Пёс — страница 21 из 26

— В каком смысле? А, деньги? Нет, денег нет.

Бобровский подумал, что старик его сейчас высадит. Он порылся в карманах, нашёл папиросу.

— Больше ничего нет.

— Ага, отлично, — сказал старик. — Давай сюда.

И тут же закурил. Выпустил из бороды облако дыма.

— Табак, — сказал он.

За окном стемнело. Бобровский пытался разглядеть обочину трассы, но видел только сплошную черноту. «Как в Марианской впадине», — подумал он. И тут сообразил, что они едут через ночь с выключенными фарами. Дед ничуть не беспокоился. Он спокойно рулил, попыхивая папиросой.

— А-а, — сказал Бобровский. Потом кашлянул. — Вам что-нибудь видно?

— Всё путём, — ответил старик. — Боишься, что на нас из тьмы выплывет гигантский светящийся глаз?

— Боюсь, врежемся.

— Не врежемся. Дорога свободна. Я её как облупленную знаю. Каждый сантиметр и миллиметр. А то вот, помню, подвозил одного танкиста бывшего. Так он глазами бредил. Все нервы мне вымотал, пока доехали. Пришлось даже стукнуть его пару раз. Но всё равно скулил. Страшно ему было.

— Может, сумасшедший? — сказал Бобровский.

— Конечно, сумасшедший. Не соображал ничего.

— Зачем же везли?

— Ну так уж вышло, — ответил дед. — А ещё подвозил я раз одну пьяную бабу с тыквой. Так вот она всю дорогу норовила мне эту тыкву на голову надеть.

— Тоже стукнули? — спросил Бобровский.

— Нет, нет. Женщин я никогда не обижал. На заднем сиденье не дрючил. Можешь посмотреть. Всё чисто.

Он докурил папиросу и положил окурок в пепельницу. Потом включил ближний свет. Фары осветили пустое шоссе.

— Спасибо, — сказал Бобровский. — Так спокойнее.

Старик хмыкнул и не ответил. Дальше долго ехали, не говоря друг другу ни слова. Кажется, обоих это устраивало. Дорога летела навстречу. Бобровский равнодушно смотрел на неё, уткнувшись затылком в подголовник.

— И правда, — сказал он. — Вот едем и едем. А так бы шёл и шёл.

— А я про что?!

— Спасибо.

— Ты уже третий раз это говоришь. Хотя я не против.

— Часто, получается, людей подвозите?

— Бывает. Если вижу, что нужно подвезти.

— Раньше я тоже возил, — сказал Бобровский.

— Бомбил?

— Ага. У меня был москвич.

— Разбил?

— Угнали. С концами. Кому он только понадобился?

Старик пожал плечами.

— Я как-то вёз одного, а он нож достал. «Выматывайся из машины», — говорит.

— А вы?

— Я-то? Вылез. Он сел за руль. Но не уехал.

— Почему?

— С этой машиной могу только я управиться. Капризная. Как женщина. Но если к ней подход найти, вывезет из любой передряги.

— Марианской впадины, — сказал Бобровский зачем-то.

Дед засмеялся.

— Точно.

— А что потом было?

— Когда? С кем?

— Ну, с мужиком этим, который ножом угрожал?

— А ничего. Сам вылез и убежал.

— У меня недавно машина была, она обычной отвёрткой заводилась, — сказал Бобровский.

— Вот и такие бабы тоже есть, — ответил старик. — А мужики — вообще чуть ли не каждый встречный. Фигурально выражаясь, правильно?

— Да, правильно.

— Ты женат? — спросил старик.

— Да, был. Десять лет.

— Разошлись?

— Умерла, — сказал Бобровский.

— Давно?

— На днях.

— Бывает, — сказал старик.

— Грустно.

— Ну, что же поделать? Как писал один умный мужичок — мы все приговорены к смерти.

— Кто?

— Да был один. Умер уже. Ну-ка, погоди!

Старик затормозил у обочины.

— Приехали.

— Куда?

— А куда тебе надо было? Туда и приехали.

Бобровский огляделся. Вокруг была кромешная тьма.

— Ничего не вижу.

— Смотри. — Старик показал пальцем на лобовое стекло. — Вон, видишь огонёк?

Что-то тускло светилось вдали, будто одинокая звезда в дальнем космосе.

— Тебе туда надо идти. Будешь на месте.

— А вы уверены? — спросил Бобровский.

— Уверен. Что сидишь?! — закричал вдруг старик. — Иди давай! Думаешь, у меня время казённое? Вылезай, живо!

— Ладно, ладно.

Он выбрался из салона. Дверь тут же захлопнулась, и машина, шурша колесами, укатила. Бобровский огляделся, поднял голову. Небо тоже было чёрным. А бледный огонёк продолжал светить. Бобровский пошёл на него, высоко поднимая ноги, чтобы не зацепиться за какую-нибудь проволоку, торчащую из земли. Или не споткнуться о кочку.

Шёл он недолго. Огонёк светил из окна домика, стоявшего посреди поля. Бобровский разглядел дверь, открыл и зажмурился от яркого света. Он сразу почувствовал присутствие человека. Кто-то взял его за руку.

— Вот и Лёша пришёл, — сказала Настя.

36

Лев Козырев сидел в гримёрке и пил дрянной виски, оперативно купленный тур-менеджером в ближайшей «Пятерочке». Купить запивон тот не догадался. Приходилось глушить в чистом виде. У вискаря был привкус ацетона. Козырев чувствовал приближающуюся изжогу. Но делать было нечего. Без алкоголя он не смог бы уснуть ночью.

