Может быть, во мне говорит желание оправдать очередной безрассудный поступок, но что ж поделаешь. Такой вот я раздолбай бедному графству в начальство достался.
Заметив меня, чужак встрепенулся, выпрямился, а потом и встал. Тихим шагом пошёл навстречу, не озаботившись ни коня прихватить, ни своим помахать, чтоб подтянулись и сопровождали. Поэтому я, поколебавшись, всё-таки дал знак собственным сопровождающим остановиться и ждать, только с Манджудом переглянулся, чтоб убедиться — ничего нового ему не открылось. И дальше пошёл один.
— Наконец-то, — проговорил незнакомец. — Я уж решил, что среди ваших людей нет нормальных бойцов подобающего происхождения.
Я слегка приподнял бровь.
— А может, следовало сделать вывод, что у нас бытуют какие-то другие традиции ведения войны?
Теперь настало время моему собеседнику изображать лицом удивление. Как следует пошевелив бровями, он поправил на себе перевязь и уставился на меня с любопытством.
— Какие такие другие традиции? Приличия понимать должны все.
— У каждого народа свои приличия. Но я готов обсудить ситуацию. М?
— Ну это можно… А у вас что, нет традиции командирам мериться силами перед своими воинами? Надо же разобраться, чего стоит вражеский предводитель, ну и бойцам показать, хорош ли в бою человек, которому они подчиняются?
— Нет, у нас совершенно другие установления.
— Ну ничего. Это можно исправить, получается. — Парень почесал затылок. — Раз ты понимаешь приличия и знаешь, что такое уважение к противнику, можно ведь и поговорить, не так ли?
— Получается, что так.
Усмехнувшись, чужак начал закатывать левый рукав. Он был смуглый и плосколицый, как наши монголоиды, но при этом рослый и довольно-таки большеглазый. Чёрные жёсткие волосы были стянуты в тугой хвост, перекинутый на плечо, короткая бородка и усы даже на смуглой коже выделялись, словно росчерк пера на бумаге. А уж белоснежные, безупречные зубы просто сияли, стоило только ему усмехнуться. Иззавидоваться можно, какой оскал, Голливуд отдыхает!
Закончив сражаться с рукавом, чужак предъявил мне широченный браслет белого металла, покрытый знаками, немного напоминающими арабскую вязь, с вставками из довольно крупных красных камней. Мой соответствующим образом настроенный артефакт отсигнализировал, что в предмете есть магия, но слабая. И явно не боевая.
Не понимая, что от меня требуется, я вежливо разглядывал украшение. Потом вопросительно посмотрел на парня.
— И чего?
— Я ведь должен доказать, что перед тобой не какой-нибудь рядовой воин, без происхождения и связей, — пояснил он. — Вот доказываю.
— Ладно. — Мне было проще, чем ему, расстегнуть пуговки и подтянуть к локтям рукава рубашки. Оба золотых браслета, двадцать лет назад надетые на меня самим императором, заискрились под лучами солнца. — Тогда и я докажу. У нас вот такие носят.
— Что ж, понял. Тогда можно и представиться. Меня зовут Акыль.
— Сергей.
— Твоё имя звучит благородно. У тебя и твоих соотечественников встречаются звучные имена.
— В принципе кроме имени у меня ещё есть фамилия. Я имею право на фамилию. Это показатель определённого статуса.
— Понимаю. Наши традиции и тут отчасти сходны. Сергей. Я запомню. А ты, надеюсь, запомнишь моё имя. У нас так положено. Ну что — решил биться или как?
Я задержался с ответом совсем ненадолго. Полный бред, конечно, и человеку в моём положении не следует вести себя так необдуманно. Но по-дурацки теперь будет выглядеть мой отказ, раз уж припёрся сюда и показал запястья. К тому же благодаря Одеям я в состоянии с уверенностью и полным спокойствием участвовать в поединках один на один. Тем более с какими-то там офицерами кочевой армии из другого мира. Почему бы нет?
— Ну можно и побиться. На мечах?
Глава 12ОБМЕН УДАРАМИ
Мне пришлось снять с себя куртку и перевязь — они будут мешать. То и другое полетело в траву. Я заметил, что кое-кто из моих людей дёрнулся было, и жестом дал понять, чтоб оставались на месте. Мой оппонент тоже готовился. То, как он двигался, заставило меня насторожиться — он определённо не дурак в схватке, а значит, мы можем очень широко развернуться. В смысле пространства, конечно. Поэтому я поднял свои вещи и отнёс их подальше. Ещё не хватало в ходе схватки запутаться в собственной куртке или перевязи.
— Ну что, готов? — полюбопытствовал Акыль.
— Вполне. А какие-то формальности положено соблюдать? Какие-то особые слова говорить, жесты делать. Писать завещание?
Он рассмеялся.
— Как угодно. А зачем писать завещание? Разве твои люди не засвидетельствуют твою волю при самом печальном исходе?
— У нас это делается иначе.
— Прискорбно, что в этом мире слову мужчины доверяют меньше, чем клочку бумажки.
— Прискорбно, что у мужчины на лбу обычно не выгравировано, мужчина он или так, хитрый алчный чмошник.
— Хе… Приступим?
