и поднимает вверх два больших пальца.
– Ты что творишь? – хрипло шепчет мама.
Я выпрямляюсь и упираю руки в боки.
– Подаю заявку на участие в конкурсе.
– Это не смешно.
– Разве я смеюсь?
– И что за юные леди пришли вместе с тобой?
– Мои подруги. Они тоже хотят поучаствовать.
– Это что, какой-то хитрый способ привлечь к себе внимание? Или ты пытаешься мне за что-то отомстить? – Ее голос с каждым словом звенит все громче, и я стараюсь смотреть ей прямо в глаза, но затылком чувствую, что за нами наблюдают все собравшиеся в зале регистрации.
– Ого, а ты задаешь эти вопросы всем конкурсанткам? В анкете их не было.
Она тычет мне прямо в лицо своим идеально отполированным, жемчужно-розовым ногтем.
– Не смей. Не смей втягивать каких-то несчастных девушек в наши семейные дела. Этот конкурс не для того создан, чтобы ты прилюдно надо мной издевалась.
– С чего ты взяла, что я издеваюсь? Что за странные выводы, мам? Неужели мое участие в конкурсе красоты может быть вызвано только желанием отомстить или поиздеваться?
Она скрещивает руки на груди и поджимает губы.
– Ты не сможешь участвовать, если я не подпишу анкету.
Я так и знала, что дойдет до этого.
– А почему ты не подпишешь?
Ее голос становится мягче:
– Помимо того что я не уверена в чистоте твоих намерений? – Лизнув большой палец, она оттирает пятнышко над грудью у меня на футболке. – Не хочу, чтобы ты выставляла себя на посмешище. – Я открываю рот, собираясь огрызнуться, но она продолжает: – Кроме того, зачем ты втягиваешь в свою аферу этих девушек? Их же поднимут на смех, Пышечка.
Прозвище буквально вонзается мне в кожу, хотя раньше оно не вызывало у меня таких чувств.
Я многое могла бы сказать, очень многое, но перехожу прямо к сути.
– Мам. – Во рту у меня очень сухо. – Если ты не подпишешь мою анкету, ты признаешь, что я недостаточно хороша. Признаешь, что любая – буквально любая – из девушек, присутствующих в этом зале, симпатичнее и лучше меня. Вот что ты сделаешь.
Между нами надолго повисает тишина.
Мама никогда не склоняла меня к участию в этом конкурсе. Помню лето перед девятым классом: мы сидели на кухне с Эл и расписывали наши одинаковые дневнички, и я побежала наверх за маркерами. А на обратном пути услышала мамин голос и остановилась в тени на лестнице.
– Знаешь, милая, а ты ведь могла бы подумать о конкурсе красоты, когда тебе исполнится пятнадцать.
Эл тогда отмахнулась, не придав ее словам значения, но мне пришлось подождать, пока восстановится пульс, прежде чем вернуться за кухонный стол. В тот день я испытала странное чувство – сродни тому, когда осознаешь, что религия твоих родителей тебе не подходит.
Я смотрю на маму, ожидая, когда она сдастся.
– Ладно, – говорит она после долгой паузы. – Но не смей рассчитывать на поблажки или особое отношение.
Мы по очереди выходим в зал, и Эл наблюдает за нами с широко открытыми глазами. Я вижу немой вопрос у нее на губах.
И киваю.
Мама обгоняет меня, первая подходит к столу и подписывает мою анкету.
Тридцать
Я сажусь за столик к Эллен, Милли и Аманде, и тут мама встает перед одним из столов и хлопает в ладоши, призывая всех к тишине.
– Добро пожаловать, дамы! – Она прочищает горло. – Все вы на пороге пути, который пройден многими до вас и будет пройден столь же многими после. Юная Мисс Люпин города Клове…
Тяжелая дверь в глубине комнаты громко скрипит, и все головы, включая мою собственную, поворачиваются к ней.
– Я опоздала на регистрацию? – безучастным голосом интересуется Ханна Перес.
У меня отвисает челюсть. Как и у всех остальных.
Какая-то девушка из комитета вскакивает и бежит к Ханне с папкой наперевес, после чего быстро просматривает ее заявку и просит присесть.
Ханна садится за свободный столик.
Мама снова откашливается.
– Раз-раз-раз, не вижу ваших глаз! – Секундная пауза. – Итак, я говорила, что конкурс красоты «Юная Мисс Люпин города Кловера» – уважаемая традиция с богатой историей. Среди наших победительниц – нынешние предпринимательницы, врачи, заботливые матери и жены. В наших рядах даже мэр города!
Потом она рассказывает, как возник конкурс и как во время Второй мировой и после убийства Кеннеди традиция временно прерывалась.
Никогда прежде я не видела, чтобы моя мама столь мастерски держала внимание аудитории. Она стоит с прямой спиной, и ее голос легко долетает до всех уголков зала. Она хозяйка.
Но больше всего меня, пожалуй, поражает то, насколько завороженно все ее слушают. И наш стол не исключение. Здесь, в своей стихии, перед нами не моя мама, а Рози Диксон, Юная Мисс Люпин города Кловера – 1997. Здесь она королева. Преклоните колени!
