теперь выполняли приказы другого командира, власть полностью и бесповоротно перешла в руки Рин.
Глава 18
Почва в пещере была слишком твердой, чтобы выкопать могилу, так что Рин и Катай сложили останки Гужубая и Суцзы в груду по центру пещеры, полили маслом и отошли в сторонку, глядя, как те горят.
Тела полностью выгорели через полчаса. Рин хотела ускорить процесс собственным огнем, но Катай не позволил, заявив, что они должны сидеть в карауле у погребального костра, пока все южане не выйдут наружу. Рин считала это напрасной тратой времени, но не сумела переубедить Катая. Он утверждал, что они обязаны отдать жертвам хоть такую дань уважения, иначе Рин будет выглядеть бесчувственной убийцей, а не истинным лидером.
Через двадцать минут он явно пожалел о своем решении. Его щеки стали пепельно-серыми, он едва сдерживал позывы к рвоте.
– Знаешь, чего я не могу перенести? – спросил он.
– Чего?
– Они пахнут жареной свининой. И вызывают аппетит. В смысле, я не мог бы сейчас что-нибудь съесть, даже если бы попытался, но слюни все равно текут. Омерзительно.
– Ничего омерзительного, – ответила Рин, втайне вздохнув с облегчением. – У меня та же реакция.
Но она-то могла бы перекусить прямо сейчас, даже сидя перед трупами.
Она ничего не ела со вчерашнего дня и страшно проголодалась. В кармане у нее лежал запас вяленых корней шаню, но казалось неправильным жевать их, пока в воздухе еще висит запах жареного мяса. Лишь когда трупы съежились и превратились в груду черных углей и перестало пахнуть горелой плотью, она пожевала жесткие кусочки, размачивая их в слюне, и проглотила. В это время останки Суцзы и Гужубая уже распались в золу.
Потом она встала и присоединилась к уходящей армии.
Выйдя из туннеля, они оказались в лесу и углубились в него, оставив горы за спиной. Рин сказала южанам, что они идут на север, к наместнику провинции Собака и его повстанцам, чтобы создать там последний в империи оплот против Республики. Гораздо разумнее объединить силы. Рин не солгала. Она и в самом деле собиралась попросить наместника провинции Собака о помощи. Если слухи о том, что у него есть мечи и солдаты, правдивы, было бы глупо их проигнорировать.
Но о плане забраться на гору Тяньшань она не сказала никому, кроме Катая. Следовало учитывать, что в рядах армии обязательно есть шпионы Республики. Организованный Гужубаем переворот это доказал. Еще не хватало, чтобы гесперианцы устроили налет на гору Тяньшань, прежде чем она сама туда доберется.
Рин утаила правду и еще по одной серьезной причине. Солдаты должны верить, что от них что-то зависит. Что лишь их пот и кровь вращают колесо истории. Рин намеревалась выиграть войну с помощью шаманов, это верно, но она не сумеет удержать страну, не завоевав людские сердца. Люди должны верить, что сами пишут сценарий вселенной. Не боги.
Небо над головой было чистым и тихим. Нэчжа и его дирижабли на какое-то время оставили их в покое. Рин не знала, как долго продлится это благословенное спокойствие, но не собиралась сидеть сложа руки.
Когда они оказались у подножия холмов, ее нервы были на пределе. Войска слишком устали и были крайне уязвимы, двигаясь в раздражающе медленном темпе. И дело было не в отсутствии дисциплины. Солдаты ослабли после многомесячной осады и тянули тяжелые фургоны с оружием, медицинским оборудованием и скудными остатками провизии. Вдобавок их донимал беспощадный дождь, который начался днем в виде мороси и быстро превратился в сплошную стену воды, сделав дороги непроходимыми.
– В таком темпе мы не пройдем за день и десяти миль, – посетовал Катай. – Нужно оставить часть груза.
И Рин приказала бросить все, без чего можно обойтись. Провизия и медикаменты были необходимы, но почти все остальное пришлось бросить. Каждый оставил себе две смены одежды и выкинул остальное, в основном легкие летние рубахи, от которых все равно нет толку в снежных горах. Пришлось избавиться и от оружия с боеприпасами – люди просто не могли тащить огромные арбалеты, сундуки с порохом и запасные доспехи, которые привезли еще из Рюйцзиня.
Всем было тяжело расставаться с оружием. Невозможно было спокойно смотреть на сложенные груды, которые Рин собиралась сжечь, чтобы оружие не досталось республиканцам.
– Когда начнется последняя битва, до мечей и алебард дело не дойдет, – сказала Дацзы. – Судьба страны зависит от того, как быстро мы доберемся до горы Тяньшань. Остальное несущественно.
