– А каким было любимое развлечение? – спросил Риан, не особенно желая слышать ответ.
Но он должен, должен понять, как связан Морган с его отцом. На прямой вопрос, конечно, никто не ответит. Если уж про недомогание Тайры не стал объяснять, то про себя тем более ничего не скажет.
– А ты будто не ведаешь, – хмыкнул мужчина и вдруг сплюнул. – Брата он своего ненавидел. И эта ненависть его по жизни вела. Ненависть и жажда власти.
– Но так ведь было не всегда, – возразил Риан. Хотелось защитить отца, оправдать. – А только когда дядя Арен стал императором…
Морган хрипло рассмеялся.
– Наивный мальчик! Эта ненависть впервые вспыхнула в Аароне, когда его брату было всего лишь три года. До этого момента твой отец не очень-то обращал на него внимание – ребенок и ребенок, подумаешь. Аарону было восемнадцать, и он не мог считать какого-то карапуза своим конкурентом. И действительно, так и оказалось – они совершенно не конкуренты. – Морган вновь рассмеялся, и в этом смехе Риану послышалась злость.
– Три года… – пробормотал он задумчиво, пытаясь понять. – Но… что сделал дядя Арен в этом возрасте? Дар у него проснулся позже…
Риан не ожидал, что собеседник ответит. Но Морган ответил:
– Император Александр решил показать наследникам Венец. Точнее, показывал он Аарону и Анне, а Арен во что-то играл неподалеку. Император перенес Венец из хранилища, положил на стол, и, пока они втроем рассматривали артефакт, Арен подбежал и схватил его.
Риан вздрогнул, представив, что из этого могло получиться. Единственный раз, когда он попытался дотронуться до Венца, тот так шарахнул его родовой магией Альго, что он отлетел в сторону метра на три.
– И?..
– И ничего. Ничего Арену не было. А вот твоему отцу, когда он потянулся за Венцом, было. Понимаешь, что это значило?
– Сложно не понять.
– Да-а-а… – Морган усмехнулся, поглядев в небо. – Кто бы мог подумать, что Венец выбирает будущего императора задолго до коронации. Вот тогда и зародилась ненависть в твоем отце, мальчик. И со временем она лишь усиливалась, пока не заполнила его душу до краев, как вода кувшин.
– Откуда ты это знаешь? – выпалил Риан, не в силах удержать в себе этот вопрос. – Всем подряд такое не рассказывают.
– Аарон поведал и печать поставил сразу. Но она слетела, как только он умер, естественно. Так что теперь я могу рассказать. Правда, некому особо. – Морган докурил, превратил окурок в пепел и, стряхнув его с руки, встал. – Я пойду спать. И тебе советую. Завтра вставать рано.
Он уже дошел до двери, когда Риан вдруг спросил, сам не понимая почему:
– Тайра не умрет?
Глупо, с чего он это взял? Подумаешь, плохо себя почувствовала и кровь носом пошла…
– Все мы когда-нибудь умрем, – ответил Морган негромко. – Кто-то раньше, кто-то позже. Иди спать, – повторил он и скрылся в доме.
Риан сидел на крыльце еще несколько минут, размышляя. Да, это был глупый вопрос. Но… почему тогда настолько тревожно на сердце? И почему Морган просто-напросто не ответил «нет, конечно», вместо того чтобы разводить философствования?..
Туман, вязкий и плотный, и за этим туманом ничего не разглядеть, как ни старайся. Тайра нахмурилась и поводила рукой перед носом. Ладонь утонула в тумане, потускнела, и кожу обожгло холодом, словно она опустила руку в родник. Странное ощущение… и лучше бы, наверное, никуда не ходить, да и вообще проснуться – это ведь сон, точно, сон! – но почему-то неудержимо тянет вперед, в туман. Или это – назад?
– Ау-у-у! – прокричал кто-то очень-очень далеко, и сердце у Тайры забилось сильнее.
– Ау-у-у! – ответила она как можно громче. – Ау-у-у!
Тишина. Девушка сделала шаг вперед, но туман воспротивился, хлестнув ее по лицу, рукам и ногам, как плетью, – и Тайра неожиданно проснулась. Открыла глаза, посмотрела на вечную черноту перед собой, вздохнула, поворочалась – да, она лежала в собственной постели, укрытая любимым одеялом из овчины, подаренным отцу тетушкой Мариллой после того, как он принял тяжелые роды у ее невестки. И, судя по тишине, царящей в доме, и по звукам за окном, стояла глубокая ночь.
Глаза слипались – сонная трава еще действовала, – и Тайра не стала сопротивляться, закрыла их, тут же проваливаясь в следующий сон.
Он оказался совсем другим. Здесь не было тумана, только много солнца, ярко-зеленая трава, покрытая разноцветным весенним клевером, веселое журчание ручейка и… да. Ее пес!
– Слава Защитнице, – прошептала Тайра, бросаясь вперед, рухнула на колени и обняла его, уткнувшись лбом в жесткую короткую шерсть. – Я так боялась, что больше не увижу тебя.
Пес обнюхивал ее шею, довольно порыкивая, и Тайра засмеялась – ей было щекотно.
– Теперь я буду бояться делать… что-то подобное во сне, – сказала она, поглаживая своего друга. – Ты так неожиданно пропал. И я думала – вдруг не вернешься. Как же хорошо, что я ошиблась!
Пес по-человечески кивнул, и Тайра в который раз подумала: разве может он быть лишь плодом ее воображения, как считает отец? В конце концов, если бы это было так, что мешало бы ее подсознанию превратить животное в человека? Она ведь хотела этого, действительно хотела. И совершенно не боялась.
