Виктор обернулся через плечо, он не пытался быть небрежен, просто человеческие птенцы интересовали его мало, они были крошечные и желторотые. Это несерьезно, это не заслуживало траты его ресурсов.
– Меня зовут Виктор Воронич, располагайтесь, Иван сейчас будет. Не трудитесь, ваши имена мне известны.
О, а я была готова к иголкам под ногти и поливанию ледяной водой в попытках эти самые имена из нас вытянуть. Прошу вас, Виктор, я все скажу.
Страшно? Неловко? Не на месте? Обесценивай ситуацию. Пусть станет смешно и просто. Саша понятия не имела, может ли Виктор слышать мысли, но его взгляд мазнул по ней, задержавшись всего на секунду, будто принимая к сведению. После задержался на Валли. И Саша впервые подумала о том, что в Валли есть на что посмотреть. Ее каштановые волосы, ее зеленые, лесные глаза, ее угловатое лицо, будто принадлежащее подростку даже в ее тридцать с хвостиком. Валли не была классически красивой. Но Саша понимала, что в ней может нравиться. И не понимала, что может нравиться в Викторе, потому что с его стороны было холодно. Будто уснул в зимнюю ночь и уже знаешь, что не проснешься. Он не трудился быть человеком. Стоял неподвижно. Даже дышал будто через раз. Это красота мраморной статуи во дворце Ржавого царства. Даже находясь с ними в одной комнате, он был от них безнадежно далек.
Напряжение можно было есть ложкой, кто-то осторожно попытался задать вопрос о сроках и деталях ревизии, на что получил такой же равнодушный ответ, что детальную информацию им дадут в день начала ревизии. Сегодня у них неформальная встреча, так давайте не будем нарушать ее тон. Напряжение можно было разбивать на куски и добавлять в чай, когда в дверях появился Иван.
Вот черт. Это ли не самый красивый мальчик на этой дискотеке?
Он не потрудился даже одеться: только красный шелковый халат с золотым узором, наброшенный нарочито небрежно, едва подвязанный. Волосы все еще влажные на кончиках, и сам он был будто отлит из чистейшего золота. Саша таких красивых людей еще не видела – а она видела достаточно. Но полиции красоты Ивана нужно было бы объявить вне закона. С его бледной кожей, он светился изнутри при каждом шаге, с его золотыми волосами, с его зелеными глазами, не лесными, как у Валли, – скорее, изумрудными. Саша знала, как это работает, потому что сама проворачивала эту штуку сотню раз. Он прекрасно знал о том, какое впечатление производит, он прекрасно чувствовал себя в собственном юном теле. Иван знал, что взгляды всех присутствующих скрестились в одной точке пространства, знал и о том, что он владел комнатой с той самой секунды, как вошел в нее. Красота, яркая настолько, что почти резала глаза. Если он когда-то, пусть даже в самом первом своем рождении, был человеком, он бы об этом уже не помнил. Отринул свою человечность как лишний, бесполезный концепт, просто потому, что она не шла ему.
Саша почти ругала себя за глупость. Наивно было ждать от него человечности просто потому, что он смертен. Это только делало его еще более голодным. Еще более нетерпеливым, жадным до момента. Он весь был будто напружинен, двигался так, словно охотится или танцует (а это не одно и то же?). Все дети Сказки так или иначе рождались голодными и оставались такими до самого конца. Сейчас Иван улыбался, белозубо, как-то невыносимо вкусно, этот рот – только целовать. Он развел руки в приглашающем жесте.
– Простите, что заставил вас ждать.
Его голос не сделал проще, волшебство не рассыпалось. Волшебство превратилось в мед, густой и тягучий, набился им в носы, потек в легкие. В одном помещении с Иваном находиться было сложно. Валли прорезала это напряжение, поднялась на ноги, пересекла комнату в несколько быстрых шагов. Ее резкие движения, ее отсутствие улыбки – Валли, кажется, единственная помнила, зачем она здесь. Валли едва доставала ему до плеча, казалась на его фоне особенно маленькой. Саша наблюдала, как она протянула ему руку.
– Валентина Климова, управляющая Центром. Мы рады видеть вас.
Иван руку принял, Саше было интересно, какие у него ладони, и одновременно ей не хотелось его трогать. Сказка не просто была рядом с ним, она была им, и Саша была уверена: если его порезать – он будет кровоточить золотом. Сколько еще можно употребить слово «золото» в отношении одного человека? Бесконечное множество раз.
– Жаль только, что повод настолько печальный, Валентина. Не представите мне своих подопечных?
Они разомкнули рукопожатие, и Саша мысленно выдохнула: Валли не превратилась в золотую статую. Представления Саша слушала равнодушно, Валли не нервничала, была подчеркнуто нейтральна. И как ей это удавалось? Саша рассматривала ее расправленные плечи и прямую спину, надежно зажатая на диване между Мятежным и Грином. Когда услышала собственное имя – Александра Озерская, – Саша вздрогнула, наполнив комнату звоном перышек. Изумрудные глаза сфокусировались на ее лице, Саша наконец подняла взгляд. Будь как Валли. Не дрогни.
Когда их взгляды встретились, Саша была готова. Она улыбалась, она почти удивилась: он смотрел пристально, будто считывал лицо, будто узнавал.
– Мы могли встречаться?
