Саша не выдержала:
– Но подожди! Подожди. Ведь у Змея есть человеческая форма! Я же видела фото. У тебя. Какие тогда яйца? Ты зачем меня обманываешь?
Грин не выдержал, расхохотался снова, и как же ему шло быть живым. Смех раскатистый, искрящийся, растрепанные волосы, непослушная челка и жизнь – нетерпеливая, бессовестная. Поразительная.
– Я художественно приукрашиваю. Ты мне дашь досказать или так и будешь цепляться к каждой фразе? Сама просила историю.
Она подняла руки молча, показывая, что сдается, и Грин все еще улыбался, соединил их ладони в воздухе, осторожно очень, будто боялся ее обжечь. Потянул на себя и только успел подумать, как у одной девочки может быть столько золотых волос, но так и не сказал этого вслух.
– Лежи и слушай. Так вот. Давай сосредоточимся сегодня на Жар-птицах. Птенцов было трое. И чтобы птенец перестал быть пыльным, чтобы перья его окрасились пламенем, его нужно было познакомить с Великими Огнями. Первый – природный. Дикое пламя и лесной пожар. Второй – огонь человеческий, ручной. Дремлющий в печи. Или в правильно сложенном костре. И третий – Небесный огонь. Молния. И только познакомившиеся, посвященные, узнавшие все три огненных сердца птенцы становились настоящими огненными созданиями. Жар-птицами. Великими Змеями. Но мы вернемся к нашим птенцам, пыльным и серым, совсем беспомощным. Мать улетела со старшим птенцом. И вернулась через три дня с прекрасной птицей, сияющей огненным оперением, таким ярким, что смотреть было больно. Так первый птенец покинул гнездо. То же повторилось со средним птенцом. Мать улетела и вернулась через три дня с прекрасной птицей, голос у него был такой чистый, будто вся Сказка пела вместе с ним. И скоро должна была настать очередь младшего птенца. Он так хотел стать красивой птицей. Он так мечтал. Мечтал глубоко. Искренне. В то время в Сказке правила прекрасная Царица, и она очень любила охоту. И особенно ей не давала покоя Жар-птица. Конечно, ее Царь предпочитал оставлять птиц живыми, потому что каждое сказочное создание было бесценным. Но Царице не терпелось, Царица не знала покоя, ей нужна была эта Жар-птица. А ты знаешь, Саша, как это бывает у Цариц и Королев. Если они чего-то очень хотят, они это получают. Она подстрелила Жар-птицу и сделала из ее костей рукоять для своего меча, чтобы птица всегда была рядом с ней. Ее перьями она украсила свое платье, чтобы птица всегда сияла для всего Золотого царства. Ее жар жил в сердце Царицы и преумножал его. А птенец ждал. Ждал, когда вернется его мама, когда он тоже станет сильным. Яркой, ослепительной птицей. Но Жар-птица все не прилетала. Тогда он пустился в путь сам, вылетел из гнезда, крылья у него были хрупкими – не могли нести его долго. И его бы непременно съели, потому что Сказка тогда была дикой, еще более дикой, чем теперь. Это юная, первозданная дикость нового мира. Но он был настолько страшненьким, настолько пыльным, что все они только морщились и говорили: «Фу-фу-фу, должно быть, он невкусный. И на зубах останется лишь прах, никакого мяса».
Так он добрался до сердца Золотого царства, и какое это было место! Как все там улыбались. Птенец, он уже был почти взрослой птицей, но на вид оставался щуплым невнятным подростком, подумал: «Вот здесь я смогу остаться. Здесь всем найдется место».
Саша не выдержала и перебила снова:
– Он умер, выходит?
Грин посмотрел на нее с крайней степенью осуждения, это «нетерпеливая, нетерпеливая девчонка» было написано у него на лице крупными буквами.
– Саша, он – создание Сказки. Им не нужно умирать, платить или проходить испытания, чтобы туда попасть. Они приходят и уходят как пожелают. А в то время не было даже наших договоров и соглашений. Да-да, Гриша, спасибо за юридическую консультацию. Дальше слушать будешь? Умница. – Он дождался, пока Саша, не забыв скроить недовольное лицо, кивнет. – И птенец оказался прав, ему нашлось там место, он жил во дворе у доброй хозяйки, где все принимали его за какую-то диковину: то ли за странную утку, то ли за редкую цесарку – и не задавали вопросов. И так до тех пор, пока он не увидел Царицу. Царица была самой красивой женщиной в Золотом царстве и будто сама об этом не знала. Похожая на темное дерево или на зимнюю ночь, в Золотом царстве она была пылающим углем, и, несмотря на страсть к охоте, в своем сердце она не была злой вовсе. У нас всех случаются одержимости, уж мы-то знаем, правда? Царство в то время лежало в руинах – шла война, о которой сейчас говорить не принято. Известно только, что пришел новый, молодой Царь и заявил свои права на царство, трон и Царицу. Но эта история не о царстве и не о Царице, она о птенце. Он взглянул на нее и замер, пораженный, так крепка была ее рука на мече с костяной рукояткой. «Это моя госпожа, я последую за ней повсюду». Он приблизился к ней и зажмурился, так ярко горело ее расшитое перьями платье. «Это моя подруга, она ослепительна, но милосердна, я последую за ней повсюду». Царица заметила его и понятия не имела, что перед ней такое, но взяла его на руки и была добра, похожая на лес в самую длинную, самую темную ночь года – внутри у нее все горело. «Это моя мать, этот жар ни с чем не спутать, она нашла меня. И я последую за ней повсюду».
