- Ясна - это жена твоя, Богдан. В деревушке маленькой в двух днях от Изборска женился ты на ней. С нами она в город поехала.
- Жена? Почему она в Муром со мной не вернулась? Как жениться так быстро мог?
- Слушай по порядку сказывать буду. Ничего не утаю.
И стал он сказывать. С ночи той, на поляне в лесу. Рассказал, как Бажена убить пытался. Как девушка на поляну вышла. Как бабка девушки той руками Бажена исцеляла.
- Нужен был Бажену в пути особый лекарь. Такой как старуха эта. Только она сама ехать наотрез отказалась. Не знаю, о чем вы с ней беседовали в избе. Только когда вышел ты, нам объявил, что жениться на Ясне будешь. И Ясна лечить Бажена станет.
- Зачем Бажена убить пытался, не отвечай, понимаю. Но как меня жениться заставили?
- Что сказать тебе? Причина была. Но, только, мне кажется, что полюбил ты ее. С первого взгляда, там в лесу. Смотрел на нее, глаз не отводил. И она так же...
- Не помню. Ничего не помню. Какая она, Ярополк?
Улыбнулся воин. Впервые за год улыбку его видел.
- Хорошая, Богдан! И красавица! И, знаешь, уходить она не хотела, всю дорогу от Изборска до деревни, где жила, плакала на груди твоей. Мы её с собой звали. Да только сказала она, что погибнешь ты, если она с нами отправится.
- Не помню... Совсем ничего. Ярополк, посоветуй, что делать мне?
- Нет, Богдан, не советчик я в делах таких. Сам решай, но если помощь моя нужна тебе будет, я с тобой ехать готов.
- Спаси Бог тебя, друг! Пойду я...
Шел к княжескому терему, дороги не замечая. А в мыслях ударами сердца имя ее билось: "Ясна. Ясна. Ясна... Жена моя". Почему же ушла она? Почему оставила меня? Почему из памяти моей все, что её касается, стерто, выжжено?
Как день прошёл, что делал я, с кем разговаривал, ничего в сознании не отложилось.
А когда в темноте домой возвращался у избы почти, как молнией ударило: Мира! Она во всем виновата! Она Ясну прогнала! Голову руками сжал и все на свои места встало. Понял. Не вспомнил, нет, но понял.
В избу вошёл, мать стол накрывает.
- Мать, Весняна где?
Обрадовалась мать, заулыбалась - сын, наконец, девицей интересуется. Если бы знала она...
- В бане она!
Ничего не объясняя, в баню зашагал. Двери распахнул - стоит в предбаннике в рубахе одной, волосы распущены, улыбается:
- Я ждала тебя, Богдан...
- Ну, здравствуй... Мира...
23. Решение
Неужто ошибся? Смотрит, будто не понимает, о чем я. Вид такой жалостливый, что помимо воли моей, рука по голове погладить тянется.
- Весняна я, забыл что ли?
Только взгляд мой вдруг с лица ее прекрасного в сторону скользнул. И увидел я на лавке за спиной ее свечение легкое. Проследив за взглядом моим, Весняна попыталась закрыть собой предмет этот, но, взяв за плечи, отодвинул я ее в сторону. Что это? На лавке переливался сине-зелёным цветом шар прозрачный, в глубине которого вспыхивали и тут же гасли красные искры.
За спиной раздался смех, злой, насмешливый:
- Посмотри, посмотри, милый мой, внимательно всмотрись. Знаешь, кто я. Значит и о ней знаешь уже. Смотри!
Глаза за искрами стали следить. Вдруг искры эти в одно большое светящееся облако слились. А потом облако это белым вдруг стало и расширилось по величине шара.
И увидел я картинку, которая как живая двигаться стала. И были на картинке той люди. Возле избы большой, новой, на пригорке выстроенной шевелились они, делали что-то. Пригляделся я и узнал человечка одного. Милорад! Разведчик! Друг мой!
Стал смотреть дальше. Милорад рядом с домом качели строил. Два столба были вкопаны, вверху ровная ветка закреплена, как перекладина, между столбами. Верёвки вниз висели. К веревкам он дощечку прикреплял.
Тут к нему девушка вышла. В белой рубахе, юбке-паневе и с длинной косой, через плечо перекинутой. Не успел лица ее рассмотреть - побежала она и с разбегу в распахнутые Милорадовы объятья упала. Закружил он ее. Поставил, целовать стал. А потом на качели усадил. Видно было, как Милорад улыбается, а девушка спиной ко мне была, лица ее вновь не увидел. Да, впрочем, лица-то я все равно не помнил.
Тут картинка стала уменьшаться и очень скоро пропала совсем.
- Как тебе, Богдан, чудеса мои? Видишь, Ясна замену тебе нашла? Милорад-то не просто так в Муром вернуться не захотел. Поведали тебе друзья твои, что и он жену твою полюбил? Нет, не сказали. Вижу. Так вот, дружинник твой не в Изборске, а в деревне с нею рядышком!
Нет. Нет, не хочу слышать это. Я только почувствовал, только представил себе ее. Только поверил в то, что она меня ждет, в то, что ОНА - другая, ни на кого не похожая, особенная...
Но глаза же видели! А, впрочем, штуковина эта, возможно, не то, что есть на самом деле показывает, а то, что хозяйка ее хочет!
Устал я. Покоя хочу. Сел на лавку рядом с шаром волшебным, голову обхватил ладонями.
- Мира, сколько можно? Что ж ты никак не поймёшь, насильно-то мил не будешь! Ну, не люблю я тебя, ни в каком обличье не люблю! Может, другой кто полюбит? Оглянись вокруг, сколько мужей вокруг - такую-то красавицу, какой ты сейчас выглядишь, многие на руках носить всю жизнь готовы! Ну, зачем я тебе? Отпусти меня, прошу! Плохо мне с тобой!
