— Что же загорелось девятнадцатого июля?
— Кризис, Исаак Моисеевич. На всех биржах паника.
— Вы, может быть, думаете, что это ново?
— Есть и кое-что новое. Газеты пишут о необыкновенных сделках, совершаемых на биржах, о крахе крупнейших предприятий, о невероятной спекулятивной игре Вельта, неожиданно купившего знаменитую Мамонтову пещеру в Кентукки.
— Здесь, по-моему, надо искать связь, — сказала Марина.
— Конечно! Связь ясна. Сначала он пугает народ, а потом начинает грабить. Старый прием, уверяю вас! Я еще помню, были такие бандиты, которые одевались в белые балахоны и прыгали на пружинах, а потом обирали перепуганных прохожих.
— Газеты полны сообщениями о том, что все метрополитены, американские сабвеи и железные дороги, обладающие крупными тоннелями, приобретены концерном Вельта. Все задают себе вопрос: «Что бы это могло значить?»
— Да, странно!
— Неожиданно прекращают работы многие предприятия. Америка в полном смятении. Вельт закрывает даже свои военные заводы. Аннулировал военные заказы ряда государств.
— Совсем удивительно!
— Это вызвало растерянность капиталистических стран, заказы которых Вельт так еще недавно пытался заполучить. На улицу выброшены миллионы безработных. В то же время Вельт начинает какие-то гигантские работы. Об этом пишут и в Германии, и в Дании, и в Скандинавских странах. Указывают на огромный интерес Вельта к Гренландии.
— Послушайте, Матросов! Мне уже надоел ваш Вельт.
— Что же делать! Весь капиталистический мир занят сейчас только им. Вы забываете, что он стоит во главе огромного числа монополистических объединений.
— Что же ему нужно? Я не понимаю.
— Этого никто не понимает.
— Здесь какая-то связь с катастрофой в Тихом океане, — снова заметила Марина, украдкой улыбнувшись Дмитрию.
— Скоро все разрешится, Исаак Моисеевич. Сегодняшние заграничные газеты полны сообщений, что самый знаменитый человек нашего времени доктор Фредерик Вельт выступит с речью по радио, обращенной ко всему миру.
— Так-таки ко всему миру? — засмеялся Шварцман и тотчас сморщился. Вероятно, ему стало больно.
Марина встала и поправила на нем одеяло.
— Да, Исаак Моисеевич. Этому обращению за границей придают огромное значение. Никто еще не говорил сразу со всем миром.
— Просто он американец и любит сенсации! Скажите, он будет говорить по-английски?
— Да, — сказал Матросов. — Но радиостанции после его выступления будут передавать речь Вельта на всех основных языках Земли.
— Похоже на грандиозную американскую рекламу. Может быть, вы думаете, что я стал бы терять свое время и слушать его капиталистическую болтовню? Ничего подобного!
Лицо Матросова омрачилось.
— А я думал, Исаак Моисеевич, что это вас заинтересует, — Матросов вынул из кармана часы.
— Что вы смотрите? Я ни за что не отпущу вас! Рассказывали мне о каком-то Вельте… Вы лучше расскажите, что делается у нас.
— У нас, Исаак Моисеевич, все спокойно. Вчера был последний футбольный матч на кубок страны. Пятнадцатого июля вступило в строй Всесоюзное электротехническое кольцо. Оно теперь объединило энергетические системы Сибири, Волги и Днепра. Одновременно с этим заработала очередная турбина Ангаростроя. Первая домна Курского металлургического завода дала чугун. Профессор Гринев показывал вчера лошадь без сердца, которое было заменено насосной установкой, помещенной вместо седла. Профессор Гринев проехал на своей лошади по манежу два круга, после чего лошадь издохла. Оборвался провод.
— Жаль, жаль! Это очень интересно. Что же вы мне сразу об этом не рассказали?
Матросов опять посмотрел на часы:
— В шесть часов по среднеевропейскому времени сегодня, двадцать первого июля, по радио, обращаясь ко всему миру, выступит Вельт.
— А сколько сейчас времени? — спросил Шварцман.
— Без одной минуты восемь.
— Так что же вы мне раньше не сказали? Ах, какая досада! Может быть, он еще не кончил?
— Он еще не начинал, Исаак Моисеевич. Разница во времени — два часа. Начнет через одну минуту.
— Так включайте скорее! Что же вы ждете? Торопитесь! Ах, какой вы медлительный, молодой человек!
Доктор очень волновался.
Матросов, сдерживая улыбку, включил приемник.
— Теперь я понимаю, какое сообщение собирался сегодня слушать мой аллигатор! Ах, несносный! А мне ничего не сказал!
В репродукторе слышался легкий шум.
Матросов настраивал приемник. Из коридора доносилось слабое тиканье стенных часов.
Доктор Шварцман сел. Теперь было видно, что у него нет правой руки.
Все приготовились слушать сенсационное выступление Вельта.
В репродукторе что-то щелкнуло.
— Люди мира! — послышался голос Фредерика Вельта. — Обитатели Земли! Я выступаю сейчас перед вами как ученый, который, может быть, несколько скучно постарается объяснить вам весь ужас сегодняшнего положения человечества…
Голос умолк. Никто не проронил ни слова. Даже доктор Шварцман молчал.
