Пока Алька погружался в пучины не то мистической кибернетики, не то кибернетической мистики, вновь случилась заминка. На сей раз причиной ее стал одышливый старичок из местных, тот самый, что рискнул спросить о предстоящем маршруте. Здоровье старичка явно не позволяло ему совершать пешие прогулки с тяжелым грузом: спотыкался он все чаще, кашлял все надрывнее, а под конец просто упал и не смог подняться. Даже не пытался – лежал с закрытыми глазами, тяжело, прерывисто дышал, лицо стало желтовато-серое, как плохая, из вторсырья сделанная бумага.
Командир объявил привал. Местечко было сырое, болотистое, но люди повалились на мох, даже не пытаясь выбрать, где посуше… Командир наклонился над стариком, подержался за запястье, приподнял веко… Старик на все эти манипуляции никак не реагировал. Лишь когда в его руку вонзилась игла шприц-тюбика, вздрогнул всем телом.
Подействовало снадобье быстро: минуты не прошло – старик открыл глаза и произнес:
– Не дойду я до Усть-Кулома… Да и остальные не сдюжат. Три сотни верст, а скоро болота пойдут сплошные, не обойти…
– Дойдешь, – сказал, будто отрезал, Командир. – И остальные дойдут. Я знаю короткий путь.
Голос его вновь звучал твердо, морщины разгладились, словно незаметно для остальных Командир вколол и себе дозу чего-то бодрящего.
Алька удивился не услышанному диалогу, а своей на него реакции.
Прежнего Альку – ну хотя бы того, что еще утром выпрыгивал из подбитой «Иволги» – возмутили бы такие речи. Триста километров?! С их-то скоростью? А кушать, извините, что? Он не понаслышке знал, как быстро человек слабеет от голода и становится неспособным к тяжелой физической работе… Не говоря уж о болотах, по сравнению с которыми их нынешний путь может показаться городским проспектом, широким и ровным.
Новый Алька смотрел на проблему куда более оптимистично. Командир сказал: дойдут, – значит, дойдут. И пропитание какое-нибудь отыщут, бродят же тут наверняка олени, или лоси, или что-нибудь еще съедобное… Дьявол, даже кибернетический, всегда выполняет свою часть сделки.
А потом была ходьба, ходьба, ходьба, ходьба, короткий привал, снова ходьба… По сторонам Алька уже не глазел, все равно ничего нового тут не увидеть… Смотрел лишь под ноги, чтобы не споткнуться ненароком. Пересменка носильщиков теперь сама собой отменилась, и оказаться в паре с Настеной не стоило надеяться… Может, и к лучшему, пустой, не узнающий взгляд девушки не так давно подействовал на Альку, как нокаутирующий удар. А он и без того близок к состоянию, называемому боксерами «грогги». Надо обязательно поговорить с ней, растормошить, заставить узнать его… Но не сейчас. Позже и без свидетелей. Найдется подходящая минутка, не век же им корячиться под этой тяжестью.
Задумавшись, команду на очередной привал Алька не услышал. Или же органы чувств начали давать сбои от непомерной усталости… В общем, он сделал пару лишних шагов, увлекая за собой всю тройку, впряженную в контейнер. И в буквальном смысле уперся носом в черный бушлат остановившегося впереди человека. Тот не дернулся, не ругнулся, стоял неподвижно и молча. И так же застыл рядом с ним Алька, разглядывая маленький треугольник на черной ткани бушлата. Треугольник образовали три отверстия – маленькие, едва заметные, словно проколотые шилом. Из отверстий торчали наружу обрывки нитей…
Нечто подобное Алька видел сегодня утром (целую жизнь, целую вечность назад) на ватнике убитого сепаратиста: белые траурные цветы, распустившиеся на спине. Только тогда человека и его одежду прошили насквозь большие пули из армейского «абакана». А здесь – из спецназовского «скорпиона», конструкторы которого сознательно уменьшили размеры и вес пули до предела, чтобы максимально увеличить количество носимого боезапаса… Поэтому результат выглядел иначе, не столь заметно. Но причина его сомнений не вызывала.
Что все это означает, Алька не стал думать. Не позволил себе размышлять на эту тему… Командир сказал: дойдут, – значит, дойдут. Сказал: на Станцию, – значит, на Станцию, мимо всех фильтров.
Все остальное не имеет значения. Абсолютно не имеет.
10. Собака женского пола
Коридорчик перегораживала невысокая стойка. Вернее, стойкой из пластика, дурно имитирующего настоящее дерево, она казалась бы всем, приближавшимся с другой стороны коридорчика. Я же подходил изнутри здания и видел: на самом деле это пульт с несколькими рядами кнопок и тумблеров и двумя стереоэкранами.
– Тимоха? – окликнул меня человек, сидевший за пультом на вращающемся кресле. – А где Равиль?
Я подозревал, где сейчас Равиль. Там же, где и Тимоха, за которого принял меня человек, – в комнате трибунала. Но объяснять ничего не стал, молча приближался. Расчет оправдался: ярко-оранжевый вертухайский фартук оказался отличной маскировкой именно благодаря своей вызывающей расцветке. В фартуке? Фигурой напоминает Тимоху? Значит, он и есть, и незачем вглядываться в лицо… Понятно, слишком долго работать такая маскировка не могла, да мне и ни к чему, несколько секунд заблуждения вполне достаточно.