Так Царица завела себе удивительного питомца. Царь, конечно, сразу понял, кто это и почему он выглядит так, как выглядит, но не сказал ни слова. Война все беспощаднее, волнами накатывалась и разбивалась о стены Золотого царства. Пока однажды молодой самопровозглашенный Царь не вошел в царство. Он уговаривал Царицу, он умолял Царицу, он угрожал Царице, а птенец – он был уже совсем взрослой птицей – сидел и слушал у нее в ногах, изредка позволяя ей прятать руки у него в пыльных перьях.
Наступило вечное лето, и однажды молодой Царь попробовал увести Царицу силой, уверенный, что Золотой Царь ее одурманил. Он попытался укутать ее в свое тепло, поселить в вечном лете. Птенец закрыл собой Царицу. Жар был испепеляющий, не на человека и не на птицу рассчитанный. Ты заметила, как в Сказке все будто носят в венах жидкий огонь?
Но так или иначе, как только жар коснулся птенца, он вспыхнул. Он горел ярче лесного пожара и ярче небесного огня – ласковый печной огонь устрашился бы и отступил, увидев, как ярко горел птенец.
Саша, до этого молчавшая, проговорила осторожно, не уверенная, что хочет услышать ответ:
– Он превратился в настоящую Жар-птицу, потому что пожертвовал собой ради той, кого любил, и нечаянной убийцы матери?
Грин отрицательно покачал головой, и по его глазам Саша видела, что он был где-то далеко, может быть, в тронном зале Золотого, а теперь Ржавого, царства.
– Нет, он погиб. Но его жертва была достаточной, чтобы Царица осталась дома и сохранила тем самым баланс. Чтобы отодвинуть неизбежное, – он улыбнулся, заглядывая ей в лицо, опережая поток возмущений, – он подарил миру легенду про феникса, вечно возрождающуюся в огне птицу. Потому что с тех пор в Золотом царстве сказочных существ не убивали. А потому птиц с пыльными перьями, змеят с пыльной чешуей, везде чужих и везде потерянных, больше никто не видел.
Саша сердито фыркнула, несогласно затрясла головой. Она потянулась к его лицу, просто чтобы удержаться хоть за что-нибудь.
– Вот так? Легенду подарил. Ты мне настолько грустную историю решил рассказать на ночь?
Он повел плечами, накрыл ее руки своими.
– Она мне не кажется такой уж грустной. И смотри-ка, ты забыла обо всех беспокойствах. Назови мне счастливых героев сказок, куда они исчезают после победы над злом? И где там зло? В Сказке нет никакого зла, это суть ее природы. И добра тоже нет. Эта история отличается только тем, что ты знаешь ее конец. О храброй птице говорили много, о нем помнили – даже несмотря на пыльные перья. И в том, чтобы уйти, спасая тех, кого ты любишь, подарить кому-то надежду, – в этом есть смысл. Разве нет?
Возможно. Но смысл был в крошечных огоньках у него в зрачках и под кожей. В нагретой комнате и еще более теплой коже. В отзвуках истории про птенца, из-за которого в Золотом царстве больше не убивали Жар-птиц. И пыльные перья в царстве перевелись, окрасились золотом.
– Может быть. Но ты – ты побудь немножко эгоистом, ладно? Мы сами можем отразить удары. Иначе мы никогда не научимся.
Она ждала, что он ответит, что он начнет спорить, но Грин только обнял ее крепче. «Это мой Грин, и, может быть, я последую за ним повсюду».
– Это же моя история, не реальный исторический факт, она только основывается на некоторых исторических событиях. Впрочем, выстраивать исторический план Сказки бесполезно, там все случается сию секунду и никогда. Хочешь, он побудет большой и сильной птицей для тебя? Один-единственный раз.
Саша не могла согласиться с историей. Она оставила на языке горьковато-пыльный привкус. Саша думала, что ей всю ночь будут сниться змееныши, пыльные перья и погорельцы, но сон, в который она провалилась, был темным и глубоким, теплым, лишенным всяческих образов. Похожим на благословение.
Глава 13Не стой на пороге
Утро вторглось в ее сон бесцеремонно, и Саша запоздало осознала: утро, наглое, было вовсе не утром, а полуднем. Она нашла холодное какао и холодные сырники здесь же, в комнате, вскользь успела подумать, кто их оставил. Стрелка предчувствий качнулась между Грином и Иглой, Саша укусила сырник, стараясь потихонечку, бережно отпроцессировать события вчерашнего дня так, чтобы громада впечатлений ее не раздавила. Грин не оставил записки, она и не была нужна. Случилось ровно то, что случалось всегда: они с самого утра исчезли куда-то в город или за его пределы, стремясь найти следы колдунов. Или самого Кощея? И что они тогда будут делать? Все рядом с ним – капля в море. Саша никогда его не видела, его вообще давно никто не видел, и сама фигура Кощея давно была полумифологической, может, его и не было вовсе. И если бы она буквально вчера не танцевала с наследным принцем Сказки, она бы так и подумала.
Зачем Кощею, нет, зачем Бессмертному связываться с падалью вроде колдунов?