Отрезок прямой дороги. Резко ускоряюсь. Слышу какой-то голос, повторяющий: "Ты должен быть на рассвете!". Сколько там еще до рассвета…
И тут на обочине вырастает какая-то фигура в капюшоне. Ч-ч-черт! Вжимаю педаль тормоза до пола. Удалось. Фигура махает руками. С дороги! Никогда не подсаживаю едущих автостопом. Чувствую, что у меня трясутся руки. Голова лопается. Похоже, я ехал целую ночь. Дождь прекращается, включаю дальний свет. Фары через пару витков серпантина вылавливают в темноте светлую фигуру. Высокий, горбящийся мужчина в белом. Идет медленно. На плече несет крест. Я что, сплю? Рууки отпускают руль, машина срезает поворот…
Я просыпаюсь. Вокруг смрадный мрак. Где это я? Слышу низкое похрапывание и высокое воркование. Понятно, это Тото и Рико. Я что, отскочил назад во времени? Или на очередном уровне сна? Щиплю себе руку, возвращается порция воспоминаний: небольшая площадь с фонтаном Трех Тритонов. Моя просьба. Молниеносное решение Тото. Он сбрасывает черные очки и, ковыляя на одной ноге (вторая искусно подвязана, чтобы походить на культю), тащит меня в ближайший храм. Через неф и ризницу попадаем на внутренний дворик, правда, там дорогу нам преграждает закрытая калитка, но у готового ко всему Тото к ней имеется ключ. Канализационный колодец… Несколько секунд моего колебания. Тото глядит на мой замечательный светлый костюм.
— Оно и правда, жаль пачкать такой пафосный сьют, — бурчит он себе под нос. — За него мы могли бы иметь курево и бухло до самой осени.
Голоса и стук сапог доносятся уже изнутри церкви. Мусора!
— Нечего жалеть костюмы, когда за человеком идет погоня, — произносит тираду нищий и вскакивает в колодец. Я за ним. Засовываем за собой крышку. Тото зажигает фонарик. Какое-то время мы бодро маршируем. Поворот, перекресток. Нищий сопит от усилия и не реагирует, когда я пытаюсь его поблагодарить. Похоже, со мной он разговаривать не желает. Где-то через час похода останавливаемся. Тото указывает на ступеньки, ведущие наверх.
— Так ты попадешь на парковку супермаркета, — без лишних слов инструктирует он меня.
— Но я не могу выйти. За мной гонятся.
— А мне на это насрать, — отвечает Тото. — Нам известно, кто ты такой, синьор Гурбиани! Самая паршивая свинья из всех тех, — указывает он головой наверх, — что превращают мир в преисподнюю.
— Так я же не Гурбиани, я…
— Вот не пизди! Вали отсюда.
— Но ведь час назад ты мне помог.
Тото вытаскивает из-за пазухи "патек", освещает его лучом фонарика.
— Красивые часики.
— Ладно, предлагаю бизнес. Я могу сделать так, что ты станешь богат. Никогда не будешь ни в чем нуждаться. Бросишь эту жизнь.
— А тебе известно, хочу ли я этого? — спрашивает он меня. — А вдруг я уже был богатым. Это перед тем, как моя старуха ушла от меня, а я начал пить… Теперь-то я, по крайней мере, свободен.
— Так что, ты мне не поможешь?
— Разве я сказал, что не помогу. Только ведь нас трое.
— Нормально.
— А что ты можешь нам дать?
Он освещает меня, я же перетряхиваю карманы, вытаскиваю бумажник. Наличности немного. Но тут взгляд нищего вылавливает блестящий пластиковый прямоугольник. Тото изумленно свистит.
— Бриллиантовая карта Евробанка. Блин горелый! О чем-то таком я слышал только в легендах. Так ты и вправду король.
— Я никогда ею не пользовался, — откровенно признаюсь я. — И, честное слово, даже не знаю, что она мне дает.
— Не знаешь? — Тото с подозрением присматривается ко мне. — Э-эх, богачи. Все дает. А она не заблокирована?
Карта не была заблокирована. Это я проверил, выбравшись наверх. В ювелирном магазине я наделал покупок миллиона на два евро. Крутящиеся вокруг меня продавцы не видели во всем этом ничего подозрительного. Из средств массовой информации лицо Гурбиани, современного набоба, им было известно. Один только продавец, с чувствительным обонянием, подозрительно обнюхивал меня, чувствуя, похоже, вонь канализации. Меня это достало.
— Каждому случается пернуть, — заявил я, глядя ему прямо в глаза.
Направляясь к лифтам, мне нужно было пройти мимо витрины с телевизорами. Я сразу же почувствовал себя будто в кабинете с зеркалами. Со всех экранов на меня глядело лицо Гурбиани. А диктор возбужденно рассказывал о преступлении, случившемся в Старом голоде. Я молниеносно свернул к лестнице, ведущей в гаражи.
Голову давит твердая сумка с компьютером. Не слишком пригодный в качестве подушки предмет. Я и не знаю толком, а зачем я вообще с ним таскаюсь. Код доступа к секретным файлам мне все так же не известен. Но в данный момент, этот ноутбук — это единственное связующее звено с личностью, которой я был в течение последней недели. Ну, возможно, еще распирающие мои карманы драгоценности. Я пытаюсь заснуть. Только бы до утра. Будем надеяться, что небольшая группа нищих, принявших меня в свое убежище рядом с теплоэлектростанцией, не надумает, что если отвернуть мне голову, то без проблем можно забрать все.
