– Слушай, вы ведь всегда были не разлей вода. Помню, как мы в шестом классе проходили «Цветок красного папоротника»[18] и зачитывали вслух свои впечатления о книге.
Я киваю.
– Она всегда плакала, когда речь заходила о собаке.
Эл эту книгу ненавидела. Она не из тех, кто, пустив слезу над прочитанным, после говорит, что это было прекрасно и что она тронута до глубины души. Нет, книги и фильмы, выжимающие слезы, приводили Эллен в ярость. Она считала это своего рода предательством.
– И поэтому ты дочитала за нее отзыв.
– Эллен сто раз отрепетировала выступление перед зеркалом, а потому пришла в бешенство из-за того, что расплакалась.
Я резко поднимаю голову, осознав, что во время разговора положила ее Митчу на плечо.
Он открывает мне дверь машины.
– И сколько, по-твоему, это может тянуться?
Я не сразу понимаю, что говорит он не о нас с ним.
– Она уже завела себе новых друзей, – говорю я, когда он садится за руль. – Куда мне до Кэлли.
– Слушай, конечно, я не в курсе всей истории, но хорошая дружба – штука крепкая. Она для того и создана, чтобы преодолевать ссоры и проблемы взросления.
Тридцать восемь
Аманда Ламбард – ужасный водитель, но сегодня Милли не смогла взять мамин минивэн, поэтому Аманда – единственная, в чью машину мы смогли поместиться вчетвером и чья машина не сломана.
– Как чудесно, что твоя мама согласилась одолжить нам машину, – говорит Милли.
Аманда пожимает плечами, вдавливая педаль газа.
– Она ужасно обрадовалась, что я собираюсь куда-то с друзьями. Пусть даже вечером во вторник.
Я согласно киваю.
Отправляя им сообщение в общий чат, я кое о чем умолчала.
Я: Привет, думаю, все согласны, что перед конкурсом нам нужно еще кое над чем поработать. Завтра вечером в Одессе пройдет что-то типа конкурса красоты, и, я считаю, нам будет полезно его посетить.
ХАННА: Подожди, я загляну в свой ежедневник.
Я: Еще нам нужна машина, потому что моя сломалась.
МИЛЛИ: Мы тут сидим с Амандой – и обе в деле. (Она за рулем.) Жду не дождусь!
ХАННА: Ладно, я с вами.
Я действительно надеялась, что мы узнаем что-нибудь полезное. И отчасти правда в том, что я чувствую за подруг ответственность. (Нет, я, конечно, не строю из себя вожака, просто затеяла все я, и теперь, хочешь не хочешь, мы в одной лодке.)
Однако если быть честной до конца, то мне просто нужна была машина. Знаю, некрасиво так поступать. Но я по крайней мере заплатила за бензин, а заправить машину Амандиной мамы стоит недешево, поэтому свой грех я вроде как искупила.
Мы выехали из города и едем все быстрее и быстрее. Милли с Амандой спорят о каких-то книжках из серии, которую обе читают, а я сижу позади рядом с Ханной и молча их слушаю, сжимая в руке смятый клочок бумаги.
ВЕЧЕР ДОЛЛИ ПАРТОН!
Приезжайте взглянуть, как наши любимые двойники Долли Партон мутузят друг друга ради звания самой приятной шлюшки Техаса[19]. Победительница получит почетный титул и годовой запас помады Avon (спасибо нашей незаменимой Киви Лавендер!).
Бар «Убежище» на пересечении улиц Четвертой и Палмер, Одесса, Техас.
Двери открываются в 20:00! Шоу начинается в 21:00!
Мы въезжаем на парковку, и Милли поворачивается ко мне.
– Ты уверена, что мы приехали куда надо?
Я проверяю названия улиц на перекрестке и указываю на мерцающую ярко-розовую вывеску «УБЕЖИЩЕ». Это то самое место с фотографии, которую миссис Драйвер отдала мне на память о Люси.
– Да, это оно.
– Что за конкурс красоты проводится в баре? Это ведь бар, верно? – спрашивает Милли.
Я прочищаю горло.
– Давайте попробуем оставаться непредвзятыми. К тому же я говорила, что это что-то типа конкурса красоты.
– Будет весело, – смеется Ханна.
Мы выбираемся из машины.
Аманда на минуту останавливается в мерцающем свете вывески и спрашивает:
– С машиной моей мамы тут ведь ничего не случится?
Никто из нас не отвечает.
Перед дверьми выстроилась небольшая очередь из геев. Ну, в смысле, как мне кажется, геев. Я понимаю, что сейчас выставлю себя настоящей провинциалкой, но признаюсь: я еще ни разу в жизни не встречала геев и лесбиянок. Ну, открытых. Не сомневаюсь, и в Кловере они есть, но я слышала о них лишь как о персонажах городских легенд и назидательных историй. У Люси было много ЛГБТ-друзей в интернете, потому что, по ее выражению, Долли Партон – святая покровительница всех гомосексуалов[20].
Иногда мне кажется, что я познала все в этой жизни, засунула нос во все щели, но в такие дни, как сегодня, осознаешь, насколько же мал твой мир.
– Девчонки, мне кажется, это были геи, – шепчет Аманда, когда они заходят внутрь.
Ханна закатывает глаза.
– Да ты просто гребаный Эйнштейн.
Аманду такой ответ ничуть не смущает.
– Что они делают со своими бровями? Они у них просто идеальны!
