Он криво улыбается.
– Люблю традиции.
– А твоя семья? Тоже ходит?
Он смеется.
– Нет, без шансов.
Тишина, царящая на моей улице, просачивается сквозь щели в салон автомобиля.
– Мне, наверное, пора, – шепчу я.
Бо наклоняется и смыкает руки у меня на затылке, притягивая меня к себе. Наши губы соприкасаются так легко, что даже щекотно. Это не вполне поцелуй.
– Хочу поцеловать тебя. Хочу поцеловать тебя как можно быстрее. – Я ощущаю губами каждое его слово. – Только в этот раз я не стану все портить.
У меня куча вопросов, но, по-моему, на сегодня достаточно. Он опускает руки и проводит пальцами по моим щекам.
– Пойдем завтра на мессу вместе.
Я прикусываю губу.
– Хорошо.
Сорок восемь
Только я возвращаюсь домой, как на меня обрушивается реальность. Мама подшивает мое платье и смотрит какое-то кино на канале «Лайфтайм», включив громкость на полную.
Больше всего на свете я хочу позвонить Эл и в подробностях изложить ей каждую минуту двух последних дней. Ли Вэй, Дейл, Бо, Лорейн. Рассказать обо всем. Я плюхаюсь на стул за кухонным столом и принимаюсь листать входящие, пока не нахожу нашу переписку с Эл. Последнее сообщение от нее – почти два месяца назад. Я начинаю писать:
Я: Я провела сегодняшний день дома у Бо, Мальчика-из-частной-школы. Я ему очень нравлюсь. Мы болтали обо всем и ни о чем. Он почти поцеловал меня, и это был самый изумительный не-поцелуй в мире. Пытаюсь не думать о Митче. Я весь день не отвечаю на его сообщения. И как так получается: день у меня был невероятный, и при этом я чувствую себя полным дерьмом? Я скучаю по Люси. И жесть как скучаю по тебе. Прости. Прости за все, что я сделала не так. Пожалуйста, прости.
Я смотрю на свои слова, размышляя, что случится, если я нажму «отправить». А потом стираю сообщение, потому что слишком боюсь ее молчания, чтобы рисковать.
Бо пишет, что подъехал: момент он выбрал идеальный, потому что мама в душе.
– Я ушла! – кричу я ей.
Если она и спросит куда, то за шумом воды я не услышу.
Я не то чтобы скрываю, что ухожу с Бо, просто идем мы в церковь, а мама скорее предпочтет, чтобы я вообще в нее не ходила, нежели шла в католическую. И это мне ничуть не понятно. Католики, протестанты, баптисты… По-моему, все они верят в одно и то же, просто по-разному об этом говорят. Мы, судя по всему, баптисты. В том смысле, что мама посещает Первую баптистскую церковь Кловера, и я тоже хожу туда на каникулах.
Бо, в отутюженных коричневых брюках и черном поло, ждет меня, опершись на пассажирскую дверь. Кажется, я вырядилась уж слишком официально: на мне черное платье, в котором я была на похоронах Люси, – но больше мне не в чем пойти в церковь.
Бо открывает для меня дверь, и мы едем; наши руки лежат так близко, что мизинцы иногда соприкасаются, и тогда между нами словно вспыхивает обжигающая искра.
Я ни разу в жизни не была в католической церкви. Мне казалось, это такие древние здания со шпилями, витражными окнами и скамьями для коленопреклонения, как в кино. Но церковь Святого Креста выглядит поновее, хотя тут есть и скамьи с подушечками для коленей, и витражи. Здесь тише, чем в маминой церкви. Умиротвореннее. Нет ни громогласных зазывал у входа, ни сплетничающих учителей воскресной школы. Мне тут нравится.
По обе стороны от алтаря стоят свечи в красных подсвечниках, но горят не все.
– Для чего они? – шепотом спрашиваю я у Бо, когда мы садимся на одном из средних рядов.
– Можно оставить любое пожертвование в коробке и зажечь свечу о ком-нибудь в память. Ну и, наверное, помолиться, если захочешь.
Начинается служба, и после нескольких приходских объявлений и песнопений по рядам отправляют блюдо для пожертвований. Бо вытаскивает из бумажника мятую десятку и, положив ее на блюдо, передает его дальше. Отец Майк читает проповедь. Я почему-то ожидала, что говорить он будет на латыни, но говорит он на английском, аккуратно подбирая слова. Проповедь чем-то напоминает мне герлскаутскую церемонию перехода из группы «Дейзи» в группу «Брауни»[33].
После службы я следом за Бо подхожу к свечам, возле которых уже стоят несколько человек. Бо кидает монеты в коробку для пожертвований и протягивает мне деревянную палочку, чтобы с помощью нее я подожгла свою свечу от соседней. Мы оба зажигаем по свече. Ни он, ни я не говорим, для кого они, но слова излишни.
Я пытаюсь представить, каково это – приходить сюда каждое воскресенье. Хоть я и не знаю, верю ли во что-то свыше, но приятно быть частью чего-то большего вместе с Бо.
