– Все, Саша, спи. Готов поспорить буквально на что угодно, что день завтра будет какой-то сумасшедший. Не спрашивай даже, почему я так решил, просто чуйка. Уж очень Валли загадочно сегодня удалилась по своим загадочным делам. Искать не менее загадочные контакты.
Саша при упоминании очередного бесконечного дня издала негромкий побежденный звук, торопливо зарылась в Грина носом. Это было что-то среднее между «о боже, снова» и «хорошо, уговорил».
Она уснула раньше, чем успела всерьез отметить этот момент; сначала был его запах и его ровное дыхание, был его голос, он говорил что-то еще, делился какой-то мыслью или просто выдвигал новые мрачные прогнозы относительно их следующего дня – Саша не знала. Иногда она напоминала себе зверушку: ей нужно было уснуть, ей нужно было, чтобы ее крепко держали в знакомых руках, и тогда она уснет немедленно, убаюканная безопасностью.
За завтраком Валли выглядела серьезной и чуть ли не торжественной, терпеливо выжидая, пока ее младшие сотрудники закончат с едой. Мятежный не выдержал первым, громко фыркнул:
– Ну серьезно, Валли. Выкладывай. Ты начала ерзать на стуле, и я боюсь, что пока Озерская закончит свой королевский… – Саша замерла, забыв донести ложку до рта, невозмутимо состроила ему рожицу, изо всех сил стараясь не показать виду, что тот факт, что они вообще разговаривают, радует ее несказанно, – завтрак, ты реально взорвешься.
Саша иногда забывала, что Валли – человек. Что Валли – клубок из амбиций, страстных желаний, абсолютно неугомонный и нетерпеливый. Что Валли здесь не просто так, она здесь, потому что бунтовала против устаревшего порядка. А еще потому, что она одна из лучших.
Ей не нужно было повторять дважды, Валли обвела их победным взглядом.
– Дети мои. – Упомянутые МОИ недоуменно переглянулись, смущенные тоном начавшейся речи. – Мне кажется, вы засиделись в гостеприимных стенах этого Центра. – Саше в этот момент они показались дурацкими мультяшками, у которых попадали челюсти, да сразу на столы, с оглушительным стуком. Валли улыбалась как девчонка, довольная своей шуткой. Ей это шло, ее неправильный прикус делал ее похожей на мелкую, но очень кусачую зверюшку. – Мне удалось связаться с Самой! С Ягой, я имею в виду. Вы не представляете, какие чудеса убеждения мне пришлось продемонстрировать, чтобы она согласилась помочь нам. Но факт остается фактом. Вы выдвигаетесь завтра, и, ради всего святого, постарайтесь вести себя прилично.
– Иначе нас съедят?.. – Саша звучала слегка напряженно, но наблюдала за наставницей с интересом, ей нравилась эта новая энергия, исходящая от Валли, будто она почти готова поймать за хвост Жар-птицу.
Мятежный перебил ее нетерпеливо, не скрывая даже удивления, на смену которому пришло понимание:
– Ты нас посылаешь? Сама остаешься пудрить мозги Вере и нашим сказочным пенсионерам дальше?
Валли печально развела руками, демонстрируя, что вроде эти самые руки у нее связаны и двинуться с места она не может.
– Если я куда-то уеду без письменного уведомления, да еще посередине ревизии, они точно будут уверены, что мы продолжаем что-то вытворять за их спинами. Поедете вы. Тем более Яга независимые умы и молодость любит. Если ей не удастся установить локацию девочки, я не представляю, кому удастся. И ради всех святых, ведите себя как образованные, уравновешенные люди, которыми вы и являетесь. В моих снах. – Тень улыбки скользнула по ее лицу, и Саша не смогла сдержать ответной зубастой усмешки. – Гриня, проследи, пожалуйста, за этими двумя, я рассчитываю, что они будут вести себя наилучшим образом.
Три возмущенных лица обратились к ней одновременно, Валли иногда просто не могла не удивляться про себя тому, насколько совместная жизнь под крышей Центра их сформировала, определила многие их привычки.
Грин выглядел абсолютно трагически.
– Валли, я твой младший сотрудник, а не укротитель…
Мятежный молча ущипнул его за коленку под столом, смотрел на Валли внимательно, демонстрируя замечательно зубастую улыбку.
– Не переживай, мы стряхнем пыль с этих старых косточек. Я просто чувствую, что ей недостает разнообразия и от бесконечных Иванов да Елисеев уже тошнит.
Саша хмыкнула, вытягивая ноги под столом, случайно пиная кого-то из мальчиков, выражение лица у нее было удовлетворенное.
– Очередь Марко Королевича? Это уже тоже было. Ты ходячий сказочный мем, если ты забыл.
Ей казалось, что отчасти Валли делает это для нее. Просто зная, как Саше хочется быть где-то. Видеть места. Встречать людей. Делает это для Мятежного, которого от отсутствия полевой работы начинает плющить и крючить, засыпать ревизионными бумажками. И, конечно, делает это для Грина, которому нужен свежий воздух, смена пейзажа – в лесу Яги же достаточно воздуха?..
Саша хлопнула себя рукой по лбу.
– Куда едем-то, Валли?
Валли смотрела на них так, будто не могла поверить – в первую очередь сама, – что отправляет этих маловоспитанных чудовищ к такой важной персоне, в уголках глаз у нее поселился еле сдерживаемый смех.
– Думала, уж никто и не спросит.
