– На полу! – кричит Кэлли с третьего ряда.
И рядом с ней – Эллен.
Эллен. Она кусает губу.
Эллен среди зрителей, мое дерьмовое выступление, ярко освещенный зал. Я впустую трачу время с конкурсом. Не думаю, что Люси так себе это представляла, когда много лет назад принесла анкету в свою комнату. И виновата в моем провале я одна. К глазам подступают слезы, но я сдерживаю их усилием воли.
Смотрю вниз – а вот и монетка, лежит у моих ног. Я быстро наклоняюсь, поднимаю ее и запихиваю в бутылку с правильной стороны.
Худший фокус всех времен и народов.
Хлопает только Милли. Ну, разумеется.
– Я еще учусь, – говорю я.
Я стою на краю сцены, пока члены жюри – в том числе мама – переговариваются. В итоге мама говорит:
– Одобрено.
Но на ее лице читается нечто иное. Разочарование. Равнодушие.
Я протискиваюсь на свое место мимо Ханны и Милли.
– Жалкое зрелище, – шепчет Ханна.
– Можно подумать, ты подготовила что-то получше, – огрызаюсь я.
– Ханна Перес, – выкрикивает мама.
Ханна в своих подержанных армейских ботинках топает на сцену.
Затем – благодаря парнишке в звуковой рубке – включается музыка. Я знаю эту песню от Люси, она слушала ее на своем проигрывателе: «Send in the Clowns»[28]. Она проникает в самое сердце, и от нее становится ужасно грустно, хотя непонятно почему.
Не могу сказать, что у Ханны изумительный голос, но она поет так, будто сама написала эту песню. Музыка становится все громче, и голос Ханны вместе с ней. И вот я уже не вижу ее вечно кислой мины, огромных зубов и невзрачной черной одежды. Девушка на сцене поет пронзительную песню, потому что она – в отличие от всех нас – понимает ее смысл.
Музыка обрывается, не затихнув до конца. Еще секунду зал молчит, а потом все в зале – все до последнего – начинают аплодировать.
Когда аплодисменты затихают, мама говорит:
– Ханна, это было чудесно.
И в этой фразе я слышу: «Вот как надо. Учись, Пышечка».
Ханна кивает и спускается по лестнице, перескакивая две ступеньки за раз. Она даже спасибо не говорит. Просто хватает рюкзак и уходит.
Я смотрю все выступления до последнего. Кэлли исполняет песню из «Титаника» на языке глухонемых (должна признать, ей удалось меня удивить); Милли играет на ксилофоне «Somewhere Over the Rainbow»[29] (не то чтобы очень впечатляюще, но вполне в ее стиле); а Эллен пляшет под немецкую народную музыку в сабо[30] (она ходила на чечетку до седьмого класса, но танцует так же ужасно, как и прежде).
Я улыбаюсь, и Эл это замечает, но никак не реагирует. Когда она заканчивает, я хлопаю так громко, что на звук оборачивается мама.
Позднее, когда мы подъезжаем к нашему дому, у знака «Стоп» мама делает радио потише и говорит:
– Я утвердила твой номер, однако больше никаких одолжений ты от меня не дождешься. – Она выдыхает сквозь зубы. – Я понимаю, что ты относишься к конкурсу несерьезно, но будь добра, хотя бы сделай вид.
Она права. Это нечестно по отношению к ней, Аманде, Милли и Ханне. Приехав домой, я сразу сажусь за компьютер (Буян сворачивается клубком у моих ног) и пишу письмо. В теме значится: SOS.
Сорок шесть
При свете дня «Убежище» не слишком впечатляет: облупившаяся краска, липкие полы…
Ханна рядом со мной покачивается вперед-назад на десятисантиметровых каблуках.
– Я их на конкурс не надену.
Мы стоим в шпильках на сцене, выстроившись в шеренгу перед Ли Вэй, а Дейл, вышибала (и, как выяснилось, владелец заведения), сидит у бара, потягивая пиво из большой банки. В письме, которое я ему отправила, я выложила все без обиняков: рассказала, как нашла старую анкету в тумбочке у Люси и как ненароком втянула во все это Милли, Аманду и Ханну.
«Я увязла слишком глубоко, – написала я. – И мало того что я выставлю на посмешище себя, так еще и девчонок утяну с собой на дно. Нам нужна помощь. Помощь, которой в Кловере не найти».
Потому что, по правде сказать, мы ничего в этом не понимаем. Не умеем ходить, позировать, подавать себя. А я не хочу оказаться толстушкой, которая, выйдя на сцену, шлепнулась на задницу; не хочу показать себя бездарью, завалившей фокусы на публике. Нет, я не настолько наивна, чтобы надеяться на победу (да она мне и не нужна), – но хочу прийти и доказать, что нет ни единой причины, по которой я не имела бы права или не могла бы участвовать в конкурсе.
По другую сторону от меня стоит на удивление тихая Милли, плотно сжимая колени.
– Ты в порядке? – шепотом спрашиваю я.
Она сосредоточенно разглядывает выключенный прожектор над головой.
– Стараюсь не упасть.
– Согните колени! – кричит Ли.
Ханна тычет пальцем в сторону Аманды.
– Не понимаю, почему ей не нужно надевать это шипастое орудие пытки!
Аманда невинно улыбается.
