Он спустился вниз и вышел на улицу. Половина седьмого – дойные коровы должны уже быть на пастбище. Оберегая скот от сырости, Фрэнсис, в отличие от других землевладельцев, загонял его на ночь в хлев. Он бежал вдоль реки по крутой тропинке, откуда рабочие должны были носить уже собранные грозди бананов к обочине дороги для транспортировки. Но… никаких признаков жизни, лишь обитатели леса шумели, свистели, трещали. Крепкие и прямые, как свечки на алтаре, висели на деревьях зрелые бананы. На другом конце острова высился корабль-рефрижератор «Джист», словно огромная морская птица, прикорнувшая на берегу, готовый к транспортировке урожая.
Забастовка все-таки началась! И его работники тоже принимают в ней участие. Значит, они подвели его. А он-то надеялся, что между ними установились отношения взаимного доверия и понимания! И они его так подставили! Потеря богатого урожая, месяцы напряженного труда – и все коту под хвост! Гнев захлестнул его. Он тревожился и за Марджори… Он вдруг с беспокойством, даже с некоторым страхом подумал: ему нужны деньги, срочно, сейчас же! Он задолжал банку, еще не закончены работы по постройке нескольких домов для постоянных рабочих. Он…
Фрэнсис увидел приближающуюся к нему фигуру Озборна. Тот бежал.
– И все-таки она началась. И в ней участвуют наши люди! – сказал Фрэнсис.
– Да, к сожалению. Не беспокойтесь, мои сыновья позаботятся о скотине, жена присмотрит за курами. Конечно, силы уже не те, но все, что надо, мы сделаем.
– А как быть с урожаем? Озборн развел руками.
– Что ты имеешь в виду? Просто забыть о нем? К черту урожай!
– А что мы можем поделать?
О, да, Озборн мог позволить себе такое спокойствие, равнодушие. Это не его деньги. У него свой дом, зарплата ему обеспечена независимо от обстоятельств.
– Разве я плохо отношусь к своим людям?
– Конечно, нет, но…
– Но что? Когда жена десятника захотела новую плиту, разве я отказал ей? Она ее получила. У ребенка Мертона было воспаление уха. И что же я? Я сам отвез его в больницу! Мне не нужна, и я не требую благодарности… Я только – выслушай меня, Озборн: я должен выговориться, кто-то должен выслушать меня, мне так нужен собеседник! Где все?
– Многие поехали на собрание в город. За воротами толпа людей с плакатами, забастовочными лозунгами. Из дома их не видно.
– Я выйду к ним. Я хочу поговорить с ними по душам. Как можно так подвести человека, который и относится к ним, и обращается с ними лучше, чем кто бы то ни было на этом острове? Я так и скажу им!
– На вашем месте я не стал бы так поступать, мистер Лютер. Они сделали свой выбор. Вы ничего не добьетесь. И среди них есть профсоюзные боссы. Уж они-то не в курсе происходящего и не знают вас. Дикую толпу не остановишь… Забастовка охватила весь остров. Не ходите туда, мистер Лютер!
Фрэнсис внимательно посмотрел на старика. Наглец! Что толку от его советов, утешений? Уж он-то, наверняка, знал заранее, как все обернется утром! Да, в подобных обстоятельствах подозревать можно кого угодно. Но только не терять голову! Что-то еще можно предпринять. Выше голову! Он круто повернулся – Марджори, как она?
– Я пойду позвоню. Надо действовать, что-то делать. Ведь должен же кто-то отвечать за все это. Будь я проклят, если весь урожай сгниет на корню!
Патрик, подумал он, только Патрик. Они не виделись и не перезванивались недели две. Все это время Фрэнсис был слишком занят: Марджори, приезд родителей; а Патрик публиковал в своей газете воззвания к каждой из сторон в преддверии грядущей забастовки. Он призывал к терпению, выдержке, согласию.
Переговорив с доктором, который посоветовал привезти Марджори в первой половине дня, Фрэнсис позвонил Патрику. Сможет ли тот приехать в Элевтеру немедленно? Фрэнсис не любил просить, но вопрос не терпел отлагательства. Сможет ли Патрик приехать в его контору, рядом с домом Озборна? Да, конечно, приедет.
Фрэнсис поворачивался на вращающемся кресле, барабанил пальцами по столу. Нервы его были напряжены до предела. Он вспомнил своего учителя, который доказывал, что все обусловлено фактором отношений. Все явления и реакции взаимосвязаны между собой – иного быть не может! Он не сумел постичь тогда ценности данной теории, наоборот, его утомляли до умопомрачения эти скучные, безликие абстракции, и только сейчас он понял вдруг их смысл. Его ребенок должен вот-вот появиться на свет – Господи помоги! – и он отвечает за будущее своего ребенка. Но рабочие тоже хотят, чтобы их будущее и будущее их детей было обеспечено!
Ты прекрасно понимаешь, что они во многом правы, говорила Кэт. Да так оно и было. Кэт трезво оценивала все происходящее. Кэт…
Он потер глаза. Все вокруг взаимосвязано: Кэт, Марджори, ребенок, деньги и справедливость – замкнутый круг, постоянное поступательное движение, борьба… Правда на стороне бастующих, их требования нельзя назвать чрезмерными и невыполнимыми. Землевладельцы поступили бы достаточно разумно, если бы они пошли на уступки, ведь рано или поздно им придется сделать это. Все было бы достигнуто мирным путем. Неужели непонятно?
