Что ты будешь делать? Вера всегда была из них самой непримиримой, болезненно гордой, и магией у нее пела каждая клеточка тела. Даже сейчас Сашин взгляд скользнул по ее пиджаку – весь увешан маленькими булавками, и незнающий бы подумал, что это новая дизайнерская фишка, и Вере она шла. Но Саша знала лучше, защиту распознала легко. Носи булавку от сглаза, не стой на пороге, плюнь через левое плечо, прогони черта, смени обувь с правой ноги на левую – отвадь лешего. Правила простые, они знали их с первых дней.
Саше бы испугаться этого напора, но она стояла неподвижно, продолжая дружелюбно улыбаться, маленькая и несгибаемая золотая запятая. Она говорила почти лениво, чуть растягивая гласные звуки:
– Саша не врет. Ты, Верочка, конечно, не сможешь это проверить. Но мои показания – это ровно все, что у вас есть. И я не видела никого, кроме колдунов. А уж кто дергает эту падаль за ниточки – вопрос открытый. Кто бы ни играл на слепых пятнах моих видений, он делает это восхитительно. Но если мы умные, Вера, а мы умные, то в сказочный государственный переворот мы сыграем чуть позже.
Вера обернулась, юная и подвижная – под одеждой жили одни только мышцы. Вера была опытнее, Вера знала больше, Вера была точной и эффективной, чуть меньше девушка – чуть больше солдат. Петля. Курок. Рукоять меча. Что угодно, но не человеческая девушка.
– Саша. Сколько времени прошло! Год? Полтора?
Саша хмыкнула:
– Полтора года, это был чудесный апрель, и вы с Марком чуть не убили друг друга, я потеряла счет, в который раз. Но точно не в первый и не последний. И ради всего святого, Верочка, прекрати нападать на мою наставницу, эту кровную вражду давно бы оставить в прошлом. Спроси у своего дядюшки, зачем Кощею так марать руки?
Вера хмурилась, рассматривала Сашино лицо, и все это уже случалось. В другой жизни они могли бы стать подругами – в этой у них просто не было времени.
– Ты не думала, что Сказка дичает, потому что дичает ее Царь?
Саша думала. Думала, что скоро выбирать не придется, один из миров просто схлопнется. И что у них останется?
– Но колдуны мне дикими не показались вовсе. Тебя ведь прислал Виктор?
И как сильно мы любим посылать детей на войну, эту бесконечную кузницу талантов. И как сильно мы любим смотреть с высоты своего величия на смертных, похожих на тараканов, копающихся в собственных проблемах где-то у ног.
– Я – ассистент ревизора.
Саша улыбалась, бросила короткий взгляд на Валли. Саша была предельно дружелюбна. Черты мягкие такие, что она сама себе была готова поверить.
Валли подхватила ниточку ловко – мастер переговоров, кажется, с рождения:
– Так сосредоточимся на ревизии, прежде чем начать революцию. Доказательной базы пока не хватает. Но как только, Верочка, так сразу.
У нас нет всего времени в мире – шелестел вкрадчивый голос Ивана у нее в ушах.
У нас нет всего времени в мире. Мы всегда хотим многого. И мы всегда хотим это сейчас. А вопросы все те же. Где интересно? Как бороться со скукой? И отчего так голодно? И где же ярче горит?
Глава 14Ключ от центра
Дни становились короче, холод и ветер с Волги – беспощаднее, не спасали ни теплые куртки, ни надежная Сашина розовая шубка из искусственного меха, рассчитанная как раз на такие случаи. Первый снег обещали в ноябре, но до ноября еще нужно было дотянуть. Под напором ревизионной комиссии сделать это было все сложнее, Саше казалось, что они скоро прогрызут дыры в стенах самого Центра, залезут внутрь и проверят, отчего внутри так тепло и соответствует ли уровень тепла предписанным нормам.
Жизнь будто вернулась в прежнее русло – Саша дала себе неделю на ответ Ивану, и за вычетом того, что обстоятельства давили на нее со всех сторон, Центр в это время стал ровно тем, чем он был всегда. Саша предпочитала запираться в своей комнате с балконом-полуротондой и смотреть в окно – в этом она была экспертом, – но уж точно не показываться внизу и не подвергаться очередному допросу.
Они успели отметить день рождения Грина, тихо и почти по-семейному, и, может быть, это ощущалось чуточку триумфом. Каждый из его дней рождений. Саша любила эти дни: он много смеялся, улыбался еще больше, и было почти удивительно, как в один день может поместиться столько объятий. Они, кажется, успели забыть, что это не только о смерти. Не только о затянувшемся расследовании. Не только о Викторе и Вере Воронич, подвергающих беспощадной проверке каждое их движение. Саша была уверена, что ревизии подвергнется даже именинный торт.
Утро перед Самайном было почти черным, Саша не сразу поняла, то ли она проспала все на свете, то ли проснулась еще засветло. Телефон показывал 10:00, а на небе были такие тучи, что солнце не просто через них не проглядывало – о его существовании было можно забыть. Если тучи на небе – это дракон.
