Саша играла, как в последний раз. Вот руки тебе даны были, теплые, почти горячие. И обещание, что их хозяин, воплощение солнца, все для тебя решит и все сделает. Что ты будешь делать? Саша хотела остаться, хотела, чтобы он держал ее, называл сестричкой, обещал, что все будет хорошо. Он все сделает. Саша к его теплу клонилась, как та самая потерянная девочка: помоги мне, помоги мне, они все ушли, и я не знаю, что делать. Но этот голос, это знание, ноющее где-то в районе переносицы, предостерегали ее от этого.
– Дорогой братец. – Она усмехалась ему в рубашку, и она была на него так похожа, копировала его интонацию без труда. Птичка певчая, не бросайся на прутья, крылышки не покалечь, – пой, милая. Ты только пой. – Я пришла сказать, что приняла решение. Ты мне только ответь на вопросы, Иванушка? Пожалуйста.
Я хочу, чтобы он меня убедил? Я хочу, чтобы меня убедил хоть кто-то.
Ключ прижимался к груди так тесно, так плотно, что оставил отпечаток. Саша прикрыла глаза, когда Иван выпустил ее из объятий и отступил.
– Любой вопрос.
Она чувствовала присутствие Виктора в комнате. Знакомое отсутствие запаха, полная безвоздушность – мертвым воздух не нужен, им бы только свернуться в тепле ваших сердец. Саша знала, что сам по себе Виктор никогда бы не стал таким теплым, это только Иван и только его прикосновение.
И что он сделает со мной? Раскалит, пока не оплавлюсь?
– Скажи мне, Иванушка. Где сейчас мои друзья? И почему вы отказали им в помощи?
Саша знала, что в глубине номера – она могла представить фиолетовые простыни и его бледное, будто мраморное, тело – Виктор ее слушает.
Что ж. Слушай, если угодно.
На секунду Саша действительно поверила, что сейчас этот нелепый кошмар кончится. Так мягко он улыбался, так успокаивающе гладил ее по волосам, он говорил ласково – скольких усилий ему это стоило? Но голос его не дрогнул, и Иван продолжил почти нежно:
– Валентина, твоя наставница, предпочитает выигрывать свои битвы одна. Она не просила о помощи, когда отправилась осматривать Дом со слонами.
Дом со слонами – Саша знала это архитектурное чудо, памятник модерна и огромные скульптуры слонов. Раньше туда было не подобраться, кругом охрана. И сейчас, наверное, тоже. Охрана, семиметровые слоны, фантастический вид на Волгу и… два местами сыплющихся колдуна. Теперь она знала ровно все, что ей было нужно. Не знала только, что ей теперь с этой информацией делать. Но и об этом можно подумать позже, а игру нужно закончить. Что случалось с девочками, которые долго смотрели на солнце? Которым ясное солнышко пело ту же песню: «Милая моя, пойдем, я все решу, я выстрою для нас дом, и все будет еще лучше, чем просто хорошо». Поэтому они уходили от Кощея, поэтому они оставляли умирать своих старых отцов. Все Настеньки, Машеньки и Елены – и даже самые Премудрые Василисы. Кроткие Аленушки. Поэтому они измеряли шагами огненные реки и стаптывали железные башмаки. Ясное солнышко пообещало им. Разве солнышко будет лгать? Но посмотрите на него. Тот, что меняет обличья бесконечное количество раз за день, рождается юным и дает ночи убить себя в конце каждого дня, чтобы утром проснуться новым, еще краше прежнего. Разве он честен?
Саша вспомнила – точнее, это ей напомнили, сделали щедрый подарок. Меня зовут Александра. И мной Сказка не сбывается ни для кого.
– Это первая твоя ложь – первая ли, Иванушка? Валентина знает, когда сражение ей не выиграть. И умеет просить о помощи. Так скажи мне, почему она там одна?
Он тряхнул головой, несогласный и непокорный, Саша знала это упрямое выражение на лице – она часто носила такое же. И как же он ненавидел, когда с ним не соглашаются!
– Валентина сама выбрала, как ей действовать сегодня. Ей были предложены варианты, и она выбрала этот.
Саша была упертой, как и он, это глупая история о двух глупых баранах, глупо столкнувшихся на мосту и глупо отказывающихся сдвинуться с места.
– Значит, такие были варианты! Валентина может быть вспыльчива или может принимать опрометчивые решения, но она не идиотка, она бы не пошла на смерть. Вы. Вы со своими бумажками! Со своей бюрократией. Ты же герой сказки, так почему… – Она увидела в дверях Виктора, полностью одетого, застегнутого на все пуговицы. По ногам потянуло холодом. И ощущением утекающего времени. Она знала место. И не знала, сколько у нее еще времени. Не знала, сможет ли она сделать хоть что-то. Была одна глупая девочка, и она уклонялась от всех тренировок разом. Были люди, которые ушли, оставив девочку видеть сладкий сон в постели. Однажды девочка проснулась рядом с обгоревшими руинами и долго ходила по пепелищу, тщетно пытаясь дозваться маму и папу – и даже старого Колокола, с которым ей запрещено было разговаривать. Виктор смотрел на нее, и Саша знала, что он смотрит вроде бы на нее, а во рту чувствует только пепел. Они оба знали, что это такое. Они знали, что такое обгоревший остов дома, что такое пустые гнезда. Вот только Сашу это чуть не убило. А для Виктора было ровно тем, из чего он был сделан. Из множества чужих смертей, с пустым гнездом вместо сердца. Виктор – это напоминание. Времени нет. И что я сделаю? Я ничего не сделаю. Но я попробую.