Отпущенные мне секунды истекли. На челе коридорного сидельца отразилась тяжкая работа мысли: отчего это Тимоха выглядит не совсем как Тимоха? Вернее, вовсе даже иначе выглядит? Мысль еще трудилась, а рука уже тянулась к пульту, наверняка к тревожной кнопке.
Резкий взмах – и «дыродел», вращаясь, как пропеллер, устремился к цели. Хрясь! Человек обмяк в своем кресле… Спасибо, бабушка Стася.
При чем здесь бабушка? Очень даже при чем. Родители вечно мотались по командировкам, вечно торчали в горячих точках, – и все заботы о моем воспитании до двенадцатилетнего возраста легли на хрупкие бабушкины плечи. Воспитание, надо признать, оказалось весьма своеобразным. Недурно стрелять, например, я научился раньше, чем кататься на велосипеде. Но мне-то хотелось именно кататься, а не проводить долгие часы в тире! Особенно же изводили меня бабушкины уроки по метанию всевозможных острых и тяжелых предметов. Знаете, сколько времени надо убить, чтобы дюймовая водопроводная гайка превратилась в мальчишечьих руках в смертоносное метательное оружие? Много, и мой дневной распорядок начинался с шестичасового подъема… Кадетский корпус – от царивших там порядков стонали вновь поступившие кадеты – мне после бабушкиной закалки показался курортом и санаторием.
Подобрав «дыродел», я пощупал пульс у его жертвы. Жить будет… Бросок так и был рассчитан, а у меня в этой области искусств реальные результаты чаще всего совпадают с расчетными. Абсолютно незачем мостить за собой дорожку из трупов. Не из соображений абстрактного гуманизма, но исходя из простой аксиомы: сотрудники любой спецслужбы ищут тех, кто их убивает, с особым тщанием. Не за страх, а за совесть, не только и не столько по приказу начальства, сколько повинуясь инстинкту самосохранения.
А вот личное оружие у обмякшего в кресле человека я позаимствовал. В кобуре на его поясе оказался не пистолет, а импульсный разрядник. Правильно, зачем портить пулями собственные интерьеры? Разряд на расстоянии в несколько метров сработает не хуже выстрела, а перестрелки на больших дистанциях в здешней тесноте не грозят. Ладно, пригодится и разрядник.
Однако пора выбираться… Судя по этой преграде, разделившей пополам коридорчик, выход где-то неподалеку. Логика подсказывала, что именно туда ведет винтовая лестница на дальнем конце коридора, но в данном конкретном случае полагаться на логику было опасно. Надо сказать, что особнячок, несмотря на свои скромные размеры, отличался весьма запутанной внешней и внутренней архитектурой, – я заметил это еще в первое свое посещение. Казалось, что каждый из сменившихся за три века многочисленных владельцев стремился внести свою лепту в планировку: если уж не прилепить новый флигель, то установить новую перегородку, или пробить новый дверной проем, или замуровать старый, или, на худой конец, возвести винтовую лестницу.
Результатом дизайнерских изысков стало множество помещений, небольших по размеру и расположенных весьма хаотично на взгляд случайного человека, оказавшегося в этом лабиринте. Правда, случайные люди оказывались здесь редко и в основном не по своему желанию. Как я сейчас, например. А еще реже покидали особняк вопреки воле хозяев. Вполне вероятно, что я вообще единственный такой своенравный гость.
Короче говоря, винтовая лестница могла вести куда угодно, только не наружу.
По счастью, над пультом висела схема эвакуации при пожаре. Тоже весьма запутанная, но разобраться можно… Ну да, так и есть – винтовая лестница ведет в подвал, а чтобы очутиться на улице, надо свернуть налево, вон в ту неприметную дверцу, пройти еще одним коридорчиком и оказаться на большой парадной лестнице. А там, как я помнил, еще один пост – входная охрана в количестве двух человек, и «дыроделом» в них не покидаешься, да и стрелять бесполезно, сидят в прозрачной будке из бронестекла… И наверняка имеют способы воздействия на незваных гостей или на желающих самовольно покинуть здание. Нажмут какую-нибудь кнопочку и пропустят сквозь меня разряд в несколько тысяч вольт…
Поищем обходной путь. После недолгих поисков я обнаружил таковых целых три: во-первых, ворота гаража; во-вторых, выход, ведущий на пандус и наверняка служащий для разгрузки и погрузки; в-третьих, небольшая дверь на задах особняка, будем считать ее черным ходом…
Неясно лишь, кто и что поджидает меня на этих путях. Прояснить вопрос я попытался с помощью стереоэкранов, – один выдавал изображения с внутренних камер наблюдения, другой с наружных. Так, что тут у нас происходит? Никого… Никого… Ага, мои судьи расслабляются после заседания… А это что за персонаж? Похоже, еще один бедолага, ожидающий трибунала, – наручники, черный мешок на голове. Тоже не сумел выполнить невыполнимый приказ? Сидит теперь на бетонном полу, а рядом, на табуреточке – зевающий во весь рот охранник с «абаканом» на коленях.
Надо было двигаться в сторону гаража, дорога свободна, но… Но я не двинулся. Скинул фартук (свою роль он сыграл и теперь только помешает, сковывая движения), скомкал и запихал под пульт. И отправился назад, откуда пришел. К комнате, где томился ожидающий трибунала узник. Не считайте это благотворительностью – вдвоем выбраться отсюда гораздо легче. Даже втроем, если считать «абакан»…