— Раньше я бомбил, — сказал Бобровский. — Лет десять назад. А потом машину угнали.
— Кто?
— Не знаю. Правда, была одна девушка.
— Красивая?
— Не помню. Сумасшедшая. Она говорила, что я её изнасиловал в той машине.
— Так, — сказал толстяк. — Продолжай. Это ты был?
— Конечно нет. Наверно, угонщики. А может быть, это ей всё почудилось.
Бобровский не знал, зачем это всё рассказывает. Он умолк. Достал из кармана чашку и стал вертеть в руках.
— У тебя чашка в кармане, — сказал толстяк и начал смеяться.
Он долго смеялся, закрыв лицо руками. Потом успокоился, смахнул набежавшие слёзы.
— Ох, вот так номер! Говоришь, девица была сумасшедшая? А ты сам-то не сумасшедший?
Прибежал рыжий кот и запрыгнул на стол. Толстяк показал на него пальцем.
— Вот смотри. Эти коты как бабы. Я его хотел приласкать. Он меня оцарапал. Но виноватым себя чувствую опять же я. Ты любишь котов?
— Да, — сказал Бобровский. — Коты мне нравятся.
— А у тебя есть кот?
— Нет.
— Почему?
— У жены была аллергия.
— Я свою выгнал, — сказал толстяк. — Гнал по улице и бил ремнём по жопе.
Бобровский молчал.
— Как тебя зовут?
— Алексей.
— Надо же. Меня тоже.
Толстяк протянул руку. Бобровский пожал.
— Говоришь, в соседнем подъезде живёшь?
— Да.
— А я тебя не помню. С другой стороны, я даже не всех соседей помню. Забирай машину.
Он отвернулся к окну.
— Ключи дашь? — спросил Бобровский.
— Там ключи не нужны. В бардачке лежит отвертка, воткнёшь её в замок зажигания и ехай.
Бобровский вышел из квартиры, спустился по лестнице. У двери подъезда стоял дворник.
— Ну что, открыл? — спросил дворник.
— Открыл.
— А в драку полез?
— Нет, — сказал Бобровский. — У него там коты.
— И машину отдал?
— Отдал.
— Только, я прошу, вы её назад не пригоняйте.
Бобровский пожал плечами.
— Не знаю. Посмотрим.
— Да этот хлам только место занимает. Она ему не нужна. Люди жалуются. Эвакуатор не забирает. Бросьте её где-нибудь, и всё.
Дворник посмотрел на Бобровского внимательнее.
— Это же у вас супруга скончалась недавно?
— Моя, да.
Бобровский прошёл мимо дворника, залез в машину. Он заметил, что этот толстяк, Алексей, стоит у окна и смотрит. В бардачке было свалено много хлама — несколько пустых одноразовых зажигалок, несколько пачек из-под сигарет, батарейки, пустые блистеры от таблеток: андипал, цитрамон, панкреатин. Нашлась отвертка с резиновой ручкой. Бобровский воткнул её в раздолбанный замок зажигания и покрутил. Машина вздрогнула и завелась. Толстяк Алексей отошёл от окна.
32
Кристина больше не принимала клиентов. Она зашла на проститутский сайт и удалила свою анкету. Потом сделала то же самое на нескольких сайтах знакомств. Но звонить ей не перестали. Новым клиентам Кристина отвечала, что ошиблись номером. Старым говорила, что уехала, вернулась в свой город. Она не знала, что будет дальше делать. Ехать на родину не имело смысла. Там её никто не ждал. Кристина посчитала деньги — несколько заначек наличными и три счёта на разных картах. Этого должно было хватить на то, чтобы ещё примерно полгода снимать квартиру. Не считая еды, одежды и прочих мелочей. Самое главное, не считая лечения. Врач сказал, что при правильной терапии можно спокойно дожить до старости.
Нужно было составить план. Для начала Кристина решила сменить квартиру. Обрубить все связи. Может, переехать в область. Хотя этот вариант ей не нравился. Много суеты и лишняя трата денег. Пока что она сидела в кровати с ноутбуком на коленях и выбирала варианты аренды жилья. Её смартфон заиграл мелодию из фильма «Профессионал». Кристина ответила.
— Это я, — сказал Герман. — Не разбудил?
— Нет, я не спала. Но я никого не принимаю. Я приболела.
— Это ладно, — ответил он. — Ты Сашу не видела сегодня? Он не у тебя случайно?
— Нет.
— Точно?
— Его здесь нет, — сказала Кристина.
— Он пропал куда-то. Странно. Телефон не отвечает.
— Появится, наверно.
— Он не приходил сегодня? Ничего не говорил? — спросил Герман.
— Нет, — ответила Кристина. Потом вспомнила. — А, он же звонил, сказал, что кто-то приедет его вещи забрать.
— Когда звонил? Какие вещи? Он у тебя вещи свои хранит?
— Часа два назад. Он оставил какой-то мешок недавно.
— Ты смотрела, что там?
— Нет.
— Может, ограбил кого?
— Я не знаю, — сказала Кристина. — Это не моё дело. У меня своя жизнь. И сейчас у меня проблемы.
— Так, что он сказал? — спросил Герман.
— Когда?
— Когда звонил. Что он сказал?
— Ну ничего. Что кто-то сегодня приедет и заберёт его вещи. И всё.
— Совсем всё?
— Да, он сказал, что ему пора идти.
— Может, он покончил с собой?
— Это ещё с чего? — удивилась Кристина.
— Мало ли. Работа нервная. Такое бывает. Один мой знакомый вот всё шутил, смеялся, а потом повесился.
— Вряд ли, — сказала Кристина.