Мы сошлись без разгона, но при этом на такой скорости, что ветер буквально взвизгнул в металле. Сила напора могла бы удивить, но на удивление в таких ситуациях обычно не оставалось времени и желания. Сознание работало, как компьютер — просчитывало возможности, ходы в игре, уточняло последовательность действий, причём на автоматизме, не допуская участия эмоций.
Чудо, что металл умудрялся выдерживать такое напряжение — сечь воздух на нечеловеческой скорости, встречать клинок противника, служить опорой для части движений, по стремительности сходных с полётом… Гармония смертоносного танца сама по себе была наградой и наслаждением. Всё-таки меня готовили для поединков с людьми, а не с тритонами или иной демонической мелочью. А мне не так уж часто удавалось вести бой в полную силу. Поэтому в увлечении я не сразу осознал, что на этот раз именно так и есть — мой противник владеет мечом примерно на одном со мной уровне.
А это, следует признать, явление нерядовое.
В какой-то момент, схлестнувшись и разойдясь с ним, потому что так было удобно обоим, я заметил изумление во взгляде. Похоже, он тоже редко встречал тех, с кем можно было подраться по-настоящему, с полной отдачей и всерьёз. И наше общее приключение потихоньку становилось не таким простым. Так мне подумалось сперва. Я настолько привык в среднем встречать бойцов слабее себя, что не подумал о вероятности нарваться на мастера. У моего нового знакомца, как можно догадаться, возникла та же проблема.
Однако забеспокоиться по-настоящему я не успел. Мне хватило совсем немного понаблюдать за ходом поединка, чтоб понять — он явно не стремится к тому, чтоб прикончить меня. А значит, есть шанс, что моя дурацкая авантюра завершится благополучно. Тело, напрягаемое по полной, стало выдавать приёмы и ухватки, которые раньше мне не приходилось использовать. Но Одеи вложили их в меня, в нужный момент вколоченный рефлекс сработал, и тут главное было не растеряться и самому себя не сбить. В моём положении оставалось предоставить инициативу организму; если это не спасёт, то ничто другое — тем более.
Бой длился достаточно долго, чтоб со всех сторон ощупать границы моих возможностей и оценить перспективы при сравнении с противником. Шансы у нас равны, а в этой ситуации не приходится рассчитывать на простой мирный проигрыш. Боец, который сделает ошибку и пропустит удар, с большой вероятностью умрёт. Не тот у нас обоих уровень, чтоб позволить выбить у себя оружие или, к примеру, дать приставить меч к груди или горлу. Мы для такого слишком круты.
Пока же поединок тянулся, и его ритм начинал напрягать. Я потихоньку устаю, это очевидно. Не мальчик уже…
Мы снова разошлись, но на этот раз остановились, не схватились снова — как-то так само вышло — и по лицу Акыля я понял, что он тоже притомился.
— А ты неплох.
— Спасибо. Ты тоже.
— Ну как? Затянули мы с тобой… Давненько так не веселился.
— Да уж, затянули… Пить охота.
— Так в чём проблема? Сделаем паузу, пусть твои люди тебя обеспечат. Да и я сам не отказался бы перехватить кусок. Давай… — И, не дожидаясь моего согласия, подал знак своим людям.
Отказываться было бы странно. Да и не хотелось. Я последовал его примеру, и через несколько минут совершенно офигевшие от всего происходящего телохранители принесли мне еду, воду, квас, даже обрубок брёвнышка, чтоб сидеть. Акылю же свои приволокли высокое седло. Развернув на траве свёрток, я обозрел имеющиеся припасы и после недолгого колебания предложил кочевнику угощаться.
— Благодарствую. Ты тоже пробуй. Конина жестковата, а вот сыр исключительно хорош… У вас, как вижу, делают другой.
— У нас многое по-другому.
— Это-то понятно. — Какое-то время мы угощались молча. — Ты женат?
— Да.
— И сколько детей жена родила от тебя?
— Шестнадцать.
— О-о! Она тебя сильно любит. Это прекрасно. У меня только трое. А всего семеро. Хорошо, когда в семье много детей. И хорошо, когда всех их можно пристроить к делу.
— У меня с этим никогда не возникнет проблем.
— Как так?
— Ну вот так сложилось.
— Это хорошо. — Он с усердием прожевал кусок. — Хорошая тут земля. Отличная! Ухоженная, щедрая. Ваши знают толк в том, как надо устраиваться в родных местах. Это правильно.
— Твои соотечественники тоже стараются беречь природу?
— Как же можно иначе? Она нас кормит и даёт приют. Кто же уничтожает собственный кров?
— Поэтому ваши маги и не стали палить лес?
— Леса, поля, луга, реки и озёра — всё то, что нас окружает — не должны страдать от нашей руки. Это закон.
— Табу?
— Что? Да, отчасти. Жечь лес, палить луга, посевы, огороды — табу. А у вас разве по-другому?
— Ну… Так же. В первую очередь потому, что этот мир уже довольно давно не знает межгосударственных войн. Была тут двадцать лет назад одна гражданская. Но довольно вегетарианская. Сравнительно, конечно.
— Это правильно, — одобрил Акыль. — Надо же, мы о вас, получается, судили преждевременно. По тебе-то получается, что вы — вполне нормальный народ. — И не успел я, заинтересовавшись, развить тему, как мой собеседник критически посмотрел в небо и заявил: — Давай продолжим, что ли? А то скоро станет слишком жарко. Ну?