У дверей стоит крупный, грузный, пузатый вышибала, однако из одежды на нем только джинсы и кожаный жилет.
Трудно представить здесь Люси, но я вспоминаю ее с яркими голубыми тенями на той фотографии – и невозможное кажется возможным.
– Документы, – бурчит вышибала.
– Э-э, зачем? – спрашивает Милли.
– Вход от восемнадцати и старше, – отвечает он.
У меня ухает в животе.
– В рассылке об этом ничего не было сказано, – отвечаю я ему.
– Ну, а я вам говорю, – хмыкает он.
Ханна протискивается между Милли и Амандой.
– Послушайте, мы приехали сюда из Кловера. Вы вообще представляете, где это?
Он ворчит что-то невнятное.
– Вот именно! Конечно, не знаете, потому что это унылый маленький городишко, о котором никто не слыхал. Мы ехали два часа, чтобы выбраться из этой выгребной ямы, а потому вы просто не можете сказать, что все было зря.
Вышибала облизывает губы. Мне на секунду кажется, что она его продавила. Серьезно, только взгляните на нас: на Милли полиэстровый брючный костюм; на Аманде футбольные шорты (вполне возможно, в них же она была вчера) – мы совсем не похожи на девиц, которые выпьют у них весь алкоголь. Хотя нет, Ханна похожа.
Но вышибала отвечает:
– Нет, простите, детки. Ничем не могу помочь.
– Но у меня есть письмо. – Я показываю ему распечатку письма, будто она способна что-то изменить.
Он забирает у меня бумагу, и его взгляд задерживается на верхней строчке. Затем он говорит:
– Это не твой имейл.
Я сглатываю.
– Он тетин. Моей тети Люси.
Вышибала осторожно складывает распечатку и возвращает ее мне. Потом достает четыре неоново-оранжевых браслета из кармана жилетки и надевает их нам на запястья. От удивления у меня отвисает челюсть.
– Только попробуйте посмотреть в сторону бара – вылетите сразу же.
Когда остальные заходят внутрь, вышибала придерживает меня за локоть.
– Люси была очень хорошим человеком, – говорит он.
Я киваю и мысленно благодарю ее за сегодняшнее маленькое чудо.
Оказавшись в зале, мы находим столик сбоку от сцены и очень-очень далеко от бара. Мимо проходит официант, кидает взгляд на наши браслеты и приносит четыре стакана с водой.
Милли пододвигает стул поближе к нам и приглаживает волосы.
– А тут дофига мужчин, вам не кажется?
Ханна окидывает взглядом помещение, и выражение ее лица неуловимо меняется.
– Дай-ка свое письмо.
Я отодвигаюсь от нее.
– Что? Зачем? Не дам.
Она тянется к моему карману и, несмотря на то что я отчаянно от нее отмахиваюсь, вырывает у меня распечатку. Милли и Аманда завороженно глазеют по сторонам и ничего не замечают. Ханна пробегает по письму взглядом.
– Ну ничего себе!
Свет постепенно меркнет.
– Что?
Она качает головой.
– О боже. Ты ничего не понимаешь, да? – Ханна хлопает ладонью по столу и прыскает со смеху. – Милли, – продолжает она, – твоя мамочка заставит тебя вымыть глаза с мылом, когда ты вернешься домой.
Губы Милли вопросительно округляются, но больше я ничего не вижу, потому что в клубе становится совершенно темно, и только у бара горят несколько огоньков.
Из динамиков раздается низкий чувственный голос:
– Распутники и потаскухи, дамы и господа, добро пожаловать в «Убежище» на вечер Долли Партон!
Толпа радостно откликается.
– Первой на сцену сегодня выйдет прекрасная мисс Кэнди Диш! Поприветствуем ее от души!
Прожектор освещает центр сцены, и в его луче появляется высокая женщина в огромном блондинистом парике. На ней бархатное вечернее платье в пол цвета спелого лайма. Макияж чересчур яркий, губы очень пухлые, очевидно нарисованные. Начинается музыка, и с первых же нот я узнаю песню. Это «Higher and Higher».
– Твоя любовь вознесла меня, – поет она, – выше, выше и выше.
Темп нарастает, и, хотя певица худая и плоская, у нее внезапно, как по мановению волшебной палочки, обнаруживаются весьма заметные бедра. Вся сотрясаясь, она поет каждой клеточкой своего тела. Я совершенно поглощена происходящим на сцене. Мне даже не приходит в голову полюбопытствовать, какое впечатление певица произвела на моих подруг. Я подпеваю и, только когда Кэнди Диш заканчивает свое выступление, замечаю, что Ханна, хохоча, бьется в истерике.
Глаза у меня привыкли к темноте, поэтому я вижу, как Милли поворачивается ко мне с тем же изумленным выражением на лице, как и в тот миг, когда погасили свет.
– Уиллоудин, – говорит она, – поправь меня, если я ошибаюсь, но это ведь был мужчина, верно? Очень красивый мужчина.
Я оглядываюсь. Повсюду держащиеся за руки мужчины. Обнимающиеся девушки.
– Это круче, чем реалити-шоу, – шепчет Аманда.
Толпа аплодирует, а Кэнди Диш кланяется и делает реверансы.
– А теперь послушаем божественную Бритни-с-пирса!
Из-за кулис выходит другая женщина, и теперь мне становится очевидно: массивная квадратная челюсть, широкие плечи, едва заметная щетина, проглядывающая из-под макияжа.