Саша вспомнила слова мамы, и ей хотелось бы, чтобы они звучали ее голосом, потому что самое страшное – это забывать. Как пахли руки. Как звучал голос. Как человек улыбался и как тепло было, когда он прижимал тебя к груди и не хотел отпускать. Саша забывала. И маму, и папу. Прошло пять лет, значит ли это, что через пятнадцать останутся только бледные призраки людей, присутствие которых в ее жизни было таким фундаментальным?
Хватит.
Чужой, заморский Самайн дышал в ее окна, и, может, потому вместе с холодным ветром она слышала шепот мертвых. Саша слетела по лестнице вниз, как всегда, опоздав к завтраку и, как всегда, ни о чем не жалея. Ни о чем. Центр был тих настолько, что это становилось пугающим. Саша могла только предположить, что мальчики были на очередной вылазке, о которой ей ничего не говорили – она не спрашивала. Но отсутствие ставших уже привычными перепалок Веры и Валли поверх отчетов десятилетней давности было удивительным. Даже дыхание Центра, даже шепотки домовых – все укрылось толстым одеялом тишины.
Когда Саша зашла в столовую, намереваясь следующим пунктом проверить кухню и спросить у домовых, где, собственно, все, первое, что она увидела, – старейший домовой Центра. У Огня были такие густые и такие седые усы, они доходили ему до самых глаз, а красную рубаху ему вышила лично Валли в знак особого расположения и уважения. Там была и Сашина неуклюжая вышивка, по воротнику, она никогда не была сильна в рукоделии. Но видела, как старый домовой то и дело пробегается пальцами по узору.
Саша спрашивала себя: знал ли он Колокола? Злился ли на нее?
Домовой стоял молча, он всегда был неумолимо суровым, наверное, вместе с этим Центром он видел слишком много и разучился улыбаться. Его дочь, беспокойная юркая Игла, не была на него похожа вовсе. Огонь был кряжист. И могуч. И будто с трудом помещался в комнате, хотя Саша могла бы поднять его на руки: он был размером с небольшую кошку. Если бы посмела. Огонь был… великим. И теплым. Мог обогреть весь дом, а мог обратить в угли.
Когда домовой увидел человеческую девушку, глаза у него блеснули, не ласка и не любовь – их тень, она для него была что тот же малыш, которого нужно беречь.
– Сашенька, наконец. Я здесь, чтобы предупредить. Валентина, Гриша и Марк отсутствуют. У нас гость. Он должен передать тебе ключ от Центра.
Ключ от Центра?
Саше показалось, что потолок над ней качнулся и приготовился обрушиться всей громадой ей на голову.
Ключи от Центра не передают просто так. Ключи – это никогда не просто так. У Саши ключей не было очень давно, с тех самых пор, как их дом сгорел.
Ключи не передают просто так. Только если знают, что, где бы они не были – главы Центра, – они в этот самый Центр могут не вернуться. Сашу тошнило. Чтобы не упасть, она вцепилась в спинку рядом стоящего стула.
Саша развернулась резко, почти шипела, ей было неважно, что это за гость, ей было неважно, почему Валли доверила ему ключ, ей было неважно.
– Вы. Вы должны знать, где они. Скажите мне!
Он сидел на месте, которое обычно занимала Валли, Саша рассматривала его ошарашенно: стакан с янтарной жидкостью в его бледных длинных пальцах. Он музыкант? Кожа бледная, и сам он, начисто лишенный возраста. И поза, расслабленная такая, будто он в этом пространстве находился всю жизнь. Саша узнала его. Средний рост, он был худой настолько, что смерть могла бы с ним стукаться костями, но это все равно было бы похоже на музыку. Медные волосы и разные глаза: голубой и черный почти. Тот, что видел абсолютно все.
– Я вас видела. Вы на маскараде ссорились с Иваном. А после исчезли.
Он не улыбался – это тень усмешки, едва тронувшая губы. Он чуть склонил голову.
– Мы не ссорились, у нас с Иваном много незаконченных дел. Меня зовут Ной, я ведун, ведьмак – называй как угодно. Мы с Валентиной старые друзья, поэтому она доверила мне передать тебе ключ прежде, чем ты бросишься на меня еще и с этим вопросом.
Саша чувствовала себя настырным ребенком перед его древностью, перед его не тронутым годами лицом хищного животного. Она все ждала, пока он оскалится, а он наблюдал за ней, как наблюдают за крайне интересным экземпляром, новым видом зверюшки, случайно угодившей в капкан. Саша внутренне полыхала, не соглашалась, ее отражение в стакане Ноя отливало золотом, ему бы утонуть, но оно только больше искрило.
– Я не брошусь на вас с новым вопросом. Пока вы не ответите на первый. Где они?
Движения у него были плавные, такие красивые, что ни один здравомыслящий человек не заподозрил бы его в… человечности. Саше от этой формулировки было не по себе. Заподозрить в человечности? Кто мы, в самом деле, такие, что начинаем друг друга подозревать в этом? Ной деликатно отставил стакан в сторону, не раздалось ни звука, подцепил что-то со стола. Саша узнала ключ безошибочно, старый и тяжелый, он качнулся на цепочке в его пальцах и не оказал сопротивления. Саша видела его множество раз, но не знала ни как он ощущается в руках, ни его вес, ни текстуру – ничего. Это только для главы Центра.