Она не могла предоставить рекрутам столько времени. Им придется локтями пробивать путь к небесам.
Необходимо кардинально изменить их представления об устройстве природы. Гесперианцы и большинство никанцев считали, что вселенная четко разделена между телом и разумом. Материальный мир им виделся чем-то отдельным, неизменным и неподвижным. Но чтобы вызвать богов, нужно понять – мир текуч, само существование изменчиво и мир живых – не более чем история, которую можно написать, если выбрать нужную кисть, узор, который можно нарисовать другими цветами, если знать, как плести нити судьбы.
Самое сложное в обучении – вера учеников. Но так легко поверить в сверхъестественную силу, когда она прямо перед твоими глазами.
– Мы верим, что утром взойдет солнце, хотя и не знаем, по какой причине оно движется, – сказал Катай. – Так покажи им солнце.
Рин протянула к новобранцам открытую ладонь. Между пальцами заплясал огонек, огибая их, словно карп заросли тростника.
– Что я сейчас делаю? – просила Рин.
Она не ожидала правильного ответа, просто хотела узнать об их предубеждениях.
– Это магия, – сказал Дулин.
– Неточно. Словом «магия» мы называем все явления, которые не можем объяснить. Но как я это делаю?
Все обменялись неуверенными взглядами.
– Ты вызываешь на помощь богов? – отважилась Пипацзы.
Рин сжала кулак.
– А кто они, боги?
Новобранцы снова задумались. Рин чувствовала нарастающее раздражение в их рядах. Она решила пропустить следующий раунд вопросов, вспомнив, что всегда ожидала от Цзяна прямых ответов, а он месяцами от них уклонялся. Рин не станет так измываться над учениками.
– Перво-наперво вы должны признать существование богов. Они реальны и осязаемы, их можно увидеть, как любого из нас. Пожалуй, они даже заметнее. Вы в это верите?
– Естественно, – ответил Дулин.
Остальные закивали.
– Хорошо. Боги обитают в потустороннем мире. Можете называть его небесами. Наша задача как шаманов – призвать богов, чтобы изменить материю вокруг нас. Мы выступаем в качестве проводников, вратами для божественной воли.
– И что это за место – небеса? – спросила Пипацзы.
Рин помедлила, размышляя, как лучше объяснить. Как когда-то описывал небеса Цзян?
– Это единственное реальное место. Место, где ничего еще не решено. Место, куда вы попадаете во снах.
Она увидела озадаченные взгляды. Рин поняла, что так ни к чему не придет, и решила начать заново, подбирая правильные слова, чтобы объяснить концепции, которые теперь были для нее такими же привычными, как дыхание.
– Нужно перестать считать наш мир единственной реальностью, – сказала она. – Он не вечен. Он не существует объективно, что бы это ни значило. Мудрец Чжуан-цзы однажды сказал, что не знает, то ли он видит сон о том, как превращается в бабочку, то ли всегда жил во сне бабочки. Наш мир – это сон бабочки. Сон богов. А когда нам снятся боги, это означает, что мы проснулись. Так понятнее?
Рекруты выглядели ошарашенными.
– Ни капли, – признался Мерчи.
И то верно. Рин поняла, насколько бредово прозвучало это заявление, хотя сама верила каждому слову.
Неудивительно, что когда-то она считала Цзяна чокнутым. Как объяснить устройство мироздания, оставаясь в здравом уме?
Она решила зайти с другой стороны:
– Не размышляйте над этим. Просто примите как есть. Наш мир – это театр марионеток, и то, что мы считаем объективным и материальным, – всего лишь тени. Все постоянно меняется и течет. А за экраном шныряют боги, управляя марионетками.
– И ты хочешь, чтобы мы перехватили контроль над куклами, – сказала Пипацзы.
– Точно! Молодец. Именно в этом и заключается шаманизм. В изменении реальности.
– Но почему боги это позволяют? – спросила Пипацзы. – Будь я богом, я бы не стала делиться властью с кем попало.
– Богам все равно. Они мыслят не так, как люди, они не эгоистичные актеры. Они… Они – это чистые инстинкты. Каждым движет единственное побуждение. В Пантеоне все боги уравновешивают друг друга. Но когда вы откроете врата, то позволите им навязать свою волю миру.
– А какова воля твоего бога? – спросила Пипацзы.
– Он хочет все сжечь, – с легкостью ответила Рин. – Пожрать все вокруг без остатка. Но каждый бог индивидуален. Бог Обезьяна творит хаос. Дракон жаждет обладать.
– А сколько всего богов? – не унималась Пипацзы.
– В Пантеоне шестьдесят четыре бога. Их противовесными силами сотворен мир.
– Противовесными силами, – медленно повторила Пипацзы. – Так, значит, у каждого свои желания. Каждый хочет чего-то своего.
– Да! Именно так!
– И как же мы выберем своего бога? – поинтересовалась Пипацзы. – Или они выберут нас? Бог огня выбрал тебя, потому что ты спирка, или…
– Погоди, – прервал ее Мерчи. – Мы можем уже перейти к практической части? Боги, Пантеон – все это замечательно, но как их вызвать?
– Всему свое время, – ответила Рин. – Начать нужно с теоретических основ.
– Ключ ко всему – наркотики, верно? – спросил Мерчи. – Так я слышал.
– К этому мы еще придем. Наркотики открывают доступ к богам, это верно, но сначала вы должны понять, к чему получаете доступ…
– Выходит, что способности ты получаешь благодаря наркотикам? – снова вмешался Мерчи. – А какие наркотики? Веселящие грибы? Маковые зерна?
