– Но как же… – Таня бормочет сначала еле слышно, потом добавляет громкости, отчаянье сочится из голоса, грозится залить пол. Не хуже воды с утопленника. – Как же так, они же не могут обе… В самом деле, они просто не могут.
Как выглядит прощание? Саша понятия не имеет. Зато как выглядит непереживание чьей-либо потери – знает прекрасно. Она кладет руку на спину Тане мягко, еле ощутимо, направляя. Главное – продолжать двигаться. Главное – выбраться из гребаного дома на границе миров. А дальше будет видно.
– Я тебе обещаю. Слышишь меня? Я обещаю тебе, что время на скорбь у тебя будет. А пока – шевелись, прошу тебя. Иначе мертвецов в этой истории станет больше. У тебя будет время их оплакать, доверься мне.
У дверей в комнату, где Саша в последний раз их слышала, ждет Грин. Саша даже не заглядывает, смрад в помещении стоит такой, что начинают слезиться глаза. Грин смотрит на нее долго. Внимательно. Будто впитывает и проверяет – у нее самой, наверное, был такой же взгляд при первой встрече с Мятежным.
– Слава богу! – Он возвращается взглядом к Тане, пораженный, качает головой, будто не может поверить. – Ты все-таки нашла ее? Невероятно.
Комментарии рваные и короткие. Они продолжают нелепо стоять у дверей, вооруженные: кто-то чуть лучше – Саша не удивляется даже, что Мятежный умудрился притащить на себе целый арсенал, – а кто-то вилами или ухватом. Но Саша просто кожей чувствует, как время продолжает утекать, будто кто-то разбил корпус песочных часов. Нужно спешить. Мятежный ее мысли озвучивает немедленно:
– Наш лучший шанс – это выбираться сейчас, вернемся в город, и чем быстрее, тем лучше. Будем отсиживаться здесь – они нас точно сожрут. И просто раздавят количеством. Ты видел, сколько их было на улице?
Таня встряхивается, как только что разбуженная птица, жутко сверкает глазами:
– В город? Мне ни в коем случае нельзя в город! Именно там он меня и будет ждать.
Смешок вырывается из горла раньше, чем Саша успевает его удержать. Есть здоровый эгоизм, а есть его пределы.
– Лучше посидеть здесь, подождать, пока тебя сожрут. А пока доедают, пусть загадочный «он» выкосит всех мало-мальски похожих на тебя девчонок в городе. Супер. Мне нравится план.
В глазах у Тани – бесконечная сотня вопросов, на которые сейчас нет времени отвечать. У Саши к ней вопросов не меньше, и она от напряжения только не звенит, стоять на месте становится невыносимо. Ни секунды лишней в этом проклятом месте.
Мальчики в их перепалке участия не принимают, но Саша по лицам видит, что ничего не пропускают. Для вопросов будет время и место. Если они сейчас всё сделают правильно.
– Попробуем отогнать их моим огнем, если что? Огня они боятся однозначно, это даст нам шанс…
Грина перебивают, не дав договорить. Мятежный и Саша упираются в него взглядами настойчиво, предупреждающе.
– Исключено, – озвучивают они хором. Мятежный на этом, кажется, готов его как минимум связать и увести силой. Саша сердито кусает губу, пытаясь сформулировать мысль:
– Если ты там израсходуешься и свалишься, то времени на то, чтобы тащить тебя до машины, уйдет больше. Игра свеч не стоит, нам нужен другой способ.
Лицо Грина спокойное до тошноты, Саше почти хочется его ударить. Именно за это отвратительное, возмутительно совершенно спокойствие. Не смей. Не смей продолжать эту мысль.
– Значит, оставите меня здесь. В конце концов, главное мы сделали. Нашли ее.
– Замолчи, – устало возражает Мятежный, его усталость Саше кажется многотонной, равной ее собственной. Что противнее всего – у них действительно не то чтобы много опций. Вообще нет. Отгонять мертвяков огнем последнего сына Змея? Пока тот не выдохнется? А если он выдохнется вконец?
Саша оглядывается, беспомощно ища зацепку. Слова она выплевывает:
– Я не дам тебе сдохнуть в этой дыре. Я не…
– Что ты предлагаешь?
Если бы Саша знала, что предложить. Собственную жизнь, может быть? Легко. Совсем легко. Для него – легко по-настоящему. Осталось научиться дышать огнем.
– Мы можем… Выйти под мороком?
Все взгляды обращаются к Тане, Саша не узнает ее. Из девочки, которая старалась стать как можно меньше, она превратилась в кого-то совершенно другого. Пару минут назад она расползается медузой между пальцев, сейчас расправляет плечи. Звучит не слишком уверенно, но звучит. Что делают с нами потери?
Заметив, что ее не понимают, Таня продолжает:
– От нас чужой смертью сейчас разит за километр. Это можно использовать. Я могу… попробовать сделать так, чтобы они приняли нас за своих. Во всяком случае, пока мы не доберемся до машины. Дальше не знаю. – Она молчит еще несколько секунд, будто раздумывая. – И огонь, если что, я творить тоже умею. По сравнению с сыном Змея, конечно, это мелочи. Но лучше ведь, чем ничего? Не смотрите так, я тоже не хочу здесь умирать.
Саша прекрасно знает, что ей не следовало бы так удивляться, найдя колдунью в доме Яги. Но скрыть удивление не получается. Такой Таня ей нравится больше. Она бросает короткий взгляд на Мятежного, тот рассматривает Таню, будто прикидывает. Они с Грином переглядываются. И все снова думают об одном и том же.
– Мы попробуем.