Саша издала негромкий смешок, провела рукой по волосам, перышки звенели. Иван ловил звук, будто он тоже казался ему знакомым. Сашу застало врасплох, насколько мягко и вкрадчиво звучал ее голос, она ждала, что будет тотально растерянна, но игра почему-то ее забавляла. Высокие потолки его королевского люкса, внимательный взгляд (она чувствовала еще один, скальпирующий – вероятно, принадлежащий Виктору). Он упирался ровно ей в висок. И все это было безумно весело, это было ново, и это не было Центром. Пахло иначе.
– Если только я окажусь вашей потерянной сестрой. – Саша потянула себя за прядь волос, указывая на очевидную схожесть в цвете. – В остальном, к сожалению, маловероятно.
Если Саша была до конца честной с собой, то она не была уверена, что ей жаль. Ровно в эту секунду она ощутила прикосновение чьей-то ладони к спине – жест простой, но якорный, призванный удержать ее. Она не посмела обернуться, но момент развалился на кубики, чужое прикосновение было знакомым. Было своим. Было отсюда. Зрительный контакт был разорван, и Саша была благодарна Грину – она почему-то решила, что это Грин – за своевременное спасение.
– Потрясающая смена, Валентина. – Он сам едва ли был многим старше их, на вид в районе двадцати пяти, но это то, как они работали. Перерождались заново в схожих декорациях, вырастали, постепенно вспоминали себя и на каком-то этапе повторяли ровно тот же сценарий. Сказка была записана путем множества повторений на самой земной тверди. Иван проходил этот путь множество раз, и все они были для него, да и для Виктора тоже, всего лишь декорацией. Жизнь скольких людей, простых людей, смертных людей, не застрахованных бесконечным циклом, гарантирующим их душе и их разуму, даже их памяти своеобразное бессмертие, он изменил необратимо? И даже не заметил.
Иван занял кресло напротив них, Виктор замер рядом, его рука легко, естественно легла на край спинки: он обозначал присутствие, не более. Саша прищурилась, Виктор тем временем произнес негромко:
– Валентина, не введешь нас в курс дела? Вне протокола, разумеется. – И, черт возьми, он мог покрыть инеем их ресницы, если бы стоял ближе. Саша за это была почти благодарна, потому что дышать золотым медом было невыносимо.
Мятежный рядом фыркнул, громко, с вызовом. Саша в очередной раз восхитилась отчаянному суицидальному порыву, вот Виктор – и от одного взгляда на него мороз по коже, Виктор и армия мертвецов за его спиной. И вот Мятежный, у которого ничего нет, кроме невероятной силы и способности быстро восстанавливаться. Жилистые руки, узкие бедра, широкие плечи и глаза чернее самой ночи. Невероятно смертный Мятежный. В присутствии Виктора он ощущался почти хрупким.
– Вне протокола? Кажется, вы сами заявили, что сегодня мы не будем говорить о ревизии.
Виктор повернул к нему голову, ему не нужно было даже угрожать: он сам был сплошной угрозой, последним дыханием. Любой бы побежал, достаточно было поворота головы – даже не взгляда. Мятежный остался сидеть, напряженный, будто тетива.
«А я могу заставить его бежать, – совершенно неуместно подумала Саша, обнаружив себя лихорадочно сжимающей его бедро, прикрыв жест рюкзаком, плюшевым котенком – чем угодно. – Помолчи. Пусть они скажут. Давай узнаем. Помолчи».
– Друзья мои, давайте не будем ссориться. Мы все знаем, зачем мы здесь собрались. Сейчас нам нужна неформальная беседа, чтобы обсудить… ситуацию. – Бархатный голос, даже там Саше слышались мелкие частички золота, жидкие, они не царапали вовсе. Иван улыбался, будто делал им всем комплимент, будто слова не резали – но резали, конечно же, резали. Беспощадно и горячо. – Мы имеем два трупа и не имеем никаких ответов. Имеем трех, простите, двух колдунов. И ноль ответов снова. Мы знаем, что им почти удалось вывести вас из строя, если бы не своевременное вмешательство наследия Григория. И его же счастливое наитие.
Грин негромко возразил, качая головой:
– Это была Сашина идея. – И когда все взгляды снова обратились к ней, Саша повела плечами, будто сбрасывая комментарий. Лавры мастера военного дела ей не были нужны.
Иван продолжил невозмутимо, откинувшись на спинку кресла, Виктор не убрал руку, никто из них не сбился:
– Валентине доверили эту область как пришедшее в упадок место, нуждающееся в восстановлении, в то время как могли осудить за революционные настроения и лишить всяческих привилегий вообще. И вы, моя дорогая, проделали феноменальную работу, навели здесь порядок. Видимо, ровно на этом этапе что-то пошло не так, и нечисть впустили сюда тоже вы. Эта область – я помню ее из прошлых жизней, помню ее даже в то время, когда территория нашего славного государства сюда не распространялась, – она всегда была тихим местом. Малые бесы. Соседство с территориями Великих Змеев, Григорий здесь оказался не просто так. Но откровенной падали здесь не было. Потому мне – лично мне – безумно любопытно, что могло произойти такого, что низшие существа вроде этих колдунов, явно заложивших свои души, оказались на территории этой тихой области. Что должно было произойти, какой запрет должен бы