Последние доказательства этого, по-видимому, принесли сообщения по "коду ветров".
4 декабря станция радиоперехвата флота в Челтенхеме, штат Мэриленд, приняла долгожданный сигнал, передававшийся для сведения посольства в Лондоне, с которым больше нельзя было снестись шифром. Капитан II ранга Л. Саффорд так рассказывал после войны о достопамятном происшествии: "Вот, наконец, она", - сказал Крамер, вручая мне телеграмму с "кодом ветров". Именно для перехвата этой телеграммы и были мобилизованы все наши возможности. Мы достигли выдающегося успеха. Эта информация давала возможность обезопасить американский Тихоокеанский флот от внезапного нападения в Пёрл-Харборе, то есть такого нападения, которому русские подверглись в свое время в Порт-Артуре. Именно к этому готовилась радиоразведка флота со дня своего основания - к войне с Японией". Саффорд утверждает, что перехваченный сигнал ("западный ветер, ясно" и "восточный ветер, дождь", означавший войну Японии против Англии и США) немедленно доложили начальнику управления связи флота контр-адмиралу Л. Нойсу, который разослал его по разметке - президенту, военному и военно-морскому министрам. Саффорд давал эти показания под присягой в 1946 году объединенной комиссии конгресса, расследовавшей обстоятельства нападения на Пёрл-Харбор.
Другие работники разведки под присягой дали противоположные показания. Начальник дальневосточного отдела военно-морской разведки капитан А. Макколлум подтвердил, что 4 или 5 декабря была перехвачена телеграмма с "кодом ветров", однако она гласила: "Северный ветер, облачно", то есть война против Советского Союза. Посоветовавшись с Крамером, он решил, что это был обычный прогноз погоды. Так что же было получено в действительности и что было доложено президенту? Проверить, кто прав, не удалось: те, кому по разметке была направлена дешифрованная телеграмма, начисто отрицали ее существование. Когда комиссия конгресса обратилась к сверхсекретным архивным папкам, выяснилось, что чьи-то заботливые руки изъяли документ. Очень тщательные поиски не дали никакого результата. В описях остался только порядковый номер - исходящий 7001, под которым, по-видимому, значился этот документ. Какие-то силы в Вашингтоне были заинтересованы в том, чтобы истина никогда не была установлена{280}.
История не из тех, которыми гордятся американские государственные мужи, и поэтому предельно запутанная. Обширная выдержка из показаний объединенной комиссии конгресса ключевого свидетеля адмирала Р. Тернера живо иллюстрирует это. Адмирал, кстати, не был таким агнцем, каким держал себя под присягой, а прославился на весь флот как пьяница, склонный к рукоприкладству, самодур, проливавший зря кровь моряков в войне на Тихом океане. Надо думать, он с трудом сдерживал себя, ведя кроткий диалог с главным советником комиссии Митчеллом.
"Митчелл. Давали ли вам до 7 декабря (1941 года) какое-нибудь "исполнительное послание" по коду ветров с условными словами "восточный ветер, дождь"; "западный ветер, ясно"; "северный ветер, облачно", означающие: "война с США", "война с Англией", "война с Россией"?
Значилось ли подобное сообщение среди полученной вами информации?
Вы поняли мой вопрос?
Адмирал Тернер. Я все понял. Но хочу начать с того, что случилось, и только потом дам вам прямой ответ.
Митчелл. Хорошо, пусть будет по-вашему.
Адмирал Тернер. Днем в пятницу, как я думаю...
Кифи (конгрессмен). Какого числа?
Адмирал Тернер. 5 декабря адмирал Нойс позвонил мне по телефону или по внутренней связи, сейчас не помню, и сказал: "Сообщение о погоде" или, быть может, слова, означавшие "пришло первое сообщение о погоде". Я спросил, что в нем? Он ответил: "Северный ветер, ясно". А я сказал: "Тут что-то не то". Он ответил: "И я так думаю" и положил трубку.
Я никогда не видел самого текста и не знаю, откуда он взял это сообщение. До недавнего времени думал, что это было аутентичное сообщение. С тех пор, как я вернулся (в США после войны. - Н. Я.), я заключил: дело обстояло совершенно по-иному, но никто так и не объяснил мне. Ведь если бы сообщение было аутентичным, я убежден, мне бы представили копию его.
Митчелл. Если бы в нем имели в виду войну с США, тогда в таком сообщении шла бы фраза "восточный ветер, дождь"?
Адмирал Тернер. Да, сэр.
Митчелл. Вы видели ее когда-нибудь?
Адмирал Тернер. Нет, сэр.
Митчелл. Войну с Россией означала фраза "северный ветер, облачно".
Адмирал Тернер. Может быть, там значилось "облачно" вместо "ясно", но ведь указывалось "северный ветер", что смехотворно.
Митчелл. Может быть, это освежит вашу память. В докладе станции прослушивания Федеральной комиссии связи указано: эта станция перехватила сводку погоды радио Токио, переданную примерно в 22 часа по Гринвичу 4 декабря. Работник станции, владеющий японским языком, доложил, что он слышал следующее: "Сегодня в Токио северный ветер, довольно сильный, может стать облачно, завтра облачно и прекрасная погода".
Теперь обратите внимание, что это сообщение по смыслу близко подходит к фразе "северный ветер, облачно", что означает войну с Россией, но этот работник услышал не совсем это. Таково и было сообщение?