От того, чтобы окончательно не уехать головой, Сашу удерживает одна-единственная вещь: дыхание Грина за спиной. Последние минуты три она помнит как в тумане. Как они перелезали через полупротекших сквозь пол мертвецов, как невыносимо воняло в комнате, которую Яга использовала в качестве кладовой. Ящики, упаковки с мукой и травами – золотой запас, теперь испорченный. Как через запасной вход они шли до калитки, выходящей на лес. Конечно, ей нужен был выход в лес, она же была его матерью. Саше в лес не хотелось: в лесу было жутко. И именно поэтому она не давала себе времени на испуг. Давай. Шагай. Рука лежит на Танином плече, надежно и цепко. Саша не успевает отметить, в какой момент печальная девчонка становится ее ответственностью.
Их кутают и хватают за носы все те же дурацкие сумерки, которым нет конца. Саше приходится напрягать глаза. Все тот же холодный, начисто лишенный запахов воздух. Должно пахнуть лесом – не пахнет ничем. Даже смертью не пахнет, а должно. Саша думает на морок, столько раз слышала, что смерть не имеет вкусов и запахов. И вот они здесь. Саша облизывает губы и чувствует кровавый привкус. Сумерки. Белая дымка на земле. Ледяной безвкусный воздух. Спина Мятежного, идущего первым. Бормотание Тани. Одни и те же слова. По кругу. По кругу. По кругу. Чавкающий звук мокрой земли, хруст ветки у Тани под ногой. Саша ждет, что она собьется – Таня не сбивается.
Шепоты и шорохи в темноте. Саша понятия не имеет, кому они шепчут. Мертвецы между собой не переговариваются. Только с живыми. Между мертвыми все уже давно было сказано. В лесу темно, и Сашиных глаз рассмотреть всех покойников не хватает. Но она чувствует их дробленое, нечеткое, рваное, но повсеместное присутствие. Не люди и не живые. Чужие. Половинчатые. Иногда ощущает призрак касания. Будто по руке мазнули мокрым и холодным полотенцем. Руки хочется спрятать. Вместо этого она крепче вцепляется в ухват, который все же утащила за собой из дома. Саша слышит, что Тане не хватает дыхания, и в такие моменты картинка становится будто четче, а Саша становится к ней чуть ближе, готовая подхватить. Они держатся за руки: Сашина на ее плече, Танина снизу, прямо под ней, греется под Сашиными пальцами. Саша понятия не имеет, зачем это. Но каждый раз, когда она чуть сжимает пальцы, Танин голос звучит будто четче.
Лес шумит негостеприимно, чует скверну. Сегодня случилось непростительное. Лес сегодня потерял свою Хозяйку. И виновным пощады не ждать. Саша хмурится, надеется только на то, что лес понимает, что… Мы с миром пришли. И вина наша только в том, что мы не успели.
Саша едва не влетает в нее – бледную и не успевшую еще даже застыть. Задевает ее плечом. И клянется мысленно, что еще секунду назад ее здесь не было. Время останавливается. Таня делает глубокий свистящий вдох.
– Продолжай. Читать. – Саша выдыхает еле слышно, обе руки сжимаются одновременно – на ухвате и на Таниных пальцах. Девушка, стоящая перед ней, Саше знакома. И хотя все они точно знают, что Агата не могла встать так скоро, что она должна лежать в доме, она, белая, посмертно красивая, стоит перед ними. Сейчас самое время ее рассмотреть. Ее овальное лицо, ее вьющиеся русые волосы. Она кажется ужасно доброй. Она кажется ужасной лгуньей. Саша не верит в такие добрые лица.
– Они нас дурят, продолжай читать.
Агата смотрит на Сашу так, будто видит ее. Выражение на ее лице почти блаженное, она обрела что-то важное, ей хорошо. Саша даже не дышит. В этих бесконечных сумерках их только двое. Та, которая спасала, и та, которую не спасли. Танино бормотание кажется далеким, хотя секунду назад ввинчивалось в уши. Саша помнит ее. Видимо, теперь всегда будет. «Уведи ее. Защити». Она улыбается безмятежно, глаза ее открыты – видят нечто крайне занимательное. Сашу – ее жизнь, холодную змейку ужаса, ползущую у нее по спине. Готовую ужалить. Сашин взгляд намертво зафиксирован на ее шее. Что-то не вяжется. Мятежный успел ей шепнуть прямо перед выходом, что сестре Тани разорвали горло. Загрызли мертвые псы. Агата стоит перед Сашей, и у нее такая белая шея, ни единой отметины. Агата не могла подняться так рано и уж точно не могла подняться невредимой.
– Сестра… – Агата улыбается, зовет, будто поет, в застывшей ледяной ночи звенит колокольчик, нежный такой, лживый такой. – Сестра.
Глаза у нее стеклянные, по-прежнему голубые, но совсем стеклянные. И Саша отмирает, дергается, сбрасывает чары, голос покойницы. Нет, это не покойница, тоже морок – лезет ей в уши, будто серебристый колокольчик. Саша перехватывает Таню за ладонь, тянет за собой.
– Идем.
И Таня мотает головой, указывает на Агату. Саша ею гордится почти: она так и не перестала читать, чары, легкие и бесцветные, смыкаются над ними. Она видит Мятежного, заметившего заминку. Ощущает Грина у себя за спиной, готового в любую секунду прийти в движение. Чувствует его напряжение, он звенит как струна. Но это ведь ровно то, что им нужно? Нельзя сорваться. Ни одного лишнего движения. В смерти суеты нет, нет лишних движений и нет импульсов. Саша не успевает за стремительно несущимся составом своих мыслей.