— С десяти часов вечера.
— Ещё без четверти….
— Честно говоря, это уже его проблемы, — невозмутимо заметил Каменев. — За пятнадцать минут можно даже родиться успеть, а не то что помереть.
Каменев отбросил в сторону второй за вечер исхлёстанный веник и недовольно поморщился:
— Жестковат. Видимо после Троицы заготавливали.
— А что, есть разница? — Шапошников, завернувшийся в простыню наподобие римского патриция, уже сидел у самовара.
— Конечно. Лист крупноват и не такой мягкий. Разве не почувствовали?
— А по мне, так никакой. Что после Троицы, что после Духова дня… И вообще, вам не кажется странным, Сергей Сергеевич, что сидим вот мы, коммунисты и красные генералы, и рассуждаем о религиозных праздниках?
— О чём же ещё? О превосходстве марксистско-ленинской теории в бане говорить как-то не принято.
— Я вообще. Вопрос немного шире. Представьте себе такое год назад.
— Ну вы и вспомнили. Тогда даже воскресений не было. Вот за что уважаю нашего Патриарха, так это за отмену пятидневки.
— В его обязанности и входит искоренение и борьба с богохульственными вредительствами Троцкого и Ягоды.
Нарком обороны опустил полотенце, которым вытирал насухо пышные усы, и озабоченно посмотрел на Шапошникова:
— С вами всё в порядке, Борис Михайлович? Что-то вы передовицами из "Правды" разговаривать начали.
— Спасибо, Сергей Сергеевич, я здоров. Просто передовицу и читал, вот она на столе постелена.
— Извините.
— Ничего страшного, это всё газеты. Знаете, порой кажется, что скоро сам начну им верить. Всё же это мощнейшее оружие.
Каменев налил себе чаю в стакан в мельхиоровом подстаканнике с эмблемой наркомата путей сообщения, взял горсть ржаных сухариков и вздохнул:
— Разве вот нам корреспондентов на врага сбрасывать?
— Что, приходите к тем же выводам, что и я?
— Угу, — нарком наблюдал за танцующими чаинками. — Нереальная задача. Там сначала бомбить неделю нужно, а потом… Да не знаю я, что потом! Танки не пройдут, а оставшиеся в живых пулемётчики выкосят всю пехоту. Она у нас и так воевать не умеет, а если ещё под огнём… То, что новым уставом разрешено применять матерные слова при командовании на поле боя, конечно существенно подняло боеготовность, но в остальном… Прорвать оборону мы, конечно, прорвём, но с какими потерями… Честно скажу — не хотелось бы дожить до такой войны.
— Только Клименту Ефремовичу так не говорите — обидится.
— Не гимназистка, переживёт. Рано нам ещё сюда соваться.
— Тоже самое пытаюсь доказать уже полгода.
— И чего?
— Как чего? А кто ещё на прошлой неделе кричал о непобедимости и легендарности? Знаете, Сергей Сергеевич, если Фортуна в кои-то веки повернулась к России лицом, ещё не значит, что она нам благоволит. Может просто боится показывать задницу?
Глава 24
Опекаем как умеем,
То деньжат попросим в долг,
То пугаем их неистовым Фиделем.
Если бить серпом о молот,
Непременно будет толк.
В этом деле мы весьма поднаторели.
Сергей Трофимов.
Тёплая осень 34-го. Нью-Йорк.
Чуть покачивающейся походкой, ставшей привычной за последние полтора месяца, Арманд Хаммер вышел из лифта и молчаливым кивком поприветствовав секретаря, открыл дверь своего кабинета. Говорить не хотелось. Хотелось кричать, петь, и плясать от радости. Свершилось долго ожидаемое чудо — сегодня Александр Фёдорович Беляков сел на пароход, следующий в Ленинград. Всё, можно было забыть про кошмар ежевечерних возлияний и сладкий ужас утренних опохмелов. Можно многое, и в первую очередь это нужно обмыть.
За время долгого отсутствия, вкусы хозяина кабинета слегка изменились, и поэтому некогда любимый виски был проигнорирован. Также как и лёд, содовая, и обычай наливать в стакан на два пальца. Достаточно на один, но поставленный вертикально. И только коньяк, потому что от всего другого может быть печень. Так говорил уехавший председатель колхоза, и сомневаться в его правоте не приходилось. До выпивания виски печени действительно не было, но зато после она появлялась и болела.
Американец налил, резко выдохнул, и выпил двумя большими глотками. Эх, хорошо пошла! Хаммер вздрогнул, осознав, что эту фразу он только что произнёс вслух и по-русски. Чёрт возьми, неужели заразился? Арманд прислушался к внутренним ощущениям. Нет, играть на балалайке сидя на печи пока не хотелось, зато опять неудержимо потянуло к бутылке. Да, всё в порядке. Это только русские не могут употреблять в одиночестве.
Странный всё-таки народ — у себя дома способны не пить месяцами, но стоит только попасть в гости, как тут же стараются споить хозяина, считая за единственно правильный способ оказать уважение и поблагодарить за гостеприимство. И мешать в проявлении естественной доброты чрезвычайно опасно. Именно из-за участившихся инцидентов с участием советских граждан, правительству США пришлось отменить сухой закон сначала в портовых городах, а потом и по всей стране. Оставили только в некоторых захолустных штатах, куда рука Москвы не дотягивалась исключительно ввиду отсутствия интереса. Нет, моряки не буянили, не дрались, и не громили полицейские участки. Напротив, были предельно вежливы и корректны. Но мало кому из губернаторов понравится, если к нему в спальню вваливается толпа с одним единственным вопросом: — "Слышь, мужик, где тут можно догнаться?"