Виктор смотрел на нее прямо, не отводя взгляд: «Уходи». Ровно это Саша и собиралась сделать, развернулась к Ивану, позволила ослепить себя в очередной раз. Что случилось с этими девушками? Они все были ослеплены солнцем.
– Согревай меня сколько угодно. Укутай золотом. Обещай мне лучшую жизнь и вечное лето. Делай со мной что хочешь. Но я не буду твоей маленькой птичкой, Иванушка, до тех пор, пока все, что ты мне скармливаешь, – это ложь за ложью. И обещания, которые ты не собираешься выполнять.
Может быть, она всерьез надеялась его этим ранить. Задеть. Хоть немного. Почему больно всегда мне, почему горю всегда я, почему вы все стоите, словно статуи, и бросаете мне всё новые угли под ноги, будто это смешно? «Пусть танцует, давайте посмотрим, как она танцует». Пока я не упаду, не перестану уворачиваться. «А и что ей? Она в огне не горит».
Саше нравилось думать, что он такой же. Что вспыхивает необдуманно, что улыбается как солнышко, излучает переполняющие его чувства всем телом. Ей хотелось думать, что есть кто-то как она. Кому огня надо бы бояться, а он тянется к нему всем телом.
Он не был таким. Он был тот же трус. С его бумажками, распоряжениями и горячей, как свежие пирожки, ложью. Налетай.
Он, великодушный и горячий, как небесное светило, смотрел на нее, почти не моргая.
– Второго шанса у тебя не будет, Сашенька.
Саша помнила маскарад и то, как ей казалось, что все звезды запутались у нее в волосах, пока их не выбрали обгоревшие покойники. И ей бы еще тогда подумать. Она с чем-то прощалась. С ощущением защищенности. С домом, о котором мечтала. С чем-то, что он едва ли мог понять. Едва ли хотел.
– Взгляни на меня, Иванушка. У меня никогда не было второго шанса. Я смертна до смешного, до нелепого. У меня – только сегодня. И потому эту карту я разыграю по-своему. До свидания. – Она коротко поклонилась Ивану – опаляющий жар коснулся волос и шеи, на которой висела цепочка с ключом, – и после обернулась к Виктору. Мы, смертные, так устроены. Нам тем жарче и тем задорнее, чем больше этот раз похож на последний. Саша улыбалась, а в комнате было томно и было жарко, Саше было смешно, она смотрела в глаза, когда кланялась. – И вам, Виктор. Надеюсь, вы спите спокойно, отправляя своих любовниц, своих племянниц и своих воспитанниц выигрывать ваши войны.
Ключ прижимался к груди, шепнул ей негромко, нетерпеливо, чуть дергался. Предупреждал: «Беги». Еще одно прикосновение, он там и замер, слушая стук сердца, ключу всегда было нужно бьющееся сердце. «Беги».
И Саша побежала. Прочь от ядовитого медового воздуха номера и чужой любви, чужой бюрократии и чужой канцелярской имитации дома – прочь. Саше было смешно, она неслась по коридорам, прекрасно зная, что механические глаза камер смотрят на нее с осуждением, но выбежала она из королевского люкса, и, значит, ей это было позволено.
Она не думала о людях-нелюдях, оставленных в номере. Что она? Очередная сиротка в бесконечной череде Центров этой огромной страны. Что с ней еще можно сделать, что у нее еще можно отнять? Она знает пустые гнезда и иногда не помнит ничего, кроме пепла во рту.
Ну что вы еще можете со мной сделать? Здесь нет вашей власти.
И это было похоже на освобождение.
Растрепанная, румяная, в своей розовой шубке, совершенно неуместная ни в том мире, ни в этом, Саша вылетела на улицу, и в голове все стучало. Как поступить? Что делать? Найти Ноя? Написать в Москву?
Отправиться к этим слонам самой? Столько лет и столько решений, принятых Валли. Ей бы слушать внимательнее.
Столкновение было неожиданным. Саша едва не выронила телефон, в котором яростно пыталась нагуглить местоположение знаменитого Дома и как до него добраться. Сначала она почувствовала аромат из последней линейки «Гуччи», узнала ее уже на этом этапе. И подняла глаза только после – Вера, конечно, была выше. Вера – идеальная каждым сантиметром.
– Саша? А ты что здесь делаешь?
Саша вспомнила каждый раз, когда именно Вера отчитывала их за то, что не целиком отдаются своей работе. Саша вспомнила, как Вера вся была в этой работе. До последнего. Ее Виктор такой сделал, у нее была только граница со Сказкой, где она была такой же чужестранкой, – племянница Виктора или нет. И больше ничего.
Саша вспомнила, сколько раз честолюбивая Вера, неукротимая Вера, яростная Вера ввязывалась в безумные соревнования с Мятежным, каждый из них пытался оказаться первым. Чье сердце более зоркое? Чьи навыки лучше?
И вот она стояла здесь в бежевом платье и в пальто, волосы темные, гладкие. Стакан кофе в ее руках. Вера никуда не торопилась. Саша усмехнулась нехорошо, недобро, показала зубы:
– Скажешь, ты тоже послушалась распоряжений? Ладно они. Они оторваны от реальности, все эти сказочные герои. Но ты, Вера, ты-то знаешь, что такое быть всего лишь смертным. И ты тоже позволила им просто туда пойти? Втроем?