– Пойдем. – Тайра отстранилась и улыбнулась, заглядывая в знакомые светлые глаза, настолько прозрачные, что они казались бесцветными. – Сегодня просто погуляем по лесу. Я хочу посмотреть на рассветные фиалки. Знаешь такие?
Пес помотал головой.
– Они расцветают рано утром и через пару часов закрываются до следующего утра. Очень красивые цветы, но вне леса жить не могут – чахнут, даже если создать им все условия. Подкармливать, поливать – все равно умирают. Такие вот свободолюбивые цветочки. Мне кажется, я тоже такая, и этот папин «жених»…
Пес тут же начал скалить зубы и рычать.
– Да он мне совсем не нравится. – Тайра засмеялась и потрепала своего друга по ушам. – Даже если создаст все условия, не смогу я с ним быть. Зачахну, как лесная фиалка. – Она серьезно посмотрела псу в глаза и попросила: – Приходи скорее, пожалуйста. Я очень жду.
Внезапно налетевший порыв ветра, свежего и пахнущего молодой листвой, подхватил эти слова и понес их дальше и выше, повторяя на все лады:
– Жду… жду… жду…
Гектор проснулся, ощущая странный звон в ушах. Поначалу ему казалось, что он слышит какие-то слова, но потом это чувство ушло, остался только звон. Дознаватель поморщился и, сев на постели, постучал себя по ушам и помотал головой. Что же это за демонская ерунда с ним происходит? И ведь точно что-то снилось. Такое… пожалуй, приятное. Но что это было? И почему он вспомнить не способен? А может, это очередное шаманское проклятие? Нет, бессмыслица какая-то – нет никакого проку от проклятия незапоминающихся снов. Его это, конечно, раздражает, но не более.
До будильника оставалось пять минут, и Гектор решил, что ложиться не будет. Хотелось бы, раз уж ситуация с этими снами стала настолько странной и раздражающей, наведаться к Ив Ише. Если и есть в этом что-то шаманское, она точно определит. Но не сегодня, слишком много дел.
Выкурив сигару и позавтракав, Гектор перенесся в комитет. Ни Кэт, ни Роджера еще не было, зато на столе гордо красовалась папка Кристофа, и Дайд довольно хмыкнул – все-таки парень молодец, с такой расторопностью и понятливостью далеко пойдет.
Сделав себе чаю, дознаватель зашел в кабинет, сел за стол и раскрыл папку сразу на новом собранном материале. Листок с отчетом был аккуратно вшит рядом с магпортретом Тайры Рид, и несколько секунд Гектор невольно смотрел на ее лицо, решительное, строгое и по-настоящему завораживающее, и в голове его не было никаких мыслей, только в ушах почему-то звенело…
Дайд закрыл глаза и поморщился, чувствуя себя полным идиотом. Нет, надо все-таки сходить к Ив, задать вопрос. Пусть он даже будет звучать по-дурацки, да и не понимал дознаватель до конца, что именно хочет спросить, – но сходить надо. Хотя бы для собственного успокоения.
Взяв в руку отчет Кристофа, Гектор откинулся на спинку стула и начал его изучать.
Итак, свидетельств о том, что его высочество Аарон и Морган Рид общались, по-прежнему не было. Зато несколько человек из числа бывших однокурсников Моргана упомянули, что у них сложилось впечатление, будто Рид принца недолюбливает и старается избегать. Но на вопрос, почему, он не отвечал прямо, отшучиваясь, что с аристократами лучше не связываться, а уж с венценосными аристократами – тем более.
Мог ли он научить Аарона шаманству? Или это сделал кто-то другой, а Морган просто-напросто избегал возможных проблем? Тогда почему он сбежал? И согласно отчету Кристофа даже не один раз, а трижды.
Первый раз Рид удрал из Грааги вместе с будущей женой, какое-то время они переезжали с места на место, потом осели в одном южном городке. Через десять лет, почти сразу после того, как ослепла его дочь, Морган перебрался еще южнее. И наконец, три года назад Риды переместились на север, практически к Геенне под бок, в небольшой поселок Тиль. Пока Кристоф не находил ни одной причины для подобных переездов, и Гектор, признаться, тоже. Люди переезжают с насиженных мест по работе или по состоянию здоровья, но это явно не случай Моргана. Более того, ему было совершенно невыгодно бросать предыдущую работу в престижной городской больнице и срываться в крохотный Тиль, где всего одна ставка врача, и та занята Заком Иниго. Да, кстати, за три прошедших года этот Иниго умудрился написать на Рида штук десять доносов. Их Кристоф тоже прикрепил к делу, и Гектор прочел все, ехидно усмехаясь: от них за километр несло завистью, злобой и желанием насолить удачливому соседу. Он много раз видел подобные доносики, в третьем отделе их называли вшивыми.
Что же касается Амеро Альцириус, умершей в тот же день, что и жена Моргана… Ее старшая сестра, взглянув на магпортрет Таисии, упомянула, что видела портрет похожей девушки в комнате Амеро после ее смерти. Но он, естественно, не сохранился, как и другие вещи, слишком много времени прошло. А на вопрос, что связывало Амеро с Ридом, женщина ответила и вовсе любопытное: «Влюблена она была в него как кошка. Что у него на душе было, я понятия не имею, но связываться с Ами он не хотел поначалу. Потом то ли передумал, то ли она сумела как-то его заставить. Я не знаю, что там случилось, мы с ней никогда не были настолько близки, чтобы она мне все в подробностях рассказывала».