Глава 21Ее кони
Утро полнилось звуками, тишину резал смех троих людей разом, и это было будто обещание лучшего дня. Саша хохотала, бесстрашно напрыгивая на Мятежного, – тот же котенок. Сам Мятежный удержаться от смеха тоже больше не мог, прятал за спиной ключи от машины. Щеки у обоих были красные, а волосы растрепанные. Если жизнь где и была, что и любила, то вот именно такие секунды, когда все было огромным и не имело смысла вовсе. Когда вещи и люди случались друг с другом просто потому, что им этого хотелось. Если в Саше и Мятежном чего-то было много (всего, на самом деле. В них всего было много, через край и с избытком), так это масса желаний и еще больше воли к жизни.
Грин стоял здесь же, пытался удерживать три больших стакана с кофе и смеялся над ними, смеялся с ними вместе в полный голос. Если ради чего и можно было делать сотню глупостей, бестолковых, смешных и нелепых, то только ради того, чтобы этот мальчик улыбался как можно дольше.
– Марк, отдай! Ну, серьезно, отдай. Мы же бросили жребий, кто поведет первым!
Саша совершила еще один отчаянный прыжок, и кого-то это, может быть, проняло, но не Марка Мятежного. Мятежный мог держать ее за шкирку, как котенка. Вместо этого поймал в руки, прижал к себе крепче и рассматривал молча, с крайней степенью заинтересованности. Он, наверное, никогда не узнает, что делать с этим существом. Маленьким, беспокойным и шумным. С ее огромным сердцем, находящемся в бесконечном споре с ее разумом. Даже сейчас Саша сама не знала, больше она кусается, обнимается или пытается все-таки вытащить у него ключи.
– Гриша! Скажи ему хоть ты. Мы же договаривались. И вообще, пусть он меня отпустит. Он только тебя слушает!
Грин усмехнулся, пирамида из трех стаканов кофе, перспектива рулить в другую область, раннее, по-ноябрьски холодное утро и то, сколько попыток им потребовалось для того, чтобы просто поднять Сашу из кровати, кажется, навсегда останутся в его памяти. Взятие Бастилии на фоне этого достижения превращается в какую-то крайне унылую ачивку из компьютерной игры прошлого века.
– Ты правда считаешь, что он меня слушает? – При всей шаткости кофейной пирамиды Грин даже умудрился отпить из стакана. – И ты абсолютно не выглядишь человеком, который нуждается в помощи. Скажу тебе честно.
Саша бросила на него убийственный взгляд, нос Мятежного утыкался ей в шею, ей было щекотно, и она хотела спорить. Ноябрьское холодное утро бесцеремонно кусало ее за нос и щеки, и Саша чувствовала себя феноменально, невозможно просто живой и влюбленной в каждую секунду. Холод она ненавидела и готовилась нырнуть из рук Мятежного прямо в машину. Получить бы еще ключи…
– Так что, ты все же хочешь, чтобы он тебя выпустил? Или чего-то еще?
Голос Грина если и стал ниже, то только на полтона, утро давно не казалось Саше таким гостеприимным, а приглашение и предложение читалось между строчек. Она уловила ровно ту же собачью стойку, готовность и в Мятежном. Ей было смешно. Они и их реакции, абсолютно одинаковые. Грину достаточно было сказать им слово. Одно-единственное, и они оба были здесь, готовые ко всему. Грин их реакцию считывал с жадностью, внимательно вглядывался в лица. Он снова рисовался и таким нравился еще больше. Серый шарф и черное пальто шли ему в той же мере, в которой ему шла крайне довольная собой усмешка:
– Так и думал. Но вперед. Тот, кто не поведет, получит эксклюзивный шанс обниматься со мной на заднем сиденье.
Саша развернулась в руках у Мятежного, который до сих пор находился под впечатлением. И это был ровно тот момент, который был ей необходим. Саша ловко выдернула ключи у него из рук и змейкой скользнула к водительскому месту.
– Я думаю, ты не расстроен, Маречек.
Мятежный выпал из транса молчаливого наблюдения за лицом Грина: выражение все то же – приглашение и обещание. Саша, может быть, сейчас в своем упрямстве чуточку усомнилась, потому что этот тон в его исполнении оставлял мало пространства для маневра, и у Саши было много вопросов к себе, первый из них: «Как сосредоточиться на дороге?»
– Абсолютно не расстроен.
Саша бросила на него испепеляющий взгляд, и, наверное, нужно было с ней вырасти, чтобы не то что не испугаться – бровью не повести.
Саша устраивалась на месте водителя, раздраженно регулируя под себя кресло.
– Мятежный, я как будто в стране великанов, ты последний был за рулем? И почему Валли не хочет меня послушать и признать тот факт, что Центру нужны две машины?.. «Порше»? Хорошенький такой? Для меня?.. Центр же может себе это позволить.
Грин поспешно вложил ей в руку еще горячий стакан, надеясь прекратить сплошной поток ворчания. Это работало. Всегда работало с кофе, всегда работало с ним. Саша сделала несколько больших глотков, довольно урча себе под нос:
– Никогда не промахиваешься. – И, устроив стакан в держателе, тронулась с места, компактный танк до кончиков ногтей, она водила точно так же, как жила. Не забывая при этом мило улыбаться, матеря встречных водителей сквозь зубы, показывая в окно средний палец, и это неважно, что Мятежный стабильно шутил, что из-за руля ее не было видно.