Ох уж эти влюбленные! Сколько же от них проблем.
Риан тяжело молчал весь день, а вечером, сразу после ужина, куда-то ушел, и Тайра даже забеспокоилась. Мало ли что он надумает предпринять после известия о смерти матери? Она ведь знает его всего несколько дней и не способна предугадать, как он себя поведет. Может, на ближайшем дереве решит повеситься или пойдет в деревню самогон пить.
– Думаю, Риану просто надо побыть одному, – отмахнулся Морган, когда Тайра высказала свои соображения. – Но, если ты переживаешь, попробуй его найти и убедиться, что все в порядке.
– Да, я лучше так и сделаю.
Она вышла на крыльцо, подозвала Джека и, погладив собаку по лобастой голове, попросила:
– Джек, где Риан? Ищи!
Несколько секунд пес явно раздумывал, о ком или о чем говорит Тайра, и девушка на всякий случай повторила:
– Риан. Мы сегодня ходили с ним на родник. Ищи Риана!
Джек всегда был понятливым, понял он все и сейчас. Развернулся и, рыкнув, посеменил вперед, по направлению не к поселку, а к лесу. Тайра не знала, радоваться этому или огорчаться. С одной стороны, в лесу самогон не водится, а с другой… Если бы Риан пошел в Тиль, это было бы понятнее, но он предпочел лес, который не успел изучить, и Тайре это не нравилось.
Она шагала за Джеком – пес не торопился, держался у ноги, и девушка привычно ощупывала тростью землю, чтобы не споткнуться, определяя направление. Она сразу поняла, что Джек ведет ее по одной из тропинок, в конце которой через час должно быть чистое озеро. Но Риан знать об этом, конечно, не мог – скорее всего, путь он выбрал произвольно.
Минут через десять Тайра услышала впереди тихий шорох травы от человеческих шагов и крикнула:
– Риан!
Он остановился, и она на всякий случай прокричала:
– Стой, пожалуйста! Это я, Тайра!
– Я стою, – крикнул он в ответ.
Голос звучал спокойно, и она приободрилась.
Еще через минуту Тайра наконец достигла цели и, остановившись в нескольких метрах от Риана, поинтересовалась:
– Куда ты идешь?
– Я просто решил прогуляться. – В голосе было удивление. – Я же говорил, что умею ориентироваться в лесу.
– Ты такого не говорил. Ты говорил, что ходил в походы, это не одно и то же.
– Значит, теперь говорю. Я не заблудился бы. А ты… – В голосе появилось воодушевление. – Ты волновалась?
Вот и как она должна отвечать? «Нет» – глупо, «да» – обрадуется еще. И то, в чем для Тайры нет ничего особенного, будет считать чуть ли не признаком зарождающейся влюбленности.
– После того, что я сказала тебе утром, я не могла не волноваться. Я же совсем не знаю тебя. Может, ты повеситься решил.
– Что?.. – Риан, кажется, изумился. – Нет-нет, вешаться я не собираюсь. Я просто гулял. А еще… я сделал кое-что. Хотел завтра подарить, но раз уж ты пришла… Возьми, пожалуйста. Это тебе.
Тайра ощутила краткое прикосновение к ладони, а в следующий миг в ее пальцах оказалось что-то длинное, деревянное, похожее на дудочку.
– Что это? – спросила она, и Риан подтвердил ее догадку:
– Дудочка. Я не знаю, умеешь ли ты играть, поэтому… В общем, я ее зачаровал на десять простейших веселых мелодий. Они повторяются в произвольном порядке. Можно играть и как на обычной дудочке, но я не знал, умеешь ли ты, – повторил он с какой-то странной неловкостью, словно извинялся.
– Умею, – кивнула Тайра. Она растерялась из-за этого подарка и теперь не знала, что ей делать. – На дудочке и на гитаре, папа научил.
– Хорошо, – ответил Риан и замолчал. Он все молчал и молчал, и, чтобы прервать это молчание, ставшее невыносимым, Тайра поднесла дудочку к губам и дунула.
Первой заиграла веселая детская песенка «Одуванчики», особенно популярная здесь, на севере – под нее дети весной и летом играли и водили хороводы, некоторые даже умели ее насвистывать без всяких дудочек.
Через минуту, когда мелодия закончилась и Тайра опустила руку, Риан негромко сказал:
– Такая дудочка была моим первым артефактом. Когда я немного подрос, мы ее сделали… вместе с мамой. Я вспомнил об этом сейчас и решил сделать, а потом подарить тебе.
– Спасибо, – искренне поблагодарила Тайра и добавила, чтобы его отвлечь: – А я не знала своей мамы, она умерла при родах. У нас есть только магпортреты, которые я видела, пока не ослепла, но уже не могу вспомнить, что на них изображено. Папа говорит, я на нее похожа.
– Хочешь… – Риан говорил медленно, словно не был уверен в том, что предлагает. – Хочешь, я посмотрю на эти магпортреты и расскажу тебе, какой была твоя мама? Как сегодня утром, когда мы наблюдали рассвет.
Тайра улыбнулась, понимая: это такая неловкая попытка хоть как-то сблизиться с ней. И несмотря на то, что отец много раз описывал внешность мамы, она ответила:
– Хочу.
Судя по вздоху, Риан обрадовался. И отец тоже будет рад. В конце концов, в чем-то он прав и Тайре не обязательно быть такой упрямицей. Пусть Риан ухаживает, если ему нравится, главное, чтобы не настаивал.
