– Мне не удалось отыскать каких-либо упоминаний о таком направлении их деятельности. Работы по замораживанию геноматериалов велись в лабораториях различных исследовательских центров, но по масштабам и охвату доноров на два-три порядка уступали трудам «Вечной жизни». Так называемые «банки спермы» и «банки стволовых клеток», получившие развитие на рубеже тысячелетий – проекты краткосрочные, рассчитанные на годы, в лучшем случае на десятилетия… Например, клиенты, работавшие на атомных объектах или каким-то иным образом попадавшие в группу генетического риска, депонировали там свои сперматозоиды с целью иметь в будущем здоровое потомство. Единственный сравнимый по размаху долгосрочный проект, ориентированный на далекое будущее, – «Всемирный генетический банк», учрежденный в 2028 году. Весьма запоздавший проект, на мой взгляд. Образно выражаясь, ребята из ВГБ отправились покупать огнетушитель, когда дом вовсю пылал… К тому же их хранилище было уничтожено во время первой техасской прямым попаданием субъядерного заряда – совсем рядом, в тех же самых штольнях возле Эль-Пасо, конфедераты разместили свой командный центр.
– При какой температуре замораживают половые клетки? – спросил президент.
– Точную цифру навскидку не припомню… – признался Морис слегка смущенно. – Примерно двести градусов по Цельсию. Минус двести, естественно…
Президент обменялся с Денизой быстрыми взглядами, после чего она спросила:
– То есть если хранить материалы при минусовой температуре, но не столь низкой, сперматозоиды и яйцеклетки погибают?
– Ну… В любом случае заморозку и размораживание переносят семьдесят-восемьдесят процентов материалов… При повышении температуры хранения доля живых клеток уменьшается. Особого значения это не имеет, современные методики позволяют использовать для успешного оплодотворения семенную жидкость, в которой уцелело менее одного процента сперматозоидов.
– Ну что же, Морис, – сказал Айзерманн, – вы проделали большую и важную работу. Вознаграждение будет перечислено вам обычным порядком… Не смею больше задерживать.
Он всегда завершал беседы именно так. Время президента «NPI» очень дорого стоит…
– А вас, Дениза, я попрошу остаться, – добавил Айзерманн, видя, что молодая женщина тоже поднялась.
…Покинуть «NPI»-билдинг Морис Бенуччи не спешил. Прогулялся по огромному роскошному холлу, остановился у автомата, продающего кофе. Задумчиво изучал экран с меню, не торопясь с выбором напитка… А сам искоса поглядывал в сторону лифтов.
Поджидал Денизу, разумеется… Кажется, работает она не в центральном офисе, почти всех здешних вице-директоров Морис хотя бы мельком видел… Вполне вероятно, что после разговора с Айзерманном она тоже уедет из штаб-квартиры. В любом случае рабочий день подходит к концу…
Время шло. Наконец-таки выбранный кофе остывал в крошечной фарфоровой чашечке. Дениза не появлялась. Глупо было надеяться… Может быть, этот жирный похотливый козел использует не только деловые качества своего вице-директора?
Бенуччи каким-то уголком сознания понимал, что мысли ему в голову лезут бредовые, Айзерманн никогда не позволял себе смешивать личную жизнь и деловые интересы. Однако перед мысленным взором Мориса весьма навязчиво маячила картинка: развалившаяся в кресле туша господина президента и стоящая рядом на коленях Дениза, отыскавшая под свисающими складками брюха сморщенный обвисший стручок… Какая мерзость…
Картинка была настолько яркой, что, когда дверцы лифта неторопливо разъехались и в холл вплыла Дениза Ло, Морис уставился на ее платье, которое лишь с большой натяжкой можно было посчитать деловым. Нет ли подозрительных влажных пятен?
– О, Морис… Как удачно, что вы еще не уехали. У меня почти пять часов до рейса на Эль-Париж, а я совсем не знаю Цюрих… Вы не могли бы порекомендовать приличное заведение, где можно было бы скоротать часок-другой за ужином, желательно не синтетическим?
– Я… Да, конечно же… Например, «Грансюиз» славится своей кухней…
– Но есть одна проблема… Отчего-то считается, что дама отправляется в ресторан в одиночестве лишь для поиска партнера, и все попытки спокойно покушать обречены. Просьба составить мне компанию не покажется вам слишком навязчивой?
…Электронный оркестр играл хит сезона «Я генавр, созданный для любви». Единственный живой музыкант, седой солист-скрипач, заставлял свой инструмент звучать с такой пронзительной грустью, словно мысль о том, что он не генавр и для любви не создан, повергала старика в бездны отчаяния…
Танец закончился. Они вернулись к столу. В голове Мориса звучала не печальная скрипка – гремели победные фанфары. И одновременно (бывает и так) попискивал калькулятор: до рейса у нее пять часов, ужин уложился в полтора и уже завершается, а значит… Предприятие, казавшееся полной авантюрой, движется к логичному финалу. К очень приятному финалу…
– Мне немного тревожно, Морис… – призналась Дениза, помешивая серебряной ложечкой кофе. – Большой Франк затеял небывалое дело. И чем все обернется, непонятно… Он планирует вложить очень большие заемные средства в совершенно непрофильный актив. И если где-то в его расчетах скрывается ошибка…
– Всплыло хранилище «Вечной жизни», и Айзерманн решил его купить? – Вопрос Бенуччи скорее напоминал утверждение.