В дверь коротко постучали, и сразу вошёл тур-менеджер, толстый коротышка с кудрявой головой. Его звали Женя Феоктистов.

— Ну, ты как? — спросил он.

— Говно, — ответил Козырев, поднимая стакан. — Не мог ничего получше взять?

— Это самый дорогой, что был, — сказал Феоктистов.

— Ладно, хуй с ним, по пути в гостиницу что-нибудь возьмём. Тут есть приличные магазины?

— Сейчас проверю.

Феоктистов достал из кармана широких брюк смартфон размером с плитку шоколада.

— Потом посмотришь, — махнул рукой Козырев. — Говори, что там? Увезли жмурика?

— Ну неотложка его не стала забирать. Сказали ждать труповозку.

— Так что, он так и сидит в кресле?

— Не, его в подсобку куда-то отнесли. У кого-то обморок ещё случился. Но ничего страшного.

— А менты приехали? — спросил Козырев.

— Приехал один. Протокол составляет.

— Ладно. Меня будет допрашивать?

Тур-менеджер пожал плечами.

— Вот этого не знаю.

— Узнай. Не хочу тут торчать.

— Хорошо, Лев. Сейчас всё узнаю. Есть одно дело.

— Какое дело? — Козырев допил из стакана и кислотно рыгнул.

— Короче, одна тёлка хочет с тобой встретиться.

— Женя, срань, ты с глузду съехал?

— Стой, не кричи. Я бы её выпнул. Но она очень хороша. И без трусов.

— В смысле?

— В прямом. Я ей под юбку заглянул, когда по лестнице поднимались. Может, она тебе стресс снимет?

Феоктистов вытер взмокший лоб рукавом светлого пиджака.

— Не знаю. Хороша, говоришь? Ладно, пригласи. А сам сгоняй к менту, спроси, будет ли он со мной разговаривать.

— Ага, хорошо. Мне сразу возвращаться или погулять полчасика?

— Сразу. Тёлку возьмем в гостиницу, если что. Дам тебе её за баребуху пощупать.

Феоктистов вытер шею.

— Лев, это слово означает не то, что ты думаешь. Не совсем то.

— Не важно. Сходи, разнюхай.

Тур-менеджер вышел. Козырев плеснул в стакан отравы, но смог сделать только один маленький глоток. В гримёрку вошла высокая стройная девушка с короткой стрижкой и в больших очках на кончике носа. Козыреву очки не понравились. Но понравились короткая юбка и длинные ноги.

— Лев Сергеевич, — сказала девушка. — Как же я рада вас видеть. Это такая честь.

— Выпить хотите? — спросил Козырев.

— Ох, не знаю. Пожалуй. Меня это так потрясло всё. Этот человек. Он сидел в соседнем кресле. Мы разговаривали, общались. Я ему рассказывала про вас. И тут смотрю, он уже рот открыл. Я сначала думала, от восторга.

— Хорошо, что вы сразу не стали поднимать шум.

— Но тогда бы прервалось выступление. Я ужасно перенервничала.

— Выпейте, успокойтесь, — сказал Козырев и налил ей больше половины стакана.

— Это многовато.

— Сегодня можно. Давайте залпом.

Девица выпила в три захода и села напротив.

— У меня стартап, — сказала она. — Но мне необходим хороший толчок.

— Толчок, говорите? — спросил Козырев, глядя на её колени. — Думаю, смогу вам помочь.

— Ой, правда? Лев Сергеевич, вы такой милый!

— Зовите меня Лев. Я и по гороскопу лев. А родился в год тигра.

— А я весы. Родилась в год крысы.

Женя Феоктистов разыскал подсобку. Там всё было заставлено коробками. Тело лежало на полу у входа, накрытое старым покрывалом. Рядом на стуле сидел мужик, похожий на борца, в чёрной футболке с надписью «Беги от меня». Он что-то писал на листе А4, подложив папку.

— Я менеджер Козырева, — сказал Феоктистов.

— И? — ответил борец.

— Хотел узнать, будут ли у вас вопросы к нему.

Митин погрыз кончик шариковой ручки, глядя в одну точку. Потом продолжил писать.

— Сейчас закончу протокол. Потом поедем в отдел. Вопросы есть. Много вопросов.

— И это надолго?

— Как получится. Возможно, до утра.

— Но послушайте, — сказал Феоктистов. — Утром самолёт. Лев Сергеевич должен отдохнуть. Выступление было очень тяжёлым. А ещё это…

— Сочувствую, — пробормотал Митин, расписываясь. — И готов пойти вам навстречу. Криминала, похоже, никакого нет. А артист ваш наверняка ничего не видел.

— Он не артист. Он этот… как его… Чёрт, я уже слова забываю от нервов!

— Так что, по большому счету, нет никакой нужды его допрашивать. Мы же не формалисты. А прогрессивные люди.

Феоктистов достал бумажник. Наличности было несколько сотен.

— Можно на карту, — сказал Митин и протянул листок с номером.

Потом они оба достали смартфоны. Тур-менеджер сделал несколько манипуляций. Капитан проверил поступившую сумму и выпятил нижнюю губу.

— Боюсь, половину ночи всё-таки придётся провести в отделе, — сказал Митин.

Феоктистов снова достал смартфон. Митин проверил.

— Отдыхайте, — сказал он. — Тяжёлый же был вечерок?

— Да уж, да уж.

Женя вернулся в гримёрку. Девица сидела у Козырева на коленях, а тот гладил её ноги.

— Всё нормально, можем ехать, — сказал Феоктистов. — Пришлось мусору отстегнуть за это.

— Звони водиле, пусть к чёрному ходу подъезжает, — ответил Козырев. — И пойди, встреть его.