За короткий промежуток Интагейя Сангасойя сумела нанести твари несколько серьезных ран в область груди и брюха, однако казалось, боль только распаляет мантикору. Женское лицо сморщилось, скроило злобную гримасу, чудовище неразборчиво бормотало что-то, видимо сыпало проклятиями.
Вскоре у Каэ возникла новая проблема: она стала поскальзываться на мокрых от крови камнях. И когда ядовитый шип просвистел у самой ее щеки, она, резко отклонившись назад, чтобы избежать удара, не устояла на ногах и изо всех сил грянулась спиной и головой об острый выступ скалы. Шлем и панцирь Ур-Шанаби уберегли ее – она была больше ошарашена самим падением.
Наконец враги оказались лицом к лицу – как ни странно звучит подобное утверждение. Монстр прыгнул на Каэтану, собрав остатки сил – это было уже видно, и придавил ее мощными когтистыми лапами к камню. Выпущенные когти яростно терзали плоть богини, и та поразилась на краткий миг тому, что ее еще не раздавила эта тяжесть, что она еще дышит и не истекает кровью. Но миг промелькнул, и странное чувство перевоплощения в какое-то гораздо более могущественное существо опять посетило Каэ. Она подтянула ноги поближе к животу, вся собралась как пружина, а затем изо всех сил оттолкнула тварь. И одновременно пронзила ее обоими клинками. Мантикора издала отчаянный визг и... отлетела к центру пещеры.
Каэ подбежала к поверженному чудовищу, сорвала с его груди ужасное украшение и разрубила его Такахаем.
По пещере пронесся крик...
Маленькой, измученной и слабой почувствовала себя Кахатанна, едва бой закончился. Она недоумевала, как осталась жива. Теперь, стоя перед поверженной тварью, она осознавала, насколько та больше и сильнее. Победа представлялась чудом.
Каэ уже повернулась и собралась уходить, когда голос мантикоры настиг ее:
– Постой, победительница!
Голос звучал издевательски, и Кахатанна изумилась, ибо еще минуту назад тварь рычала, визжала и выла, но членораздельной речью не владела. Тем более что, и голос этот – мощный, низкий, глубокий, пробирающий до костей, – не мог принадлежать мантикоре с женским лицом.
Даже ее рычание было мягче и слабее.
– Ты думаешь, этот талисман что-то решает? Или что-то решает твоя очередная победа?
– Кто ты? – спросила она.
Мантикора была мертва.
И голос звучал из распахнутой в смертельной агонии пасти.
– Если ты думаешь, что я – Мелькарт или его посланец, то ошибаешься.
Она прислушалась к себе: ничто внутри не протестовало. Удивительно, но таинственный собеседник сказал правду. Во всяком случае, на этот раз.
– А я и не собираюсь обманывать тебя, – продолжало вещать мертвое тело.
Лапы были скрючены и поджаты к грязно-желтому брюху. Из ноздри сочилась тоненькая струйка почти черной крови, натекая лужицей на каменном полу. А вот морщины на лице, как ни странно, разгладились, и оно немного смягчилось.
– Я знаю, что ты Богиня Истины, и было бы абсолютной глупостью пытаться втолковать тебе одну маленькую не правду среди многих правд. Все равно ты почувствуешь и не поверишь. Мне нет нужды лгать тебе, Каэ.
– Кто ты? – упрямо повторила она.
– Это не важно. Считай, что я – голос пространства, голос Вселенной, душа твоего мира, наконец. Хотя нет – я все-таки гораздо больше, чем просто душа одного крохотного мирка. Думай что хочешь. Но выслушай меня: Арнемвенд обречен, ему остались считанные месяцы. Максимум год. Просто завершился очередной цикл, и все поглотит очистительное пламя. Назови это концом света, назови наступлением Хаоса либо победой Зла. Это ничего не изменит по сути: этот мир закончился, и его должно заменить нечто принципиально новое, как бы ты к этому ни отнеслась. Найди себе спокойное местечко и живи в нем. Ты бессмертна и любима, пользуйся этими благами, пока у тебя есть время. А теперь прощай...
Нельзя сказать, что все это время Кахатанна не порывалась задать несколько вопросов странному собеседнику. Но он не позволил ей этого сделать, исчезнув столь же внезапно, как и появился.
– Получилось! Получилось! У нас все получилось! – подпрыгивая на месте, вопил Барнаба. Разноцветные его одеяния развевались на теплом ветру.
Змей Могашшин совершил огромную ошибку, решив остаться в своем замке. Он надеялся на то, что вызванная им подмога надолго отвлечет спутников Каэтаны от его персоны. По приказу старого мага во двор замка толпами повалили мертвецы, поднятые им с ближайшего кладбища, и духи-хранители Змеиной горы.
Духи выглядели внушительно и жутко – когтистые, чешуйчатые, клыкастые подобия джатов – любимых созданий Джоу Лахатала.
Единственное, чего не учел Змей Могашшин, это то, что он сам был человеком. И его представления об ужасном сильно отличались от представлений бессмертных существ. Во всяком случае, даже духи-хранители, отчаянно шипящие и размахивающие гибкими лапами, не произвели на богов должного впечатления.
– Может, здесь кроется какой-то подвох? – поинтересовался га-Мавет при виде приближающегося воинства.