– Это не… Мы не… Нет. Ты вообще слушал? – Рин внезапно захотелось треснуть его по голове, как порой делал Цзян, когда она становилась слишком нетерпеливой. Теперь она начала понимать, какой, наверное, невыносимой была ученицей. – Не наркотики дают вам способности. Они лишь позволяют увидеть мир таким, какой он есть на самом деле. Боги обладают властью. Они и есть власть. Мы лишь можем впустить их.
– Почему же тогда ты не принимаешь наркотики? – спросила Пипацзы, застав Рин врасплох.
– Откуда ты знаешь?
– Наблюдала за тобой во время перехода. Ты зажигала в ладони огонь и днем и ночью, но никогда не была под кайфом. Ты просто не могла постоянно глотать маковые зерна. Иначе свалилась бы в пропасть.
Остальные рекруты нервно захихикали. Но Пипацзы выжидающе уставилась на Рин. Ее пронизывающий взгляд смущал Рин.
– Я уже прошла этот этап, – ответила она.
Пипацзы это явно не убедило.
– Почему же мы не можем сразу начать с нужного этапа?
– Исключено. Вам такого не надо. Вы сами не захотите.
– Но почему…
– Потому что тогда бог постоянно будет находиться у тебя в голове, – огрызнулась Рин. – Постоянно кричать в твоем разуме, пытаясь склонить к своей воле. Пытаясь стереть твою личность. И убежать от него невозможно. Твое тело перестанет быть смертным, то есть ты не сможешь умереть, но и не будешь себя контролировать, и единственный способ уберечь мир – это запереть тебя в каменной горе с сотнями других шаманов, совершивших ту же ошибку. – Рин оглядела хижину, заглянув в глаза каждому новобранцу. – Но прежде чем до этого дойдет, я вырву тебе сердце. Так милосерднее.
Хихиканье прекратилось.
Рин еще несколько часов объясняла, как рекруты будут себя чувствовать, попав в Пантеон, и тем же вечером дала им первые дозы маковых зерен.
Ничего не произошло. Все просто погрузились в глупый дурман. Катались по полу, чертили пальцами в воздухе какие-то узоры и бормотали всякую чушь, так что Рин хотелось выдавить им глаза. Ляньхуа закатывалась пронзительным хихиканьем, стоило кому-нибудь сказать ей хоть слово. Мерчи хлопал ладонью по земле, удивляясь ее мягкости. Пипацзы и Дулин, зажмурившись, сидели неподвижно. Рин надеялась, что это нечто вроде медитации, пока Дулин не захрапел.
Когда они очнулись, всех стошнило.
– Ничего не вышло, – простонала Пипацзы и потерла налитые кровью глаза.
– Потому что вы не пытались увидеть, – отрезала Рин. Она и не ожидала, что кому-нибудь из них удастся попасть в Пантеон с первого раза, но все-таки надеялась хотя бы на что-то. Какой-нибудь слабый намек на встречу с божественным. А не просто несколько часов в состоянии полуидиотов.
– Там не на что смотреть, – пожаловался Мерчи. – Как я ни пытался, я видел только темноту.
– Это потому что ты не сосредоточился.
– Я старался.
– Нет, ты старался недостаточно сильно, – в сердцах ответила Рин. Наблюдать за группой запинающихся идиотов не очень-то весело, оставаясь единственным трезвым человеком среди них. – Вы могли хотя бы подумать о Пантеоне, вместо того чтобы делать всякие глупости.
– Я о нем думал, еще как, – возмутился Мерчи. – Ты могла бы дать нам более четкие указания, чем наесться маковых зерен и вызвать бога.
Рин понимала, что он прав. Она плохо их учит. Рин просто не знала, как объяснить яснее. Ей так хотелось бы, чтобы рядом был Чахан, знающий вселенную и ее загадки как свои пять пальцев, который мог бы с легкостью объяснить им сложные концепции. Это получилось бы и у Дацзы, и у Сорган Ширы – те просто внедрили бы в головы учеников нужные образы. Рин нужно было каким-то образом сломать их привыкший к определенной логике разум, как когда-то поступил с ней Цзян, но у нее не получилось бы повторить даже его годичный курс, не говоря уже о том, чтобы сократить его до двух недель.
Она вытянула руки над головой. Рин уже несколько часов сидела в одной позе, и у нее ныли плечи.
– Идите в свои шатры и поспите, – велела она. – Утром попробуем еще раз.
– Может, это была дурацкая затея, – призналась она Катаю после того, как уже третий вечер подряд безрезультатно давала рекрутам маковые зерна. – Их разум – как скала. В него ничего не засунешь, и все мои слова им кажутся глупыми.
Катай сочувственно похлопал ее по плечу.
– Взгляни на происходящее с их точки зрения. Ты тоже считала это глупостью, когда начала заниматься на курсе Наследия. Считала Цзяна чокнутым.
– Но я-то понятия не имела, чем мы занимаемся!
– Кое-что все-таки представляла.
Он попал в точку. На втором году обучения Рин еще не знала подлинного Цзяна, но понимала – он может делать то, на что обычный человек не способен. Она видела, как он сгущает тени, даже не шелохнувшись. Чувствовала, как по его приказу дует ветер и бежит рябь по воде. Она знала, что он обладает неведомой силой, и желала тоже ее заполучить, какие бы препятствия ни стояли на пути. И у нее это заняло целый год.