Хаммер усугубил и без того приподнятое настроение и решил перейти к насущным проблемам. Он прошёл к столу и нажал кнопку звонка. Секретарь появился ровно через тридцать секунд.
— Какие у нас дела на сегодня, Эрни?
— Из срочных, или вообще?
— А что, много и тех и других?
— Да как сказать…, - две пухлых папки сами на всё намекали.
— Понял, не говорите ничего. А что нового?
— Звонили от мистера Смита, — секретарь многозначительно понизил голос. — Того самого мистера Смита.
— О Господи, — простонал Хаммер, у которого сразу же заболела голова. — Что этому старому зануде ещё надо?
— Не знаю, но он просил передать, что приедет в шесть часов вечера.
— Я, между прочим, это у Господа спрашивал. Вы не слишком на него похожи, Эрни.
— Простите… Только время уже половина шестого.
Арманд на русском языке поинтересовался здоровьем мамы своего секретаря, его бабушки, домашних любимцев преимущественно сельскохозяйственного происхождения, и их отношением к теории Дарвина. Но потом махнул рукой:
— Ладно, как появится, проводите в кабинет.
Оставшись один, Хаммер выпил ещё, на этот раз для успокоения нервов. Вот ведь козёл! Сейчас придёт, и опять начнёт жаловаться на бедность и безвыходное положение. И если насчёт первого просто врёт, то по второму вопросу скорее всего лишь заблуждается. Выход есть, и он прописан в договоре. И никто не виноват, что сумма неустойки вчетверо превышает стоимость самого контракта. Заплати — и спи спокойно, дорогой товарищ. Всё честно — рубль вход, червонец выход.
Мистер Смит был на десять секунд пунктуальнее швейцарского брегета. Но вопреки ожиданиям, начал разговор не с финансовых проблем, а с прогноза погоды. Метеорологи обещали приход в район Великих Озёр мощнейшего циклона со стороны Канады, несущего с собой сильный ветер, ливневые дожди, и резкое похолодание. Несведущему человеку такая радость от предстоящей непогоды показалась бы странной, но фабрикант надеялся, что одна разбушевавшаяся стихия поможет победить другую, гораздо более страшную.
— Видите, мистер Хаммер, даже сама природа сжалилась надо мной!
— Ну а причём здесь я? Насколько известно, разлившаяся патока остановилась не дойдя до забора вашего завода нескольких футов. И даже не пострадала железнодорожная ветка, по которой можно без проблем вывозить демонтируемое оборудование. Не понимаю в чём дело, мистер Смит. Вы уже две недели не можете приступить к работам, и всё сетуете на бедность. Странная привычка для бедняка — сорить деньгами. Триста тысяч долларов за каждый день просрочки — сумма немалая. Завтра срок отправки первой партии груза. Нужно понимать, что обязательства будут нарушены?
— Нет. То есть да, мистер Хаммер. Дайте мне ещё две недели.
— А что изменится за это время?
И гость рассказал. Он надеялся, что резкое похолодание остановит, или хотя бы приуменьшит брожение патоки, ливни размоют её, а сильный ветер разгонит скопившийся над Детройтом спиртовой туман.
— Это всё дрожжи, будь они прокляты! Первая смена рабочих, снимающих оборудование, была найдена через пару часов лежащей без движения. А потом тоже самое случилось и с вызванной на подмогу полицией. Ещё через некоторое время выяснилось, что подобное творится в городе уже с утра. Сначала решили, что на станции в одном из перевёрнутых составов перевозили ядохимикаты… Но когда люди зашевелились и начали петь песни, всё стало понятно.
— Ну пусть бы пьяные и работали.
— Да, а меня потом по судам затаскают. И так погибло уже два человека и тридцать шесть наёмных китайцев.
— Купите им противогазы.
— Я так и сделал. Только они специально откручивают фильтры. Хотя отдельные гурманы терпят, предпочитая дышать очищенным воздухом. Говорят, похмелье не такое тяжёлое.
— Что они могут понимать в похмелье! — с надрывом в голосе воскликнул Хаммер.
— Да! — мистер Смит позеленел, судорожно сглотнул, и нервно покосился в сторону столика со стоящей на нём бутылкой.
Хозяин кабинета перехватил взгляд и спохватился:
— Что это мы на пороге разговариваем? Присаживайтесь, пожалуйста. Мне кажется, или у вас действительно нездоровый вид?
Гость прокашлялся и вытер выступившую на лбу холодную испарину:
— Нет, всё в порядке, — успокоил он, устраиваясь в глубоком кресле. — Просто немного пересохло в горле.
— Чай, кофе, сок?
Арманд прекрасно понимал состояние мистера Смита, так как сам накануне присутствовал на затянувшемся до утра торжественном ужине, посвящённом отъезду Александра Фёдоровича. Собственно, мероприятие и организовал сам промышленник, желая договориться об отсрочке. Вот только Беляков не знал английского языка, и Хаммеру пришлось переводить, одновременно делая некоторую литературную обработку. Ну зачем загружать лишними проблемами хорошего человека?