И насколько они мне поверили?
Когда мы встретились с Рикко, тот ощетинился, словно кот, увидевший пса.
— Пошел вон, дерьмо, — прохрипел он, игнорируя мою протянутую руку. — Вали отсюда нахрен или я выпущу тебе кишки. Это из-за тебя и тебе подобных я здесь.
— Я хочу это исправить.
— Пиздеж!
— Мы можем заключить с ним сделку, — Тото показывает полученные от меня бриллиантовые сережки. — Он желает заплатить за то, что мы его спрячем.
— Давай лучше пришьем его…
— Спокуха, ragazzi, не надо дергаться! — Из темноты появляется Лино, и нищие затихают, увидав своего гуру. — Ну, если он желает заключить с нами сделку…
— А ему хватит бабла расплатиться со всеми теми, которых он сам и его СМИ уничтожили, которым промыли мозги и лишили идеалов.
— Я думаю над этим, — импульсивно ответил я.
— И как ты хочешь это сделать? Раздашь все имущество, словно какой-нибудь святой?
— Возможно, я начну с того, что перестану травить мир продуктами SGC, меняя программную линию.
— Шутишь, парень?
— Говорю абсолютно серьезно.
— Не верю. — Глаза Рикко излучали ненависть. — С каких это делов, после трех десятков лет распространения разврата Альдо Гурбиани превратился в святого Франциска?
— Может быть потому, что я не Гурбиани.
— Заливаешь! — Все трое одновременно вскакивают. — И кто же ты тогда, черт подери?
Я задумался, следует ли рассказать им историю про Деросси. Сдерживаюсь — ведь не поверят. Тут же выдумываю историю про клона, пару дней назад я что-то читал по этой теме. Выдаю версию, что пятнадцать лет назад Гурбиани, желая обеспечить себе бессмертие, приказал провести клонирование собственной личности.
— И мы должны поверить, что тебе всего пятнадцать лет, пиздежник?
— А что, никто из вас не слышал, что клонированное существо чуть ли не молниеносно доходит до возраста прототипа?
— Ну ладно, перебивает меня Лино. — А потом?
— А потом так же молниеносно стареет. Так что у меня, самое большее, лет пять.
— Кислое дело. — Впервые в их голосе я чувствую какое-то сочувствие. — Теперь понятно, почему ты все хочешь повернуть назад. А что с настоящим Гурбиани?
— Его убили. Бросили в Колодец Проклятых.
— А ты сам, карась, откуда взялся?
— Альдо вызвал меня на парад во время Festa d'Amore. Я сопровождал его, загримированный под негра-невольника. И не отступал от него ни на шаг. В определенный момент он желал смыться с праздника, я же, после снятия грима, должен был заменять его до утра. Я сам был свидетелем похищения и убийства. Все видел, когда же эти фанатики избавились от тела, мне пришло в голову заменить Альдо…
— Блин горелый!
— И ведь все могло пройти как по маслу; у нас с Альдо абсолютно одинаковые родинки, папиллярные линии, голос… Для храбрости залил в себя с поллитра, избавился от одежды и грима. Ну, немного поцарапал лицо и лоб камнями колодца. И, похоже, головой бил слишком усердно, потому что, когда вас встретил, сам не знал, на каком живу свете.
— Ну, блин, и хохма! — бормочет Рикко.
— Единственное, чего я не принял во внимание, что заговор против Гурбиани возник в его ближайшем окружении. Что "друзья" не допустят его воскрешения. Поначалу они пытались переработать меня на вторсырье, потом ликвидировать… Теперь же впутали меня в убийство. И я один-одинешенек. Кроме вас у меня никого нет.
— Спокуха, дружбан. — Я чувствую на плече лапищу Лино. — Быть может, что-нибудь удастся и придумать. Тем более, если все, что ты нам тут рассказал — правда.
— Вы мне не верите?
— Ведь всего ты нам, похоже, и не говоришь. Например, кто твой основной враг, и как ты собираешься с ним выиграть?
— Сам не знаю.
На рассвете Лино выползает на разведку. Вернувшись, бросает на ящик, заменяющий шкафчик, еще связанную стопку утренних газет, которые он свистнул возле какого-то киоска.
— Все тебя разыскивают, паря, — с уважительной ноткой говорит он. — А кстати, хлопец, почему ты в первый раз не сказал нам, что ты только двойник Гурбиани?
— А разве тогда вы бы мне помогли?
— На верху ты просто шмат паршивой свинюки, на которую не стоит даже плюнуть, — морализаторским тоном заявляет Рикко. — А здесь ты всего лишь человек, который удирает, один из нас.
Заголовки всех газет сообщали о моем преступлении. Имелись фотографии, биографические заметки, комментарии. Несмотря на различия в названиях, тон статей совпадал. Медийный магнат в результате переживаний, перенесенных в ходе недавнего похищения, впал в параноидальное состояние, что очевидцы (в этом месте практически все издания поместили снимки лестничной клетки на Виа Эмилия с накрытыми простынками телами Вольпони и Матеотти) подтверждают, и в приступе безумия застрелил безоружного служащего полиции и стал причиной смерти нескольких человек, в том числе, вице-министра юстиции, который пытался ему помешать. Ни слова о попытке покушения на меня, об убийстве Закса, о нападении на меня в Монтана Росса. Сообщение о подрыве моего мерседеса помещено только в рубрике городских новостей: речь идет об автомобиле, в котором, в результате взрыва паров бензина умер один человек. Даже инициалов Луки Торрезе не поместили.