Адмирал Тернер. Я думаю, это так. Это ближе к тому, что я помню "северный ветер, ясно". Но послушайте, говорилось-то осторожно.
Митчелл. Может быть, он правильно поступил, сказав: "Северный ветер, может стать облачно", что означает в момент, когда он говорил, было ясно, разве не так?
Вот другое сообщение, перехваченное Федеральной комиссией связи примерно в 21.30 по Гринвичу 7 декабря. Нет, я напутал. Речь идет о перехвате в 21.30 5 декабря: "Сегодня северный ветер, утром облачно, днем ясно". И это не совсем подходит к фразе "северный ветер, облачно". Не это ли сообщение?
Адмирал Тернер. Быть может, так оно и есть. Не знаю. Он позвонил мне только раз в конце дня 5 декабря между 22 и 23 часами по Гринвичу.
Митчелл. Вы уверены, что было сказано: "северный ветер", а не "западный ветер"?
Адмирал Тернер. Я уверен - было сказано "северный ветер", так как сам поставил это под сомнение"{281}.
Обсуждение истории с "кодом ветров" заняло еще сотни страниц "слушаний" объединенной комиссии конгресса, но не прояснило больше, чем сказал адмирал Тернер. Сказал в здравом уме и твердой памяти, ибо когда адмирал давал показания в комиссии, "он жил гостем в доме своего бывшего адъютанта капитана У. Мотта, прилагавшего отчаянные усилия, чтобы Тернер успевал протрезветь к слушаниям "{282}. Так что адмирал Тернер в 1945 году был авторитетным свидетелем происходившего в 1941 году в высшей военно-морской иерархии США.
Действия правительства Соединенных Штатов в эти критические дни говорят сами за себя и не оставляют ни малейших сомнений в том, что соответствующая телеграмма была перехвачена, хотя Тернер и другие, по-видимому, ошибочно прочли "война против СССР" вместо "война против США". Предположение не является слишком смелым. В пользу его можно привести свидетельство человека, который никак не заинтересован в том, чтобы выставить к позорному столбу собственное правительство, о главном историографе американского флота профессоре С. Морисоне. Этот очень крупный американский историк описал операции ВМС США в минувшую войну. Его труды в Соединенных Штатах - самый авторитетный источник по проблеме.
В одной из своих книг, вышедшей в 1963 году, профессор Морисон заметил: "Положение офицеров разведки армии и флота в Вашингтоне напоминало положение женщины, пытающейся посоветоваться по телефону с доктором о здоровье своего больного ребенка, в то время как соседи выкрикивают ей прямо в уши противоположные советы, собаки лают, дети плачут, а мимо дома с грохотом проходят грузовики. Личные качества людей также играли роль. Вице-адмирал Тернер, руководивший оперативным управлением штаба флота, держался предвзятых мнений, и с ним было трудно работать. Он запретил всем офицерам, владевшим японским языком, заниматься дешифровкой и переводом, и даже начальнику разведки флота - делать выводы из перехваченных документов, настаивая на том, что только он лично будет делать это. А сам Тернер до конца ноября непоколебимо считал, что Япония нападет на Россию, а не на владения Англии и США"{283}.
Уместная и компетентная характеристика Морисоном Тернера дает недостающее звено. Ясно, что он не мог предупредить правительство о нависшей опасности, которое само, впрочем, недалеко ушло от начальника оперативного управления штаба флота. Только поэтому американские вооруженные силы не были подняты по тревоге. Телеграмма с "кодом ветров" рассеяла последние сомнения, если они вообще были: в Вашингтоне сочли, что США в безопасности.
"Мы должны пожертвовать нашими дипломатами"
Последние дни угасающего мира в Токио. Некоторые японские политики, хотя уже не занимавшие ответственных постов, сделали посильную, а следовательно, слабую попытку предотвратить войну. Среди них наиболее активным оказался бывший японский посол в Лондоне Сигэру Иосида. Он ухитрился получить полный текст американской ноты от 26 ноября и отметил слова, которые открывали документ: "Строго секретный, предварительный и без обязательств". Никто в японском правительстве не обратил на них внимания. Иосида же заключил: нота не ультиматум, а имеет в виду продолжение переговоров.
Сделав это открытие, он бросился 29 ноября к Того. "Каковы бы ни были истинные намерения, кроющиеся за документом, - горячо внушал Иосида министру, - нам никоим образом не предъявлен ультиматум... и если вы не можете предотвратить объявление войны Японией Соединенным Штатам - подайте в отставку. Это прервет работу кабинета и заставит задуматься даже армию. Если же в результате вы будете убиты, то вас постигнет счастливый конец". Того не обратил внимания на тонкий анализ документа, а рекомендованный Иосида образ действия, по-видимому, не устраивал министра. Он не торопился надеть мученический венец.
Чиновники МИД Японии были заняты совершенно иным: они делали официальный перевод на японский язык ноты от 26 ноября в усиленном варианте, то есть придавали ее и без того резкому содержанию определенно угрожающий характер. Тем временем Иосида встретился с Грю, последний заверил его, что нота никоим образом не ультиматум{*14}, а "просто указывает основу, на которой можно вести дальнейшие переговоры между Японией и США"{284}. Посол вызвался объяснить это лично Того. Однако министр отклонил настойчивые предложения Грю встретиться с ним. На то были веские причины