Глава 30
Пипацзы умирала.
За полчаса, пока Рин тащила ее к главным силам рядом с городом, чтобы послать за Ляньхуа, состояние девушки быстро ухудшилось. Когда Рин положила ее на сухой брезент на берегу, пульс у нее был совсем слабым. Рин даже подумала, что она уже умерла, пока не подняла ей веки и не увидела, как цвет радужки меняется с карего на черный.
Она дала Пипацзы опиум. Рин всегда держала пакетик опиума в заднем кармане, а с тех пор как начала посылать шаманов сражаться, удвоила запас. Но ничего не вышло. Пипацзы послушно вдохнула дым, однако не прекратила стонать, а вздувшиеся на коже фиолетовые вены стали еще толще.
Бог завладевал ею.
Великая черепаха! Рин смотрела на белое лицо Пипацзы, стараясь не паниковать. Шаманов, чьим разумом завладел бог, невозможно убить. Они заперты в ловушке собственного тела и приговорены к вечной жизни, до конца времен.
Рин не могла обречь Пипацзы на такой конец.
Но это значило, что придется ее убить, пока глаза девушки еще окончательно не перестали быть карими, пока она цепляется за мир смертных.
Рин положила дрожащую руку на горло Пипацзы.
– Я принесла опиум! – на бегу прокричала Ляньхуа. Тяжело дыша, она остановилась перед Пипацзы. – Ты…
– Я уже пыталась, – сказала Рин. – Не получилось. Она на грани, и боль не унимается, она внутри, Нэчжа что-то с ней сделал, чего я не вижу, но думаю, что у нее внутреннее кровотечение. И ты… Не трогай.
Ляньхуа опустилась на колени перед Пипацзы, но тут же отдернула руку.
– Дотронься до нее через одежду, – предложила Рин. – И наблюдай за песком. Будь осторожна. Она себя не контролирует.
Ляньхуа кивнула. Надо отдать ей должное – она не испугалась и сосредоточилась. Выдохнула, закрыла глаза и вытянула пальцы над Пипацзы. Мокрая одежда девушки озарилась мягким сиянием.
Веки Пипацзы затрепетали. Рин затаила дыхание.
Возможно, это еще не конец. Может, проблема только в боли, и Пипацзы к ним вернется.
– Пипацзы! Пипацзы!
Рин подняла голову и беззвучно выругалась. По берегу с криком неслась Цзюто, ее младшая сестренка.
Кто ее сюда пустил? Рин готова была придушить этого человека.
– Назад!
Рин вытянула руку, не подпуская к Пипацзы сестру. Цзюто была миниатюрной, но перепугана и в истерике, она вырвалась из рук Рин и упала на колени перед сестрой.
– Не вздумай! – выкрикнула Рин.
Но Цзюто уже оттолкнула Ляньхуа и с рыданиями бросилась к сестре:
– Пипацзы!
Рин и Ляньхуа попытались ее оттащить, и тут Пипацзы подняла голову:
– Не надо.
Ее глаза открылись. Они были совершенно нормальными, карими. Рин колебалась, схватив Цзюто за рубашку.
– Тише, тише. – Пипацзы погладила сестру по голове. – Успокойся, Цзюто. Я жива.
Рыдания Цзюто внезапно сменились испуганной икотой. Пипацзы поглаживала сестру по спине, шепча на ухо ласковые слова.
Рин посмотрела на Ляньхуа.
– Она…
Ляньхуа замерла, раскинув руки.
– Я точно не знаю. Я восстановила ее ребра, но остальное… Не понимаю…
Пипацзы встретилась с Рин взглядом. На ее лице отразилась мука.
– Слишком громко.
У Рин екнуло сердце.
– Что слишком громко?
– Они кричат, – пробормотала Пипацзы. Ее глаза потемнели. – Они… Ох…
– Думай о нас, – поспешила сказать Рин. – О своей сестре…
– Не могу. – Руки Пипацзы, по-прежнему лежащие на плечах Цзюто, затряслись. Пальцы загнулись словно когти, скребущие по воздуху. – Она здесь, она…
– Уведи ее отсюда, – велела Рин Ляньхуа.
Ляньхуа тут же поняла. Она обхватила Цзюто за пояс и потащила. Цзюто с завываниями сопротивлялась, но Ляньхуа ее не выпустила. Она оттащила Цзюто к лесу, пока, наконец, стенания Цзюто не затихли вдали.
– Не уходи, Пипацзы, – сказала Рин. – Слушай мой голос…
Пипацзы не ответила.
Рин не знала, что делать дальше. Ей хотелось обнять Пипацзы и успокоить, но Рин боялась ее трогать. По ключице девушки до самой шеи расплылось большое фиолетовое пятно, а потом и все лицо стало багровым. Пипацзы выгнула спину. Она задыхалась, борясь с невидимой силой.
Рин в ужасе отпрянула.
Пипацзы повернула голову к Рин. Ее движения выглядели неестественными, словно кто-то дергал ее за невидимые нити, как марионетку.
– Пожалуйста, – взмолилась она. Ее глаза на мгновение окрасились в карий. – Пока я еще здесь.
Рин потрясенно застыла.
Смерть или Чулуу-Корих. Три простых, но таких жутких слова. Рин знала это с самого начала. Для цыке есть только два исхода – смерть или каменное заточение. И лучше смерть. Командир должен об этом позаботиться.