- А с ней хорошо будет?
- Не знаю. Не помню. Твоих рук дело?
Принял решение. Понял, как поступить должно. - Только все равно к ней поеду! Пусть с Милорадом... Увижу наяву это, может, отпустит тоска меня.
- Не пущу!
- Что сделаешь-то? Убьешь? Памяти лишишь? Мне все равно теперь. Не живу я, так существую... Никогда твоим не был. Кто такая ты, чтобы не пустить?
Заплакала она, да так горько, безнадёжно, так, что пожалел, обнял, стал по волосам гладить:
- Бедная, моя. Прости меня. Ты - хорошая... Это я - дурак, оценить такие чувства не смог. Ну, как ты понять не можешь - чем крепче ты меня держишь, тем рвусь прочь яростнее! Прости меня, прости, если можешь!
Отстранилась она. В глаза смотрела, лицо ладонями обхватив.
- За что прощения просишь, не понимаю. Я всего лишила тебя: памяти, жены, ребенка. А ты...
Потом целовать лицо мое стала. Целовала и приговаривала:
- Отпущу тебя. Отпущу, коли так... Чем я лучше Драгомира, если тоже силой взять пытаюсь? А дочь моя отомщена уже - Ладислав-то помер. Надеялась, до последнего надеялась, что моим станешь. Почему? Объясни, подскажи мне?
- Я и сам не знаю. Чувствовал я... Снилась она мне... Судьба, наверное, судьба, Мира.... Жизнь... она так быстро летит... Как же хочется с любимой... хоть немного... А ребенок? Ты сказала, у меня есть ребенок! Я не видел его... Я хотел бы... Когда он родился, меня не было рядом. Я столько пропустил...
- По моей вине...
Утром мать разбудила меня криками. Как же, Весняна пропала! Ушла девка! Не иначе, я её обидел! Больше некому. Заставляла искать ее, плакала даже, уверяя, что привыкла к ней. А я лежал на постели своей, подложив под голову руки и улыбался в потолок! Отпустила! Оставила!
Лето на исходе уже. За данью скоро в Изборск ехать. Правда, теперь не по чину мне, да зато повод имеется.
Бажен, конечно, воспротивился - мол, без главного воеводы Муром останется! А что, если вятичи напасть решат? Да удержать все равно не мог.
А тут ещё происшествие случилось. Со стороны изборской человек пришел. С семьёй. В Муроме решил поселиться. Рассказал, что в Изборске якобы слух идет о том, что скоро воины чужеземные, что половцами прозваны, на земли чудские нападут! Что сила собрана большая и горе тому, кто уйти, спастись вовремя не успеет!
После этого известия я еще более укрепился в мысли ехать в Изборск. Думал бессонныйми ночами. Размышлял. Даже если Милорад и Ясна... Если вместе они. Ребенок. Чей он? Если мой, то посмотреть, убедиться в этом я должен? Милорад, конечно, воин бывалый. О своей семье позаботиться сможет. Пытался убедить себя, что лишний я... Да только сердце звало в дорогу.
Урожай в Муроме был собран, а значит, в Изборске дань готова. Пора ехать.
24. Ясна
- Скоро дедушка придёт, калач Ладе принесёт! - напевала-приговаривала, сама кашу варила, да хлебы пекла. Ладушка рядом в колыске лежала, гулила, агукала и пузыри пускала.
Между делом, иногда, проходя мимо моей малышки, не могла удержаться, чтобы на минутку хотя бы не взглянуть на ее милое личико с пухлыми щечками.
- Милая моя, сладкая! Как же ты на отца похожа - глазки голубые, точно у него! И носик, и губки - ты самая красивая в мире! Как жаль, что он не может увидеть тебя!
Улыбалась своей девочке, забыв о делах. Вкладывала в ее розовые цепкие пальчики выструганные дедушкой погремушки. Любовалась ею. Никогда не ревела днем - некогда было! Дел невпроворот, да и дочка внимания требовала.
А вот ночью... Все также, как и год назад тихо плакала, уткнувшись в подушку, чтобы не потревожить чуткий бабушкин сон. От тоски, от любви, которая не стала меньше, а, наоборот, росла и крепла в моем сердце с каждым днем. Стоило только глаза закрыть, и видела его лицо, его сильные большие, но такие нежные и ласковые руки.
И тело помнило его. Особенно ту ночь в Ратиборовой бане... Вспоминала, как и что делал Богдан, как сама бесстыдно отвечала ему, и в пустой холодной постели огнём горела.
Неужели никогда больше? Неужели не увижу, не поцелую? И снова плакала, закусив ладонь...
Но днем - ни за что! Дочка должна видеть мать веселой и счастливой! Вот сегодня дедушка в Изборск уехал, сапоги продавать. Хорошо выручит за них! Мало кто мог себе позволить носить настоящую хорошую обувь, делать которую мой дед был мастер. Все больше босиком или в лаптях... Но, несмотря на высокую цену, вмиг раскупались дедовы сапоги в городе. Гостинцев привезет. Правда, ждать его только завтра нужно... Бабушка за травами к реке ушла. Мы с Ладушкой на хозяйстве. Может, к вечеру Любава заглянет? Она часто приходит, почти каждый день. Иногда с Милорадом. Он Ладушку на ручки взять боится, только издали посмотрит, улыбнется - и вон из хаты! Но ничего, скоро и ему придется к дитю привыкать. Недолго осталось - к зиме точно отцом станет!