– Так вот, если вы не указали в заявке, что именно представите на шоу талантов, то у вас есть время до первой недели ноября. И не забудьте: комитет будет одобрять ваш номер, поэтому не пытайтесь выехать на своей сексуальности, ясно? Кроме того, ваше вечернее платье, купальник и костюм для шоу талантов также подлежат одобрению; происходить это будет в последнюю среду непосредственно перед началом конкурса.
Она молчит, дожидаясь, пока тут и там ей ответят кивками.
– Чу́дно. А теперь хочу представить вам своих коллег, работающих со мной в этом году. Миссис Джудит Клоусон, Мисс Люпин города Кловера – 1979. – Старшая из дам встает и делает реверанс. – А также миссис Мэллори Бакли, Мисс Люпин города Кловера – 2008.
Мама замолкает, пока звучат редкие аплодисменты.
– «Да» этих дам означает и мое «да», а «нет» равно моему «нет».
Женщины обходят зал и раздают ярко-розовые папки с эмблемой Восемьдесят первого ежегодного конкурса красоты «Юная Мисс Люпин города Кловера», отпечатанной на первой странице золотой фольгой.
– Оглянитесь вокруг. – Мама дает нам время напряженно окинуть друг друга взглядами. – Где-то в этом зале сидит будущая Мисс Люпин. Плохая новость заключается в том, что корону получит лишь одна девушка. Но есть и хорошая новость: победительница уже здесь, среди нас. В этом году наш конкурс проходит в восемьдесят первый раз, и мы подготовили для вас изумительную программу. Открывать конкурс вы будете прекрасным хореографическим номером…
– Про танцы нас никто не предупреждал, – бормочет Аманда.
– …А еще список конкурсанток опубликуют на первой странице «Кловер Трибьюн».
Мэллори (она так молода, что я даже мысленно не могу назвать ее «миссис Бакли») подходит к нашему столу и вручает всем папки. В том числе Эл.
– Ой, – шепчу я. – Она не участвует в конкурсе. Просто морально нас поддерживает.
Мэллори, чьи каштановые волосы вьются упругими кудрями, улыбается, будто я обратилась к ней на иностранном языке, и все равно протягивает Эл папку.
– Эллен, – шепчу я.
Она разворачивается на стуле, одновременно открывая папку, и принимается ее листать.
– Ага?
Мама все еще вещает, поэтому я наклоняюсь ближе к Эл.
– Как-то странно вышло, да?
– Что?
– Ну, только что, с Мэллори.
– А что тут странного? – шепчет она, проглядывая страницы.
Глаза у меня сами собой расширяются.
– Ты участвуешь в конкурсе.
– А мы сюда разве не за этим пришли?
– Благодарю вас, дамы. – Мамин голос звенит колокольчиком. – Хочу заметить, что общение между конкурсантками только приветствуется. И помните: лишь от вас зависит, будет ли соревнование дружеским. В конце зала мы приготовили для вас освежающие напитки, в том числе, разумеется, мой коронный холодный чай.
Аплодисменты отдаются эхом в моей голове.
– Ты не можешь участвовать в конкурсе. Мы о таком не договаривались.
Все вокруг поднимаются со своих мест и направляются к столам с напитками.
– О чем ты? – Эллен перестает шептать. – Мы все время только об этом и говорили.
– Ты что, серьезно?
– Ну да. В чем вообще проблема?
– Ты… Ты реально можешь выиграть. А мы здесь не ради победы. Смысл не в этом. – Я сама слышу, насколько нелепо звучат мои слова.
– Ты что, с дуба рухнула?
Я не знаю, что сказать. Да и говорить в общем-то не о чем.
– Тебе не приходило в голову, что мне здесь так же неуютно, как тебе?
– Ты должна отозвать заявку, Эл. Ради меня. Пожалуйста, уступи мне хоть это.
– Что? Что тебе уступить? Не тебе выбирать, кто участвует в революции. – «Революцию» она закавычивает пальцами.
В ее словах есть логика. Я осознаю ее правоту. Но если Эл будет участвовать, она может в самом деле победить и таким образом все испортит.
Я помню тот вечер два года назад, как мы сидели за кухонным столом и я притворялась, будто не слышала, что мама предложила ей участвовать в конкурсе. Не стоило придавать этому такого значения, но уж как вышло. Я спрятала ту минуту глубоко внутри, но теперь она прокручивается у меня перед глазами как на повторе, затмевая все остальное. Моя родная мать. Мы жили в одном доме, но за все это время ей не пришло в голову пригласить на конкурс красоты меня.
По-моему, я заслуживаю немного эгоизма. Заслуживаю раз в жизни хоть что-то получить.
– У тебя уже все есть, – говорю я.
Идеальные родители. Идеальная работа. Идеальный бойфренд.
– Уступи это мне.
Эл мотает головой.
– Так нечестно. Я тут ни при чем. Знаешь, Уилл, наверное, Кэлли права. Наверное, мы переросли друг друга. Мешаем друг другу двигаться вперед. Я и так из-за тебя от многого отказываюсь. Поверить не могу, что ты просишь меня не участвовать.
Вся горечь, вся грусть последних месяцев сгущаются во мне в огромный ком гнева. Мешаем друг другу?
– Кэлли? Серьезно? А я поверить не могу, что ты обсуждаешь с ней нашу дружбу! Прости, что я не могу быть безмозглой подружкой, которая сидит рядышком и рассказывает, какая ты охренительная. Говори уж как есть: это не мы мешаем друг другу. Это я мешаю тебе, не так ли?
Она не отвечает.