Саша пожала плечами, эта часть ей как раз казалась очевидной.
– Ты же не думала, что он танцевал со мной из искреннего интереса, правда?
Валли ответила тем же подозрительно ровным тоном:
– Вообще, у меня мелькнула такая мысль, ты, в общем-то, вписываешься в концепцию обычных золотых сказочных девочек. Потому я…
Саша сердито сверкнула на нее глазами.
– Серьезно? Ты думала, я включу очередную Аленушку, и намеревалась просто позволить мне это сделать?! Спасибо, Валли, это безумно мило с твоей стороны.
Голос Мятежного прозвучал откуда-то сзади, он все это время стоял у Саши за спиной и страшно действовал ей на нервы, делая атмосферу допроса решительно невыносимой:
– Слушай, тебе не кажется, что ты не в том положении, чтобы возмущаться, после того как провела неделю, обдумывая предложение нашего Иванушки, вместо того чтобы сразу ему отказать?
Он звучал нарочито лениво, будто проблема его не касалась. Саша почувствовала, как внутри что-то в последний раз тикнуло, готовое взорваться.
Ну нет. НУ НЕТ. Это я терпеть не собираюсь.
Она развернулась резко, состоящая из чистой ярости, как всегда, легко переключаясь между состояниями.
– А тебе не кажется, что, если бы ты не вел себя как последний урод, мне бы не пришлось так долго думать?! Или не пришлось думать вообще?
Саша ждала, что он огрызнется в ответ, попробует укусить ее – сделает ровно то, что делает всегда, – но он молчал. Она не побоялась встретиться с ним взглядом, нет уж, никогда не боялась и не начнет бояться его сегодня. Но глаза у него были все такие же черные, и выражение она не могла прочитать совершенно. Саша неверяще качнула головой, отвернулась, снова нашла глазами Валли:
– Послушай. Мне жаль. Мне реально жаль. Но ты знаешь, как это работало. Я не хотела здесь оказаться с самого начала, и я столько времени провела, живя только мыслью о том, как выбраться отсюда. Конечно, я думала над этим предложением! Но вопрос не в том, думала я или нет, а в том, что я сделала в итоге, разве нет?
– А что изменилось? – Валли все еще оставалась замечательно нейтральной, и Саша чувствовала себя глупым ребенком, который сделал какую-то ерунду, которую делать было не нужно, и расстроил этим маму. Теперь осталось только добровольно встать в угол.
Но что изменилось, в самом деле? Что изменилось, почему я этого не сделала?
– Не знаю. Я изменилась, наверное. И я понятия не имею, чего я хочу. Но я скажу тебе, чего не хочу точно. Я не хочу помогать человеку, который относится ко мне… вот так. Я не хочу причинить вреда вам. Валли, не дави на меня, я знаю, что ты вправе. Но я реально сказала все, что могла. Пересказала наши с ним диалоги до последней детали. Я знаю, что напортачила, и у тебя есть причины злиться на меня. Но я отказала ему, клянусь.
Валли смотрела на свою подопечную долго и помнила не слишком хорошую, кусачую девочку, которая сразу по приезде в Центр закрылась в своей комнате и посылала к черту всех, кто пытался приблизиться к двери. Девочку, которая отказывалась называть даже свое имя, брать еду из рук Валли. Сейчас Саша прижимала руки к груди, будто пытаясь удержать собственное рвущееся сердце на месте.
– Хорошо.
Брови у Саши пораженно поползли вверх.
– Серьезно? Вот так просто? «Хорошо» – и все? Никаких выговоров, дисциплинарных слушаний и прочего?
Валли все еще смотрела на нее, и, может быть, выговор был бы правильным решением, но чему ее это научит?
– Если бы ты не была искренней, ты бы не смогла носить ключ. Он бы навредил тебе, потому что ты хотела навредить Центру, даже если ты хотела этого неосознанно, это страховка от необдуманных решений. Центр сам всегда знает, как ему лучше. А значит, решение ты приняла на самом деле еще до того, как его надела. У меня нет оснований тебе не доверять.
В эту секунду Саше хотелось на нее броситься, она сжала зубы, чтобы не зарычать; ей безумно надоело прыгать между настроениями с такой неистовой скоростью, но иначе она просто не могла.
– Навредил мне? Валли, ты впихнула мне эту машину убийства, зная, что, скорее всего, она меня придушит? Это что, профилактическая порка или что? Ты знала, что я ненавижу Центры. И все равно дала его мне?
Она помнила теплое прикосновение ключа к коже и помнила, как он спал у ее груди – или не спал вовсе. Ключи спят? Но он ощущался живым, настраивался на ее сердце медленно-медленно. Будто хорошо знал, о чем именно оно шепчет, о чем именно оно бьется.
Валли дернула подбородком, волосы, похожие на неукротимые колючки, как всегда упрямая, не менее упрямая, чем ее подопечные, Валли – всегда первая, всегда знает, что делать, потому что она, в отличие от остальных, не имела права на ошибку.
– Я знала, что ты ненавидишь систему. Но, кажется, учишься любить этот конкретный Центр. Я знаю, что такое ненавидеть систему в целом. Уж прости, Саша, но выбора у меня на тот момент особо не было. Ключ оставить было некому. Тем более, – ее глаза блеснули неуместно весело, и Саша задержала взгляд на ее лице именно поэтому, – ты всегда могла отказать Ною, мне ты отказывала миллион раз, когда дело касалось работы по делам Центра.