Все это он и высказал Патрику.
– Я рад, что ты воспринимаешь все подобным образом, Фрэнсис.
– Да, да. Должно быть, все это знают. Так за что же они меня так наказывают?
– Это не наказание. Это никоим образом не связано с отдельными личностями. Если происходит нечто, подобное нынешней забастовке, события уже разворачиваются по нарастающей. Нужно время, чтобы организовать ее. Теперь уже не остановишь!
– Но это не ответ на мой вопрос! Разве я не был справедливым, порядочным, великодушным, благородным? Полученную прибыль я вкладывал в модернизацию производства, хотя мог бы расплатиться сполна по долговым бумагам. У нас есть бакалейный магазин на плантации; все доходы от торговли идут в благотворительный фонд. Я… Да за что же они меня так?! – Фрэнсис говорил умоляющим тоном.
– Что мне сказать тебе? Да, конечно, это несправедливо, – говорил Патрик успокаивающе. – Но бастующие не делают ни для кого исключений. Это всеобщая забастовка.
– Ты хочешь сказать, не сделают?
– Это невозможно. Даже при всем своем желании твои работники не смогли бы прекратить или бойкотировать забастовку. Причина ясна: профсоюз – это профсоюз. Существует определенная субординация: приказы издаются из центра и обязательны для всех членов организации.
– Ну тогда надо говорить с руководством профсоюза. Патрик отрицательно покачал головой:
– Фрэнсис, это невозможно.
Его хладнокровное спокойствие раздражало Фрэнсиса. Твердолобая невозмутимость, терпеливая настойчивость – именно так обращаются с детьми, запрещая что-либо, не объясняя почему. Он ударил кулаком по крышке стола.
– Я должен, мне необходимо собрать урожай и доставить его на корабль! Да это же возмутительно, просто преступление, бессмысленные потери, а какой ущерб! Корабли уйдут с пустыми трюмами, а перевезти можно целую тысячу тонн!
Патрик вздохнул:
– Я знаю, знаю.
– Я заплачу столько, сколько они потребуют. Пусть это сделают и остальные землевладельцы. Или передай, что я выполню все их требования. Мне на все наплевать!
– Ты – мужественный и принципиальный человек. Но видишь ли… дело не только в деньгах. Ничего не выйдет, даже если они и сделают исключение ради тебя. Но повторяю тебе еще раз: они просто не могут, они обязаны держаться до конца.
– Если это не деньги, тогда что? Что они хотят?
– Думаю, – задумчиво произнес Патрик, – главное для них – это право распоряжаться собственной судьбой, они стремятся к этому. Обитатели острова «повзрослели» в своих убеждениях. Многие побывали за границей и увидели, как живут и чем занимаются люди в других странах. Им надоело зависеть от воли иностранных компаний, которые управляют страною…
– Я все это знаю, – перебил его Фрэнсис, – но я-то не представитель иностранной компании. Я живу здесь и работаю вместе с ними. И все это видят.
Патрик молчал. Вид у него был усталый.
– Ты сказал, что у меня есть принципы. Ты знаешь, что я порядочный человек. Выйди за ворота, попроси моих людей вернуться и убрать урожай!
– Фрэнсис, они не послушают меня! Я даже не член профсоюза. Я всего лишь работаю в газете.
– Так попроси своего тестя. Уж Клэренса Портера они послушают.
– Клэренс стар. Он давно уже не у дел.
– Только не говори мне, что он не имеет влияния.
– Даже если и имеет, он ни за что не использует свой авторитет, чтобы сорвать забастовку. Поверь мне! Да я и предложить подобное не посмею, иначе не сносить мне головы.
Все происходило, как в шахматной партии: Фрэнсис сделал ход, а Патрик блокировал его, еще ход – и он в ловушке. Однажды в детстве он играл в шашки и, проигрывая, сорвался, сбросил доску на пол. Такое же чувство он испытывал и сейчас.
– Ну хорошо, – сказал он сдержанно, – может быть, ты можешь предложить мне какой-нибудь выход из сложившейся ситуации? – он вопросительно посмотрел на Патрика.
– Если бы я мог!
– Следовательно, – холодно заметил Фрэнсис, – можно сделать вывод, что ты не желаешь помочь мне.
– Ты не прав! Но ты просишь меня сделать невозможное. Решение будет найдено только после подписания соглашения между Ассоциацией Землевладельцев с профсоюзом, а подрядчики подпишут соглашения с их организациями – это широко распространенная практика. Пойми, Фрэнсис, это – движение.
Стул под Патриком заскрипел, хлопнула дверь в доме Озборна. Эти раздражающие звуки вызвали у Фрэнсиса почти физическое отвращение.
– Хорошо. Ну так что же ты мне посоветуешь?
С минуту Патрик молчал, внимательно рассматривая собственные руки. Затем он сказал, голос его был печален:
– Ничего. Только сидеть и ждать.
– И терпеть убытки?
– А что же еще?
Казалось, Фрэнсис был способен ударить Патрика в эту минуту.
– Что же еще? – передразнил он Патрика. – Ты и Озборн, вы можете позволить себе покорность, смирение. Да, вы можете говорить так: вам нечего терять. А знаешь ли ты, сколько я вложил сюда, в это дело? – он загасил сигарету в пепельнице, почти вскочил с кресла. – Я должен сидеть здесь, а они, этот сброд, которым я плачу деньги, прекратили работу и хотят управлять мною!