Металлические створки ворот расползлись в стороны. Кар неторопливо вкатился под арку.
– Салим Махмутыч ничего вам для меня не передавал? – спросил толстяк, понизив голос почти до шепота. – Для Силкина, значит?
– Передавал, а как же, – с готовностью подтвердил Лобастик и потянулся куда-то под приборную доску, хотя впервые услышал про Салима Махмутыча, передающего толстяку посылки. – Сейчас отдам.
Толстяк посмотрел удивленно. Даже подозрительно посмотрел… Возможно, неведомый Махмутыч должен был передать ему что-то всего лишь на словах, или наоборот – посылка отличалась большими габаритами и здесь, в кабине, никак бы не разместилась… Мгновение спустя все это стало не важным. Толстяк захрипел, забулькал рассеченным горлом. А Лобастик выдернул из пружинных зажимов «абакан» с подствольником.
Электрокар рванул с места – налегке, оставив нагруженный полуприцеп блокировать распахнутые ворота. В свете фар – шарахнувшиеся в сторону охранники. Хрясь! Вывернув руль, я припечатал одного к стене. Второй успел отскочить, но тут же рухнул, срезанный короткой очередью Лобастика.
Я высунул в окно руку, трижды нажал на спуск ракетницы. Три огненных шара расцвели в небе. И почти сразу погасли фонари, освещавшие двор, и мощный прожектор, светивший с вершины донжона. Цитадель барона Гильмановского осталась без электричества, аварийные генераторы здесь имелись, но запустить их никто не успеет… Впрочем, ракеты пока достаточно подсвечивали место действия, а потом в ход пойдут приборы ночного видения.
Я знал, что одновременно с отключением света у здешних обитателей случилась еще одна неприятность: эфир оказался вдруг забит густыми помехами – не вызвать помощь из казармы батальона самообороны, расположенной в четырех километрах… Хотя у самооборонцев сейчас своих проблем хватает.
Кар катил вдоль донжона, чуть ли не царапая бортом каменную кладку, – я не хотел невзначай выскочить из мертвой зоны установленных наверху пулеметов. Лобастик успел вышвырнуть тело толстяка из кабины и теперь азартно палил по всем, кого видел, а когда не видел никого – по окнам, выходящим на двор.
Сзади тоже разгоралась пальба – парни, прятавшиеся в полуприцепе, вступили в игру. Грохнула граната, затем еще одна… Но я ждал не этого грохота. Ну наконец-то! Наверху громыхнуло на порядок сильнее, с вершины донжона посыпались мелкие обломки. Взрыв УРСа накрыл пулеметную площадку вместе с тремя станковыми пулеметами и их расчетами.
Концерт идет согласно партитуре… Теперь наша с Лобастиком сольная партия.
Я подал кар назад, Лобастик уже высунулся в люк, прорезанный в крыше кабины, скомандовал:
– Еще метр задним!
Легко… Лобастик выскочил наверх, повозился там совсем недолгое время, спрыгнул. Люк задвинуть не успел – наверху прозвучал еще один взрыв, негромкий, едва ли привлекший чье-то внимание на фоне набиравшего силу концерта.
Скрежет, звук удара металла о металл.
– Извини… – пробормотал Лобастик. – Не рассчитал малеха…
Вынесенная взрывом решетка – небольшая, но тяжелая, сваренная из толстых металлических прутков, – свисала теперь аккурат между нами, зацепившись за покореженные края люка. Угодила бы чуть левее – и в деле спасения России Мангуст больше не участник, разве что как павший герой и пример для молодежи. Чуть правее – так разгильдяю Лобастику и надо.
Я лишь вздохнул, вспомнив взрывников из «Гаммы», у них в работе подобных казусов не случалось…
…Нельзя сказать, что барон Гильмановский окончательный псих. Для сумасшедшего он чересчур хорошо устроился в нашем мире… Но на одном пунктике – на Средневековье – крыша у его сиятельства точно поехала. Так думал я, взбегая по винтовой лестнице, казавшейся бесконечной. Не исключено, конечно, что в замке имеется потайной лифт – для барона, его семьи и приближенных. Но наш информатор ни к семье, ни к приближенным не относился, поднимался, как мы сейчас, – пешком по бесчисленным ступеням.
На площадке света не было, так же, как в большинстве помещений замка. Увидев в полумраке часового в латах и с алебардой, я ничуть не удивился. Наших шагов алебардщик (или алебардист?) не слышал, приник к окну-бойнице, всецело увлеченный разворачивающимися снаружи событиями.
Лобастик выстрелил одиночным. Вжиу! – пуля с противным звуком отрикошетила от кирасы. На долю мгновения представилась сюрреалистичная картинка: мы с Лобастиком стреляем, стреляем, и все впустую, а латник начинает деловито крошить нас своей средневековой железякой…
И тут же наваждение рассеялось – то, что показалось мне на миг кованым металлом кирасы, обернулось бронепластом, да еще с эндодинамической защитой, – иначе выстрел из «абакана», даже не пробив жилет, опрокинул бы его владельца. «Алебарда», прислоненная стене, оказалась вполне современным РАН-16.
Я почувствовал мимолетное разочарование…
Упомянутое чувство не помешало мне выпустить короткую, на три патрона, очередь. Магазины к своему автомату я снаряжал самолично – патрон с трассирующей пулей, с зажигательной, с бронебойной, снова с трассирующей и так далее… «Бронебойка» оправдала надежды.