– Именно так… Найдется ли достаточное количество розничных покупателей для генохранилища? Ибо в противном случае «NPI» ждет неизбежное банкротство.
– Вы не совсем понимаете ситуацию, Дениза… Айзерманн нашел даже не золотую жилу и не алмазную трубку. Нечто куда более ценное… Если бы он сейчас получил эксклюзивное право на разработку всех оставшихся запасов нефти – наверняка заработал бы меньше.
– Извините, Морис, но мне действительно трудно понять, в чем заключается столь великая ценность древних сперматозоидов…
– Это лекарство. Лекарство для больного, казавшегося неизлечимым.
– Кто же этот больной?
– Наш генофонд. Геном человечества под смертельной угрозой. Причина не исключительно в радиоактивных катастрофах, вызванных Катаклизмом. Предшествующие Дню Станции аварии на АЭС и ядерные испытания на земле и в атмосфере тоже внесли свою лепту… И бездумные игры ученых с нашим геномом даром не прошли. Но главный, смертельный удар генофонд получил именно четыре года назад. У многих радионуклидов, загадивших планету, срок распада не так велик, но грядущее ослабление радиации запоздает: к тому времени нормальные дети перестанут рождаться…
– Мне казалось, что все не так печально. Что сейчас вполне успешно восстанавливают поврежденные гены. Открою небольшой секрет: мои родители проходили процедуру генной очистки перед зачатием ребенка. И результат меня вполне устраивает.
Насчет данного конкретного результата Бенуччи готов был согласиться… Но общей картины это никак не меняло.
Позабыв про кофе, он пододвинул к себе салфетку, достал из кармана стило.
– Смотрите…
На пористом и мягком, почти в точности имитирующем бумагу пластике салфетки появилось изображение двойной спирали. Затем еще одно, такое же.
– Вот генные дефекты – поврежденные, разрушенные от радиации или иных причин участки ДНК…
На первой спирали появились три крестика, символизирующие поврежденные участки.
– А мы берем заплатки из другой цепочки ДНК – вот отсюда, отсюда, и отсюда… И латаем повреждения. Если сильно упростить, примерно так происходит процедура генной очистки.
– И в чем же проблема?
– Проблема в том, что количество ДНК в геноме человека ограничено. Они как буквы в алфавите – из которых можно сложить любое слово. А теперь представьте, что в алфавите исчезла, утратилась какая-то буква. Например, «L» – и наш словарный запас сразу же резко упадет. А потом исчезнут «М», «Т», «О» и так далее…
– И сколько «букв» уцелело к настоящему времени?
– Меньше половины. Мы перевалили критический рубеж, после которого в геноме включаются внутренние процессы, ведущие к его деградации…
– Значит, мешочек с недостающими литерами… – начала Дениза.
– …самое большое сокровище, существующее в нашем мире, – в тон ей закончил фразу Морис.
– И мы нежданно-негаданно оказались в крайне узком кругу людей, допущенных к тайне… По-моему, это наш шанс, который нельзя упускать. Надеюсь, вы проводили свои поиски с достаточной осторожностью?
– Конечно же… Никаких следов моих запросов в Сети не осталось. А результаты хранятся лишь в трех местах – в моем компьютере, в моей голове и на чипе, переданном Айзерманну.
«Мы» и «наш» в ее устах добавили Бенуччи новую порцию надежд. Может быть, все закончится не просто мимолетным приключением? Живет ведь кто-то с такими красавицами, почему бы и нет… В тридцать пять лет пора определяться с выбором постоянной спутницы… Позже, с комфортабельном салоне таксомобиля, он произнес заготовленную фразу:
– Я думаю, зал ожидания – не самое удобное место, чтобы провести три часа…
– А я думаю о другом, – произнесла Дениза. – Вы наконец наберетесь духу меня поцеловать? Или мне придется самой сделать первый шаг?
Он набрался… Они целовались и в мобиле, и в лифте, поднимающем их в пентхаус Мориса… Честно говоря, он оторвался от этого увлекательного занятия только лишь для того, чтобы разблокировать систему защиты на дверях. Весьма основательную систему, надо заметить, – Цюрих место относительно спокойное, но береженого бог бережет… Заодно отключил камеры внутреннего наблюдения, – охране кондоминиума вовсе ни к чему наблюдать за тем, что произойдет здесь сегодняшним вечером.
– Вот здесь я живу, – сказал Морис. – В тоске и одиночестве…
– Это не надолго, – успокоила Дениза. – Где у тебя спальня и душ?
Положила руки ему на плечи, притянула к себе… Морис почувствовал, как что-то укололо его сзади в шею, пониже затылка. Дернулся, но обнимавшие его руки приобрели вдруг стальную твердость… Попытался что-то сказать, губы беззвучно шевельнулись…
Дениза Ло аккуратно опустила тело на паркет из очень удачной имитации мореного дуба. Завидная смерть, что ни говори. Безболезненно, от сердечного приступа закончить свой жизненный путь молодым, обеспеченным, полным планов и надежд, избежав болезней и старческой немощи…