– Сосредоточься, – произнесла Рин со спокойствием, которого не ощущала. Она не могла снять с себя ответственность, ей придется это сделать. Сейчас смерть для Пипацзы равноценна милосердию. – Тебе придется с ней побороться. Чтобы не отравить меня.
– Хорошо, – прошептала Пипацзы.
– Спасибо.
Рин нагнулась, приложила левую руку к щеке Пипацзы, придавила ее плечо коленом и дернула.
Треск получился громче, чем она ожидала. Рин потрясла ладонью, сосредоточившись на боли, чтобы не пришлось смотреть в остекленевшие глаза Пипацзы. Рин никогда прежде не приходилось ломать человеку шею. Ее когда-то этому учили, и много раз в Синегарде она тренировалась на манекенах. Но до сих пор не понимала, сколько сил на самом деле требуется приложить, чтобы сломать позвоночник.
Теперь все было кончено.
Рин вошла в город пешком. Никто не возвестил о ее прибытии, за ней не следовали музыканты и танцоры. Почти никто ее не заметил – горожане были слишком поглощены катастрофой. Рин была так истощена, что видела только какую-то суету. Сожженные и окровавленные тела несли в город на носилках; толпы людей стремились выбраться из городских ворот с мешками, набитыми одеждой, семейными реликвиями и серебром, забирались на остатки арлонгского флота, пытаясь сбежать на нескольких кораблях, не затонувших, пока бушевал Дракон.
Она смутно понимала, что победила.
Арлонг лежал в руинах. Гесперианцы сбежали. Нэчжа со своим правительством поспешно отступил по каналу. Все это Рин снова и снова докладывали ликующие офицеры, но она бродила вокруг в полутрансе, настолько уставшая и потерянная, что не могла им поверить.
Как это можно назвать победой?
Рин знала вкус победы. Победа – это когда она обугливала вражеские войска божественным огнем, а ее солдаты с радостными криками бежали рядом, получив то, что заслужили по праву. Победу нужно заслужить. Победа дается по справедливости.
Но происходящее выглядело мошенничеством – как будто соперник споткнулся, а она объявила это своей победой. И поэтому победа казалась непрочной и ускользающей, словно в любой момент ее могут вырвать из рук.
– Не понимаю, – твердила она Катаю. – Что произошло?
– Все кончено, – ответил он. – Город наш.
– Но почему?
– Дракон разрушил город. А ты изгнала Дракона, – терпеливо ответил он, как уже много раз в этот день.
– Но я этого не делала. – Рин посмотрела на затопленные каналы. – Я ничего не сделала.
Она лишь разозлила чудовище, которое не сумела обуздать. Лишь сидела сложа руки, перепуганная до потери сознания, пока Нэчжа и гесперианский пилот сражались с Драконом с помощью молний. Она вклинилась в битву сил, которые не могла контролировать. Чуть не утопила весь город, всех жителей долины, и все только потому, что решила, будто хитростью сумеет одолеть Дракона.
– Может, Нэчжа понял, что они собой представляют. Я о гесперианцах, – предположил Катай, когда Рин рассказала ему о том, что произошло у реки.
Но почему Нэчжа сдался и отступил, когда мог убить Рин и остановить Дракона одним махом? Какая-то бессмыслица.
– И возможно, он не хотел мешать единственной силе, способной их остановить, – добавил он.
– Как-то поздновато он додумался, – пробормотала Рин.
– Или он поступил так в целях самосохранения. Может, все стало хуже.
– Возможно, – сказала она без убежденности. – И как, по-твоему, он поступит теперь?
– Не знаю. Но у нас есть более срочные дела. – Катай кивнул на дворцовые ворота. – Мы только что изгнали правителя половины страны. Теперь тебе предстоит занять его место.
Нужно обратиться к войскам. Произнести речи. Заняться городом и страной.
Рин дрожала от крайнего утомления. Она не чувствовала себя правительницей, да и победительницей не чувствовала. Сейчас ей казалось совершенно неуместным обращаться к народу и притворяться.
– Завтра, – сказала она. – Дай мне сегодняшний день. Мне нужно кое-что сделать.
В Тикани было маленькое кладбище, скрытое глубоко в лесу, за тополиными и бамбуковыми рощами, так что никто не мог случайно на него наткнуться. Но все женщины Тикани знали, где оно находится. Они ходили туда с матерями, свекровями, бабушками и сестрами. Или ходили в одиночку, с бледными, заплаканными лицами прижимая к груди печальную ношу.
Это было кладбище младенцев. Новорожденных девочек, которых убивали только потому, что отцы желали сыновей. Маленьких мальчиков, умерших слишком рано, отчего их убитые горем матери в ужасе думали о том, что их заменят на более молодых и плодовитых жен. А еще сюда приносили жуткое месиво после выкидышей и абортов.
Рин знала, что в Арлонге наверняка есть нечто подобное. Во всех городах есть место, где стыдливо скрывают умерших детей.
Венка знала, где оно находится.
– В полумиле за утесами, – объяснила она. – Как только увидишь канал, сверни на север. Там в траве есть тропа. Ее не сразу разглядишь, но она приведет тебя на место.
– Ты пойдешь со мной? – спросила Рин.
– Издеваешься? Я никогда туда не вернусь.
И на закате Рин завернула кувшин с прахом Пипацзы льняной тканью, сунула его в заплечный мешок и отправилась к утесам, с привязанной за спиной лопатой.
Венка была права – если знать, что ищешь, найти скрытую тропу оказалось легко. Могилы не были отмечены, но высокая трава росла странными пучками, изгибаясь, словно пыталась обогнуть лежащие под землей кости.