И на танцы она давно хотела сходить.
Глава шестая
Иногда Тайре казалось, что спать она любит гораздо сильнее, чем бодрствовать. Точнее, не спать, а видеть сны. Ключевым словом здесь было «видеть», ведь во сне Тайра действительно видела, и окружающий ее мир был ярким, как в детстве. Таким она его помнила.
Ее пес тоже был здесь, как и всегда. Лежал рядом, уткнувшись мокрым носом в руку, и посапывал. Тайра привстала и огляделась – они находились на широкой поляне, усыпанной ярко-желтыми одуванчиками, а вокруг шумел и волновался лес. Молодой, зеленый и живой – наверное, такой же лес окружал ее и наяву.
Тайра села прямее, погладила пса по голове. Он посмотрел на нее светло-голубыми, почти прозрачными глазами, и она вдруг сказала, сама не понимая, зачем это делает:
– Интересно, что будет, если я выйду замуж?
Несколько секунд пес смотрел на нее, будто пытаясь понять сказанное, а потом оскалился и зарычал, и в этом рычании Тайре послышалось ревнивое «не смей!».
Она засмеялась и качнула головой, глядя на пса с лукавством.
– Что ты рычишь? Есть тут один кандидат, отец меня за него сватает. Говорит, что хороший парень и маг сильный. И я вот думаю…
Договорить Тайра не успела, внезапно оказавшись прижатой к земле тяжелым телом своего пса, который продолжал рычать ей в лицо и скалить зубы. Она фыркнула и поцеловала грозную морду.
– Отец утверждает, что ты выдумка, – произнесла Тайра тихо и серьезно. – Плод моего воображения. Но я не верю. Я думаю, ты настоящий. И ты – человек. – Пес замер, и она обняла его, продолжая осторожно целовать. – Ты ведь понимаешь, что я говорю, да?
Он лизнул ее в щеку, а затем… кивнул. Совершенно по-человечески кивнул, и от этого кивка у Тайры закружилась голова. На одно краткое мгновение девушке показалось, что на ней лежит не пес, а мужчина, но это наваждение быстро развеялось.
– Тогда стань человеком, – прошептала она с отчаянием. – Стань им хотя бы во сне!
Пес молчал, и Тайра отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза. Кажется, он был озадачен – хмурил брови, щурился, как человек, который пытается решить сложную задачу.
«Наверное, он не помнит, кем является наяву, поэтому не может стать собой во сне, – подумала Тайра, вздохнув. – Да, это логично. Но что я могу сделать, чтобы… он вспомнил себя человеком?.. Мужчиной?»
Тайра застыла, повторяя про себя еще раз это слово. Мужчиной. А что, если попытаться воздействовать на него, как на мужчину?
И Тайра, приняв решение, потянулась к вороту платья.
Одна пуговица, другая, третья. Сначала он просто смотрел, но, когда девушка расстегнула четвертую и потянула ткань в сторону, почти по-человечески протянул:
– Мм! – И ткнулся носом в ладонь Тайры.
– Хочешь еще? – шепнула девушка, погладив кружево белья. – Снять это?
– Мм! – подтвердил пес нетерпеливо, и Тайра, внезапно смутившись до жара в щеках, дернула кружево вниз. Ткань послушно сползла, обнажив одну грудь, и теплый воздух коснулся нежно-розовой кожи маленького соска.
В следующее мгновение пес, замотав головой, застонал и исчез, и Тайра осталась одна, не понимая, что все это значило, и не ведая, что в эту самую минуту проснувшийся посреди ночи главный дознаватель Альганны, прижав ладонь ко лбу, пытается не выпустить из собственной памяти стремительно ускользающий сон. Но сон уходил, забывался, растворяясь в окружающей тьме, как и раньше, в течение целых пятнадцати лет до этого.
Гектор терпеть не мог это состояние: когда просыпаешься и хочешь вспомнить, что же тебе снилось, а вспомнить не способен. Он помнил только, что во сне злился, а потом волновался, чего-то желая то ли увидеть, то ли потрогать, но на этом – все. Пустота. Это раздражало, и Гектор даже выкурил на нервной почве две сигары подряд, ломая голову над загадкой сна, но не помогло. И молоко не помогло, и холодный душ – память продолжала упрямо молчать, не подбрасывая ни одной картинки.
«Может, поинтересоваться у Ив, что все это значит? – подумал Дайд, хмуро поглядев на браслет связи. До будильника оставалось полчаса, и ложиться обратно спать не было никакого смысла. – Не первый раз ведь такое, что сон не могу вспомнить».
Поколебавшись, Гектор решил, что этот вопрос все же не стоит беспокойства шаманки. Он и так в последнее время постоянно наведывался с консультациями, за которые Ив отказывалась брать деньги, и тревожить ее лишний раз не хотелось. Да и с чего он вообще решил, что там, во сне, было нечто важное? Наверняка ерунда какая-нибудь. И вместо того, чтобы думать о каких-то снах, лучше подумать о реальной жизни.
Решив так, Гектор отправился на кухню завтракать, и по пути его взгляд невольно упал на комод, где стоял магпортрет Карлы. Улыбающаяся сестра тискала щенка белого риамского дога, которого ей подарили за месяц до гибели, поэтому воспитать его должным образом она не успела. Дрессировкой занимались они с Урсулой, и в итоге из Мальта – так звали щенка – получился прекрасный пес, который однажды спас Гектору жизнь.