После избавления от припасов скорость передвижения значительно увеличилась. Но очень быстро дождь перешел в ливень, хлеставший весь день без передышки. Дорога раскисла, превратившись в кошмар. Иногда люди проваливались в черную грязь по лодыжки. Хлипкая соломенная и хлопковая обувь разваливалась, одежда не подходила для такой сырости.
Когда Рин задумалась о последствиях, ее охватила паника. Эта грязь – не просто досадное препятствие, а серьезная угроза здоровью всей армии. Лишь немногие солдаты были в сапогах. Остальные, весьма вероятно, подцепят какую-нибудь заразу. Пальцы на ногах начнут нарывать и отваливаться, и люди будут умирать на обочинах, не в силах больше идти. А если им удастся избежать инфекций, загноятся полученные во время прорыва блокады раны, которые нечем обработать. Или солдаты просто умрут с голода, ведь на такой высоте не найдешь пропитания. Или…
Ее дыхание участилось. Перед глазами все поплыло. От головокружения даже пришлось на мгновение остановиться и подышать, прижав руку к пульсирующей груди.
Она наконец начала осознавать весь размах этого похода. Утренняя адреналиновая волна отхлынула, Рин больше не купалась в головокружительной смеси безумной уверенности и дурманящего восторга и начала понимать, на какой путь обрекла южан.
Скорее всего, все они умрут.
Огромные потери неизбежны. Выживание под вопросом. Если они пойдут дальше, то могут быть вычеркнуты из истории, словно никогда и не существовали.
Но оставшись на месте, они умрут наверняка. И если сдадутся, тоже умрут. Если сразятся с Нэчжей сейчас – три шамана и ослабленная армия против объединенной военной мощи Республики и Запада, – они погибнут. Но если доберутся до горы Тяньшань и пробудят Дракона-императора, расклад станет совсем другим. Это может положить конец одной истории или стать началом новой, победоносной главы.
У Рин не было другого выхода – только перевести людей через горы, даже если придется волочь их на собственных плечах.
В такую погоду главным препятствием были не дирижабли. Армия оказалась в горах Баолей в разгар летнего сезона таяния снегов, а это означало бурлящие реки, раскисшие дороги и ливни, длящиеся многие дни напролет. Иногда люди проваливались в грязь по пояс, приходилось срезать бамбук и на скорую руку устраивать мостки, чтобы не утонули хотя бы фургоны с продовольствием.
На ночлег устраивались в пещерах, если могли их найти, чтобы спрятаться от дождя и вечной угрозы – воздушных налетов. Но Рин быстро обнаружила, что они ничего не могут противопоставить насекомым и другим паразитам, например, многочисленным паукам, испуганным змеям, сворачивающимся в клубок, и острозубым крысам размером почти с кошку. Люди редко путешествовали по этому маршруту, и число животных, казалось, удвоилось в качестве компенсации. Однажды вечером Рин раскатывала циновку для сна и наткнулась на скорпиона размером с ладонь и с поднятым хвостом, которым он покачивал перед атакой.
Она замерла, слишком испугавшись, чтобы закричать.
В землю прямо перед скорпионом вонзилась стрела, отбросив его. Он скрылся в трещине в стене пещеры.
Венка опустила лук.
– Ты цела?
– Ага, – выдохнула Рин. Голова слегка кружилась. – Великая черепаха!
– Подожги лаванду и тунговое масло. – Венка вытащила из кармана сверток и передала Рин. – А остаток вотри в кожу. Они ненавидят этот запах.
Рин сожгла смесь в ладони и натерла шею.
– И откуда ты это знаешь?
– Туннели в Наковальне кишели этими тварями. Я ничего о них не знала, пока несколько солдат не проснулись от удушья, тогда мы начали спать посменно и каждый вечер натирали стены благовониями. Прости, что не предупредила.
– Все равно спасибо.
Рин протянула Венке руку. Венка вытерла остаток мази с кожи Рин и нанесла его на ключицы. Потом расстелила свою циновку рядом, села и прижала ладони к вискам.
– Мерзкая выдалась неделя, – простонала она.
Рин села рядом с ней.
– Да уж.
С минуту они сидели молча, пытаясь отдышаться, и смотрели на трещины в стенах в ожидании скорпиона. Пещера была тесной, в ней стоял пронизывающий до костей холод, и Венка с Рин прижались друг к другу, выдыхая в ледяной воздух пар. Рин было приятно, что Венка, капризная синегардка Шрин Венка, превратилась в худого и грозного воина и готова помочь в трудную минуту. Не так давно они ненавидели друг друга так сильно, как способны ненавидеть только школьницы. Рин каждый раз скрипела зубами, услышав звонкий голос Венки, и воображала, как выдавливает ей глаза пальцами.