— В общем, если он появится, пусть сразу со мной свяжется. Хотя я ему сообщение оставил. Но, может, он телефон проебал. Не знаю.
— Я поняла, — сказала Кристина. — Герман.
— Чего?
— Я, наверно, скоро уеду.
— Зачем?
— Я заболела. Придётся бросить работу.
Герман молчал. Казалось, он её не слушал. Потом сказал:
— Ага. Ладно. Ты к врачу лучше сходи. Варенья поешь. Чего там ещё?
— Ничего, — сказала Кристина и нажала отбой.
Нужно будет сменить номер. Никому до неё нет дела. Уроды. Какое варенье? Кристина кинула телефон на кровать. Вообще-то, по-хорошему, следовало бы предупредить Германа и остальных, чтобы сходили срочно сдали анализы. Но после этого её, скорей всего, просто убьют. Или посадят. Хотя она ни в чём не виновата. Никто их сюда силой не тащил.
В дверь позвонили. Кристина посмотрела на часы. Начало двенадцатого. За окном уже стемнело. Она не хотела открывать. Но надо было поскорее избавиться от чужих вещей и многих своих, чтобы быстро и спокойно сменить квартиру.
Кристина открыла. На пороге стоял бледный, тощий небритый мужик с ввалившимися красными глазами. Он был похож на смертельно больного человека. Кристине стало жутко.
— Вы за вещами? — спросила она.
Мужик неуверенно пожал плечами. Он странно таращился на Кристину. Потом сказал, медленно подбирая слова:
— Мой знакомый. Кое-что оставил здесь.
— Ну да, я знаю. Вещи. Он меня предупредил, что вы зайдёте, забрать. Правильно?
— Да. Но я что-то не ожидал…
— Слушайте, — сказала Кристина. — Забирайте и уходите. Мне некогда.
Бобровский зашёл в квартиру. Неприятного запаха не было. Всё как-то странно складывалось. Он думал, тут будет какой-нибудь заброшенный дом под снос, с пустыми квартирами. Но дом оказался жилой. И встретила его баба, которую он видел у Вити Телегина.
— Мешок в кладовке, — сказала Кристина. — Забирайте сами.
Бобровский открыл дверь и зажёг свет. Баул стоял в углу. Он подтащил его к себе. Не очень тяжёлый.
— А Витя в курсе всего этого? — спросил Бобровский.
— Какой ещё Витя? В курсе чего? Я ничего не понимаю.
— Витя Телегин. Мы с вами виделись у него в офисе.
— Разве? Это в промзоне, что ли?
Она присмотрелась. И удивилась.
— Надо же, точно! Я вспомнила.
Бобровский вытащил баул и поставил перед собой.
— Так что?
— Что?
— Он знает?
— О чем знает? — спросила Кристина.
«Ебанутый», — подумала она.
— Про это. — Бобровский шевельнул баул.
— Он тут вообще причём?
— Не знаю. Вот и спрашиваю.
— Слушайте, — сказала Кристина. — Я очень устала. Уходите, пожалуйста.
— А вы?
— Я?
— Знаете, что здесь?
— Приблизительно, — ответила Кристина. — Сашины вещи. Если это что-то ворованное, если он ограбил кого, меня это не интересует. Он попросил у себя подержать, я сделала. На этом всё. Я вообще уезжаю скоро. И до всех вас, мудаков, мне не будет уже никакого дела. Хоть провалитесь вы. И Саша, и Герман, и вы.
Бобровскому показалось, что она сейчас расплачется. Он потащил баул к выходу. Тот чуть слышно шуршал.
— Извините, — сказал Бобровский. — Что расстроил вас.
— Ладно, ничего.
— В этом мешке моя жена.
— Что? — сказала Кристина.
— Моя мёртвая жена, — ответил Бобровский и выволок баул за дверь.
33
Настя была похожа на сломанную куклу. Бобровский осторожно вытащил её из баула и положил в гроб. Закрыл крышку и выбрался из могилы. Немного отдышался. Сил осталось мало. Хотелось лечь на краю ямы и уснуть. Он решил, что так и поступит. Но сначала закончит своё дело. Бобровский стал сгребать землю руками и сбрасывать в могилу. Она с легким стуком падала на крышку гроба. Земля пахла землёй. А от Насти не было никакого запаха.
По парку проехал велосипедист, освещая дорогу светодиодным фонариком. Потом где-то наверху, в ветвях, прочирикала ночная птица. Бобровский снова вспомнил, как в разрушенном городе разгребал кирпичный завал, из-под которого торчала голая грязная ступня. И приговаривал: «Раз — кирпич, два — кирпич, три — кирпич». Кажется, разгребать было легче, чем закапывать. Кто-то его окликнул. Потом оттащил за шиворот. Витя Телегин. Он не дал Бобровскому закончить. Несколько раз несильно дал по морде, потом увёл в палатку и стал поить водкой из фляжки. У водки был привкус керосина.
— Давай раскопаем, — сказал Бобровский.
— У тебя крыша едет, сука, — ответил Телегин. — Ещё раз туда сунешься, я тебя застрелю.
— Это женщина. Там краешек халата.
— Застрелю как взбесившегося пса, — сказал Витя без злобы.
К утру Бобровский совсем выдохся. Он не заметил, как взошло солнце. Фонари в парке погасли. По дорожке прошла старушка с карликовым пуделем на поводке. Она глядела на происходящее за кладбищенским забором, открыв рот. Бобровский тяжело дышал. Воздуха не хватало. Перед глазами вспыхивали маленькие молнии. Руки и одежда перепачкались землёй. Лицо, наверно, тоже. Но могилу он зарыл. И поставил на холмик чашку. «Вот и всё, моя милая, — подумал Бобровский, — я всё сделал. А что дальше?»