— Люди мира! Чтобы сделать для вас понятным то, что происходит сейчас на Земле, я прочту вам первую и последнюю в истории существования Земли научную лекцию для всего человечества…
Булькнула вода. Это Матросов налил себе стакан.
— Люди мира! Воздух, которым вы дышите, состоит из смеси двух газов — азота и кислорода. Кислород очень деятельный газ. При повышенной температуре он стремится соединиться со многими телами нашей земли. Эта реакция хорошо известна нам как горение. Когда горит уголь, вещество его соединяется с кислородом, и при этом выделяется тепло. Соединение многих тел с кислородом сопровождается выделением тепла, выражаясь научно, является реакцией экзотермической. Но не все тела таковы. Есть соединения с кислородом, образование которых требует тепла извне, есть явления холодного горения, горения, не выделяющего, а поглощающего тепло. Таким холодным горением было до сих пор соединение двух газов нашего воздуха — азота и кислорода. Эта реакция эндотермическая, она требовала затраты значительной энергии и потому была редка на земле. Она происходила в природе во время грозовых электрических разрядов — во время ударов молний…
— Вы, может быть, думаете, что я знаю, куда он клонит? Ничего подобного.
— Тише, доктор, тише! — вздрогнул Матросов и расплескал воду из стакана. Марина посмотрела на него с укоризной, а потом ласково.
— Несколько десятилетий назад я как ученый обратил внимание, что миру известны пять соединений кислорода и азота, или, иначе говоря, окислов азота. Эти пять химических соединений азота и кислорода в различных пропорциях требуют, оказывается, для своего образования разного количества тепла. Я усмотрел в этом неразгаданную тайну природы. В самом деле, сопоставьте следующее: чтобы соединить две частицы азота с одной частицей кислорода, требуется 26,6 калории. Для одной частицы азота и одной кислорода необходимо 21,6 калории. Для соединения, где азота две, а кислорода три частицы, требуется 22,2 калории. Но уже следующее соединение — NO2 — требует тепла много меньше — 8,13 калории, а для образования последнего известного пятого окисла — N2O5, — где азота две частицы, а кислорода пять, требуется всего лишь 1,2 калории. Выпишите такую таблицу:
N2O…26,6 калории
NO…21,6 калории
N2O3…22,2 калории
NO2…8,13 калории
N2O5…1,2 калории
Что это может значить, люди мира? Здесь чувствуется какая-то тайная закономерность.
Это умозаключение заставило меня предположить существование шестого, неизвестного еще окисла азота, где пропорция соединяющихся газов такова, что реакция горения азота должна проходить гораздо легче.
В четвертом и пятом окислах азота, требующих для своего образования меньших количеств тепла, чем остальные окислы, мы лишь приближались к таинственной и совершенной пропорции.
Логически напрашивался вывод, что реакция шестого окисла может протекать при выделении, а не при поглощении тепла. Что это значит?
Из этого следует, что, найдя шестой окисел, мы превратили бы весь наш воздух в топливо, в гремучую смесь. Мы научились бы извлекать из атмосферы в любом ее месте тепловую энергию. Мы бы жили в бесплатном вездесущем топливе, дышали бы им, ходили бы в нем, обладали бы даровой неиссякаемой энергией. Наши автомобили, локомотивы, пароходы, аэропланы освободились бы от мертвого груза топлива — ведь оно в виде гремучей смеси было бы повсюду. Человечество обрело бы богатство и счастье!
Люди мира! Сорок лет своей жизни я посвятил поискам шестого окисла азота. И я нашел его!
— О! Кажется, я начинаю разбираться в химии! До сих пор мы с ней были не в ладах, — сказал Шварцман, весело оглядывая окружающих.
Но Марина и Матросов были сосредоточенно внимательны.
— Я нашел шестой окисел азота, для образования которого требуется присутствие одного газа, который сам в реакции участия не принимает. В химии такие вещества зовут катализаторами. В присутствии такого радиоактивного катализатора атомы азота изменяются и входят в соединение с кислородом в нужной мне совершенной пропорции.
Я добился этой реакции. Она протекала с выделением тепла. Я заставил азот по-настоящему гореть! Я поджег воздух! Я победил природу! Я превратил атмосферу в вездесущее топливо, в гремучий газ…
В палату вошла сиделка и принесла поднос с чаем и печеньем. Марина сделала знак глазами, и Матросов извлек из кармана коробку трюфелей. Больничная жизнь шла своим чередом. Доктор взял свой стакан. Ложечка звякнула…
— Люди мира! Нужный мне газ был только в одном месте на Земле. Его принес из глубин космоса неведомый метеорит, получивший у нас название острова Аренида.
Я хочу быть кратким, люди мира! На острове Аренида произошла катастрофа! Самопроизвольно загорелся воздух!
— Что, что? — спросил доктор, помешивая ложечкой в стакане.
— Загорелся воздух! — как бы отвечая, повторил Вельт. — Люди мира! Нет возможности остановить этот воздушный пожар! Он не распространится за пределы пылающего острова туда, где нет газа-катализатора, но над островом с каждым мгновением будут сгорать