– Ханна, – говорит Милли, – знаешь…
Ли перебивает ее тоном, не терпящим возражений:
– Потому что жизнь – не река и не все мы плывем в одном направлении.
Ханна закатывает глаза.
– И вот еще, милочка, – добавляет Ли. – Тебе не помешает поработать над характером.
Я попросила Ли и Дейла уделить нам время в пятницу днем, и вот мы здесь – страдаем и постанываем.
– Так, все соберитесь.
– Скорей бы уже с этим покончить, – вздыхает Ханна.
Ли прочищает горло.
– В первую очередь займемся вашей походкой. Именно походка делает вас королевой. Первое впечатление о вас, дамы, складывается еще до того, как вы откроете рты. Все дело в том, – она покачивает бедрами вправо, затем влево, – как вы движетесь в этом океане.
Краем глаза я замечаю, что Милли ожесточенно грызет ногти.
Ли велит нам сесть, пока она будет демонстрировать, что же конкретно имеет в виду, и мы, приземлившись на стулья, дружно вздыхаем от облегчения. Она дефилирует туда-сюда по сцене так, что при каждом шаге каблуки ее отчетливо постукивают.
– Обратите внимание, как одну ногу я ставлю перед другой. Представьте, что проходите тест на трезвость…
– Они школьницы, – бурчит Дейл.
– Уверена, они прекрасно понимают, о чем я, верно, девочки? – (В ответ кивает лишь одна из нас, разумеется, Ханна.) – Хорошо, вообразите, что идете по ограничительной линии. И не семените! Каждый шаг должен быть по меньшей мере длиной с ваше предплечье.
Она делает еще один круг и с каждым движением преображается – в своем шелковом платье и на бесконечно высоких каблуках. Перед нами больше не упитанный невысокий мужчина в женской одежде, а гламурная, уверенная в себе модель. Возможно, я вижу то, что хочу увидеть, но я не могу смотреть на нее иначе.
– Нельзя переносить вес на пятку. Нечестно ожидать от несчастной тоненькой шпильки, что она удержит вас на себе. Распределите нагрузку по всей стопе. Ну что, поехали? Кто будет первой?
Я поднимаю руку. Я справлюсь. Справлюсь.
Дейл присвистывает.
Я осторожно поднимаюсь по ступенькам.
Ли взмахивает рукой, приглашая меня на сцену.
– Включи для девочки музыку, Дейл!
Я делаю глубокий вдох. Песню я не знаю, но она все равно помогает мне отвлечься от того, как скукожены пальцы внутри туфель и как горят пятки. Мои первые несколько шагов – длинные, как и говорила Ли, но медленные и осторожные. Она права: нужно ступать с носка на пятку, выставляя одну ногу перед другой. Тогда бедра сами собой начинают покачиваться, и все тело приходит в движение – будто катишься на велосипеде с горки. Начав двигаться, я уже не могу остановиться. Я разворачиваюсь на другом конце сцены, и Дейл снова свистит. Я иду уверенно, понимая, что, будь в этом зале публика, все взгляды были бы прикованы ко мне.
Ли аплодирует и обнимает меня за талию. Ее голова прижимается к моей груди, и тут я вспоминаю, что она – это он. Хотела бы я, чтобы каждый день моей жизни был столь же невероятным. Хотела бы, чтобы меня видела Люси. Видела, как я проследовала по пунктирной линии ее жизни и оказалась здесь.
Я наблюдаю за Ханной, ковыляющей по сцене. Она падает целых два раза и на обратном пути сдирает с себя туфли и швыряет их в пустой зал. И все это время она хохочет – что, надо признать, совсем на нее не похоже.
Милли идет неторопливо и аккуратно. Ли снова и снова напоминает ей смотреть вперед, а не под ноги. Несколько раз она теряет равновесие и взмахивает руками, но справляется. Что до Аманды, то ей так удобно в собственных туфлях, что ей едва ли нужны советы.
Перед тем как отправиться домой, мы вчетвером садимся в баре, и Дейл смешивает коктейли: для нас – безалкогольные, а для Ли – вполне-себе-алкогольный.
Ли рассказывает нам о сценическом макияже, объясняет, какая одежда позволяет заявить о себе и каким образом, и пьет до тех пор, пока не сползает на барную стойку.
– Жаль, я не была знакома с такими девчонками, как вы, в старшей школе.
– Почему? – спрашивает Ханна. – Любите, когда над вами издеваются?
Ли качает головой.
– Нет. Нет, просто было бы здорово иметь друзей, которые хотят добиться того, чего на первый взгляд добиться не смогут. В этом возрасте я ужасно себя боялась… Боялась, что мои большие мечты так и останутся просто мечтами.
Дейл обходит стойку с другой стороны.
– Я хочу подбросить тебя до дома перед открытием.
Ли выпрямляется.
– И все получилось. Взгляните на меня. Мои мечты сбылись. Я влюблена. Счастлива. Но все это досталось мне со временем. А вы уже сейчас воплощаете свои мечты и не сидите сложа руки.
Некоторое время мы просто потягиваем коктейли. Я молчу, но слова Ли пробуждают во мне нечто, до сих пор дремавшее у меня внутри. Словно я вновь ощущаю мышцу, о существовании которой совсем позабыла.
– Спасибо, что помогли нам сегодня, – говорит Аманда. – Хоть мне и не суждено носить каблуков.
Ли, опершись на Дейла, слезает с барного стула.