Караульный еще скреб окровавленными пальцами по плитам пола, а Лобастик уже лепил заряды на дверь – мощную, деревянную, с металлическими накладками ручной ковки (или очень удачно имитировавшими таковую).
Наученный горьким опытом, я подозрительно наблюдал за действиями коллеги – не хватало для полного счастья, чтобы эта дверца полетела в нас на манер давешней решетки. Но нет, на сей раз Лобастик действовал идеально, не отступая от пунктов наставления по взрывному делу.
Дверь рухнула внутрь баронских покоев. Следом туда ворвались мы с Лобастиком – перекатами уходя с линии огня, один вправо, второй влево.
Я был почти уверен, что здесь нас поджидает вовсе уж средневековый антураж: огромный камин с кованой решеткой, старинная резная мебель, на стенах – гобелены и пылающие факелы…
Ошибся. Никаких факелов, место действия освещали тусклые аварийные лампочки, да и вообще обширное помещение было отделано и обставлено во вполне современном стиле. Центральную часть его занимал стол, загроможденный аппаратурой – компьютеры, приборы связи, мониторы наблюдающих систем…
Нас здесь не ждали. Вернее, ждали, но не так быстро.
У стола сидел человек и, судя по всему, только что лихорадочно выкрикивал что-то в микрофон. На барона, неплохо знакомого мне по снимкам, он не походил – и рухнул на пульт, заливая его своей кровью.
Два организма скучали на стульях, стоявших у стены. Охрана, надо полагать, – однако без алебард, арбалетов и панцирей: тактические жилеты, автоматы с подствольниками… Лобастик срезал их одной очередью, метясь в головы, благо шлемы-сферы охранники сняли и те лежали у них на коленях.
Все закончилось за пару секунд. На ногах остался последний обитатель комнаты – его сиятельство барон Гильмановский, глава Заплюсненской волостной администрации.
Сиятельный глава застыл у сейфа с распахнутой дверцей, вмурованного в стену. На средневекового феодала он не походил никоим образом: ни баронской короны, ни золотой цепи на груди. Одежда отнюдь не из парчи и атласа – джемпер и брюки затрапезно-домашнего вида, не иначе как владетель здешних мест отдыхал от праведных трудов и собирался почивать.
Выглядел барон жалко – втиснулся спиной в стену, широко распахнутыми глазами уставился на нас с Лобастиком. Губы подергивались… Еще бы, только что был царем, богом и воинским начальником для почти трех тысяч подданных, и вдруг такой афронт.
Но я напуганное сиятельство не жалел. Даже мимолетного сочувствия не испытывал. При подготовке операции мне пришлось пообщаться с двумя людьми, побывавшими в здешних подвалах, в пыточных камерах. Даже смотреть на них было страшновато, а уж слушать рассказы… Средневековые орудия пыток барон реконструировал с особым тщанием и любовью и самолично присутствовал при допросах.
– Над златом чахнешь, сука? – спросил Лобастик, подойдя поближе и рассматривая пачки купюр, выпавшие на пол из ослабевших рук барона.
Баронские губы задрожали сильнее, рот приоткрылся, но ни слова не прозвучало.
– Чахнешь, – констатировал Лобастик.
Он разместился поудобнее, так, чтобы и я, и Гильмановский разом попадали в поле зрения. То, что сейчас произойдет, надлежало зафиксировать на «балалайку».
– Гильмановский? Роберт Соломонович? – спросил я казенным тоном.
Барон так и не сумел выдавить из себя ни слова, лишь мелко закивал…
– Решением чрезвычайной сессии Районного собрания вы отрешены от занимаемой должности.
На баронском лице засветилась надежда… Я выстрелил ему в живот. Наклонился над корчащимся телом и произнес:
– Помнишь Ваську-Филина?
Едва ли он меня услышал… Необходимые формальности завершились, и я прекратил мучения феодала выстрелом в голову.
Понятия не имею, кто такой Филин. Но по условиям контракта именно в такой последовательности все должно было произойти: пуля в живот, вопрос про Ваську-Филина, пуля в голову…
Окна здесь оказались витражные – новоделы, разумеется. Я ткнул стволом автомата, зеленая стекляшка разлетелась и выпала наружу. Стрельба во дворе и в других постройках уже стихла. Быстро закончили… Понятно, баронские ландскнехты далеко уступали по боевым кондициям наемникам-профи, но в своем-то логове могли посопротивляться чуть дольше… Но не стали. Не пожелали умирать за его сиятельство и идею неофеодализма…
Еще одна осветительная ракета расцвела в ночном небе – сигнал Сабитову: можно подлетать и сажать «вертушку» на плоскую крышу донжона.
Лобастик тем временем, думая, что я не вижу, прибрал одну пачку с юанями, отлетевшую в сторону от остальных… Все правильно, так и поступают бравые парни из Шервудского леса, взяв штурмом замок злого барона…
Скрипнула дверь, ведущая куда-то дальше, во внутренние покои. Мы схватились за оружие. Но никто нападать на нас не собирался. За приоткрытой дверью раздался странный звук – не то вскрик, не то всхлип, затем торопливый удаляющийся стук женских каблуков…