Саша молчала, хотя ей было что сказать. И было из-за чего злиться. Она взвешивала слова тщательно, вычерпывая из них лишнюю злость собственными руками.
– Я думала, это происходит, потому что Иван показался мне знакомым. Потому что показался похожим на дом. Это не дом, конечно. Но есть вещи. Люди. – Ее взгляд дернулся к Грину, и ей было страшно смотреть на него, потому что… Наверное, потому что она могла пережить неприятие от многих, но не от него. – Простите меня, я просто пытаюсь найти дорогу домой.
Грин смотрел на нее внимательно, открыто, и ей хотелось извиниться больше, сделать больше: видишь, не настолько хорошее у меня сердце.
Вот дерьмо, я же ничего не сделала.
Валли молчала несколько долгих секунд, после коснулась Сашиного плеча, осторожно, невесомо.
– Саша, ты серьезно ворвалась в номер к Ивану, выдернула его из постели и от Виктора и устроила ему разнос за то, что он отказался нам помочь?
Саша довольно хмыкнула, воспоминание, затертое после событий последних суток, вернулось к ней в полной мере и грело душу до сих пор.
– Разнос – это сильно сказано, но… Мне нравится думать, что я его потрепала.
Когда она подняла глаза на Валли, наставница улыбалась.
– Ты знаешь, меня сюда отправили за вольнодумство. А я верю, что обдумывать ситуацию, неважно в каком ключе, необходимо. Я не буду наказывать тебя за мысли. И уж точно не буду наказывать тебя за честность. Может быть, теперь ты поймешь, что я не злой монстр во главе Центра, которым ты меня рисовала в своей голове?
Я не думаю, что ты монстр. Я абсолютно точно так не думаю.
Конечно, она не нашла в себе сил сказать это вслух, а когда в носу подозрительно защипало – то ли от облегчения, то ли от того, что эмоций было слишком много за все эти дни и сознание уходило в отказ, – Саша пробормотала негромко, в сторону:
– Я могу взглянуть на фото? Грин сказал, вы нашли фотографию девушки? Или я все-таки наказана?
Саша почувствовала, как Мятежный за ее спиной закатывает глаза, ей даже смотреть не нужно было, настолько демонстративным был этот жест.
– Твое желание быть наказанной приобретает пугающие масштабы, мне куснуть тебя за задницу, чтобы ты чувствовала себя комфортнее?
Сашу не нужно было задевать дважды, она готовилась атаковать моментально, ядовитый ответ вот уже почти созрел и готов был сорваться, но она увидела еле заметное движение: Валли сделала плавный жест рукой, привлекая ее внимание. Саша не понимала многого и все чаще не понимала свою наставницу: вроде разница между ними была меньше пятнадцати лет, а будто больше пятнадцати столетий. Валли нервно мерила шагами комнату и в эту секунду выглядела совершенно юной, даже моложе Саши, и печальной за них троих.
– Когда же до тебя дойдет, что это не должно быть сложно? Принятие. И прощение. Я не так делаю что-то? Что ты все думаешь, что здесь кругом враги и тебе за провинность голову оторвут? Ты даже не успела совершить ошибку. Я говорила тебе это множество раз, Саша, ты для меня родной человек. Мы прощаем своих родных, а еще мы позволяем им учиться. Это не должно быть сложно. Прощение. Ты здесь, хочешь ты этого или нет, своя. И никто не собирается наказывать тебя за предательство, которое ты не совершала. Отказать – это сильно. А знаешь, что еще сильнее? Признаться в том, что ты не доблестно отказал в первую секунду, а колебался. И в итоге принял решение в пользу людей здесь. Вот это требует еще большей смелости. И конечно, ты можешь взглянуть на портрет.
Она протянула Саше прозрачный файл с завернутой в него картинкой, бумага плотная, будто еще достаточно новая. Саша одними глазами спросила, можно ли его достать. Валли ограничилась коротким кивком, и Саша торопливо извлекла на свет фото, и надо же, кто-то до сих пор печатает фотографии. Это будто очень поспешно выхваченный кадр, изображение девушки, существенно увеличенное и потому нечеткое, но Саше все это казалось таким знакомым. Темные, чуть вьющиеся волосы, их так много, и то, как они блестят, бросалось в глаза даже на нечетком изображении. Рядом с ней можно было различить другую девушку: волосы светло-русые, и она была существенно ниже – они обе улыбались и могли приходиться друг другу кем угодно. Подругами? Сестрами? В том, что фокус был именно на темноволосой девушке, сомневаться не приходилось. Саша присмотрелась, и по фото девушка могла бы быть ее ровесницей, может быть, чуть младше. Глаза пронзительные, светлые, почти прозрачные, все это дразнило ее память, но Саша была решительно уверена, что нигде не могла ее видеть. Но, может быть, черты… Что-то в ее голове никак не могло встать на место.
– Она очень похожа на… всех убитых девушек, да? Тот же типаж, те же черты лица. Полное совпадение. Вы думаете, она – это новая цель колдунов? Вам же удалось только очистить гнездо, они сами сбежали? Какова вероятность, что они попытаются напасть снова?