Полуистлевшие, жалкие тела не пугали Бога Смерти и не могли причинить ни ему, ни его братьям сколько-нибудь существенного вреда.
Сараганский чародей понятия не имел, чем можно испугать бессмертных, и сделал максимум от него зависящего. Он-то был уверен в том, что мантикора в считанные минуты расправится с Каэ и придет ему на помощь. Именно глубокая убежденность в непобедимости чудовища и погубила Змея Могашшина. Га-Мавет, не вынимая из ножен своего черного меча, единственным движением отпустил несчастные души, навсегда избавив их от власти старого мага.
– Может, Джоу, змееподобными займешься ты? – весело спросил желтоглазый у своего ослепительного брата.
– Попробую, – откликнулся тот.
Чародей с ужасом взирал из своей башни на духов Змеиной горы, которые метались в отчаянии по замковому двору в поисках спасения или места, где можно было укрыться от того кошмара, который поразил их тугодумные мозги. Змей Могашшин так и не узнал, что хранителям горы привиделся сам великий Аврага Дзагасан – их божество и повелитель, высказавший им свое неудовольствие.
– А где фенешанги?
– Пошли за стариком, – беззаботно пояснил богам Барнаба. – Нужно же призвать его к ответу.
Джоу Лахатал поднял бровь:
– А где же он?
– Там, в донжоне...
– Кхм, – смущенно кашлянул Змеебог. – Как же это я его не заметил?
– Очень просто, брат, – вмешался Арескои, – мы никак не привыкнем замечать жалких смертных, хотя они то и дело умудряются причинить нам головную боль.
– Кажется, это признак нашей глупости... – сказал га-Мавет.
Братья переглянулись, но обсуждать проблему дальше им не пришлось – четверо фенешангов уже волокли связанного по рукам и ногам Змея Могашшина.
Оставшийся наедине с бессмертными, лишенный поддержки страшной твари, о судьбе которой он ничего не мог узнать в эти минуты, старик оказался жалким и беспомощным. Некоторое время он молчал, концентрируясь на попытках вызвать своего повелителя – Мелькарта. Но Мелькарт оставался глух к его мольбам: ему не нужны были проигравшие.
– Неужели вот эта кучка тряпья заставила нас бросать все дела и мчаться в Сараган? – спросил Барнаба брезгливо.
Заносчивый старик был не в состоянии выдержать подобное унижение.
– А ты узел разноцветного тряпья! – моментально вспыхнул он. – Я посмотрю, что вы запоете, когда моя красавица распотрошит дерзкую девчонку. Еще никто не одолел мощи талисмана и могущества мантикоры.
– Будем надеяться, что он не прав, – шепнул Арескои Богу Смерти.
– А вы так и будете стоять и ждать, герои? – выкрикнул вдруг старик в лицо Джоу Лахаталу. – Страшно спуститься в подземелье? Боитесь темноты? И не стыдно вам высылать впереди себя женщину?!!
Он все рассчитал верно, надо отдать ему должное. И вспыхнувший Змеебог уже был готов сорваться с места и бежать на помощь Каэтане.
– Стой! – удержал его за край плаща Римуски.
Верховный Владыка приостановился, изумленно глядя на фенешанга. Ему и в голову не приходило, что темнокожие жители Иманы могут быть настолько сильны.
– Стой, – уже мягче попросил Римуски. – Ему терять нечего, но он ведь и нас хочет забрать с собой. Стой и думай спокойно: если талисман Джаганнатхи увижу я или кто-то из моих братьев, даже глупая мантикора сможет командовать нами – мы будем лишены воли и разума. А если под его власть попадешь ты или твои братья, то вы обезумеете, впустив в себя пространство Мелькарта. И тогда Каэтане придется либо убить вас, либо принять смерть от ваших рук. Стой и жди. Это единственное, что ты можешь для нее сделать.
Джоу Лахатал все это знал и сам, но иногда нужно, чтобы кто-то укрепил тебя в твоих собственных убеждениях.
А несколько минут спустя Каэтана выбралась из подземелья. Она была почти что невредима, только правая рука, которую она чем-то поранила в горячке боя, немного кровоточила. Просто была сбита кожа на костяшках пальцев да несколько длинных порезов тянулись по кисти. Она все еще судорожно сжимала черные от крови мантикоры клинки.
– Как ты? – тревожно спросил Джоу Лахатал.
– Нормально. Оказалось, что все значительно легче: я и не ожидала. – Каэ приняла решение не рассказывать о жутковатом собеседнике, предвещавшем конец этого мира. Рано говорить о конце – она жива и еще повоюет.
– Лефче! – раздался внезапно скрипучий голос перстня. Тон был неповторим.
– Что с тобой, Ниппи? – спросил Барнаба.
– Фто. фто? Уфарили оф сфенку фильно-фильно, – поведал перстень. – Расфили, наферное.
Арескои, обняв га-Мавета за шею, дергался всем телом. Смеяться над Ниппи вслух было неприлично, выдержать же сию тираду с непроницаемым лицом... для этого нужно было быть больше чем просто богом.
– Интересно, ты всегда будешь так изъясняться? – поинтересовался Барнаба.
– Нафеюсь, фто нет, – буркнул Ниппи. – Не фядил я сефя ф фою, а теферь фы смеефесь! Ферфца у фас нет!
– Нет, – немного растерянно сказал Джоу Лахатал. – Перца нет. А зачем нам перец?