Мы идем на парковку, где оживленно общаются прихожане. Бо кому-то машет. Затем указывает на мужчину в темно-синей спортивной куртке и телесного цвета брюках и поясняет:
– Это мой тренер.
У меня щемит сердце от того, как твердо Бо говорит о нем в настоящем времени, будто этот мужчина до сих пор его тренер.
– Бо!
Я не сразу узнаю кричащего. Это Коллин, тот самый парень, который общался с Бо в бургерной. Он подбегает к нам.
– Привет! – указывая на меня, здоровается он. – Я тебя знаю!
Он мне не нравится.
Бо протягивает руку, и они обмениваются таким крепким рукопожатием, будто меряются силой. Но сейчас от Бо не исходит того давящего напряжения, которое я ощущала в прошлый раз.
– Как жизнь, старина? – спрашивает Коллин.
Бо пожимает плечами.
– Как всегда: работа, школа.
Подходят еще несколько ребят из его команды. Я чувствую себя слоном в посудной лавке, точнее, на парковке. В прямом и переносном смысле слова.
Бо здоровается со всеми за руку. Парни расспрашивают о школе, о колене и о том, будет ли он пытаться восстановиться и вернуться на поле. Я слегка расслабляюсь, и мне уже начинает казаться, что меня никто не замечает. Но вдруг Коллин вновь указывает на меня.
– А с этой что? Твоя новая девушка?
Бо оборачивается ко мне и говорит:
– Это Уиллоудин. – Потом снова поворачивается к своим приятелям: – Я работаю над этим. – И берет меня за руку.
Меня держит за руку Бо. У всех на виду. Я вся сжимаюсь от восторга и ужаса.
Вскоре Бо прощается с приятелями, и, пока мы, держась за руки, идем к его пикапу, несколько парней свистят нам вслед.
Мы сидим в машине, ожидая своей очереди на выезд с парковки.
– Что это было?
Он потирает костяшками подбородок.
– Я ведь уже говорил: в этот раз я не хочу ничего портить. Я не собираюсь держать тебя в секрете. Вообще-то я с самого начала не планировал делать из этого тайну, просто… Не знаю. Иногда что-то хорошее происходит с тобой в абсолютно неподходящее время. А ты, Уиллоудин, – что-то очень хорошее.
– А Бека?
– Что – Бека?
– Разве вы не встречаетесь?
Бо с усмешкой фыркает.
– Едва ли. Пару раз куда-то сходили. – Он замолкает. – Ну ладно, наверное, мы вроде как встречались. Но я просто пытался тебя забыть. Или заставить ревновать. Не знаю… Я и представить себе не мог, что ты начнешь тусоваться с этим качком. И в итоге заревновал сам.
– Митч. Его зовут Митч. Он хороший. Мы дружим.
С минуту Бо молчит.
– Просто дружите?
– Да! – говорю я так, будто меня возмущает его намек. Однако, чувствуя, как Бо на меня пристально смотрит, добавляю: – Не знаю. – О боже. Конечно, мы не просто друзья. Митч-то точно считает иначе. Да и я иногда тоже. – Формально мы не встречаемся. Но он хочет большего.
– А ты? Ты хотела бы с ним встречаться?
– Не знаю… Скорее нет. Но я ему об этом не говорила. – Я накручиваю прядь волос на палец. – А что насчет вас с Бекой?.. – И качаю головой. – Кажется, для нас с тобой время всегда неподходящее.
– Я не говорил Беке, что мы с ней не встречаемся, если ты об этом.
– Ты что, собирался просто держать ее в подвешенном состоянии?
– Так мы же не встречаемся.
– Ну и мы с тобой не встречались, – парирую я.
Бо резко выкручивает руль, сворачивает в какой-то случайный переулок и тормозит.
Расстегнув ремень безопасности, он придвигается ближе.
– Я хочу быть не просто твоим другом. Я хочу быть с тобой. Держаться прилюдно за руки. Отвозить тебя домой с работы и целовать на прощание. Болтать с тобой по телефону, пока не усну.
Я прикусываю нижнюю губу, чтобы она не дрожала. Ничего хорошего из нашего романа не выйдет, и тому есть множество причин. У нас уже есть опыт – наш собственный, неподдельный. Встряхни я свой магический шар, готова поклясться, он предречет: Перспективы неутешительные.
Но Бо непоколебим.
– В прошлом году ты не знала меня, Уиллоудин. И я этому рад. Я был мудаком. Единственное, что меня интересовало, – как свалить из этого города. Знаю, летом я все испортил. Но больше я тебя не упущу. Я поговорю с Бекой и все с ней проясню, так чтобы не осталось недопониманий.
– Нет, все не так просто, Бо. Для тебя – может быть, но не для меня.
Бо сощуривается.
– Я хочу одного: чтобы ты была моей девушкой. Хочу, чтобы это было официально. Хочу, чтобы все знали о моих чувствах к тебе, Уиллоудин. По-моему, в этом нет ничего сложного.
Я знаю, что не должна, но тянусь его поцеловать. Внутри у меня все бушует и покалывает; тело сходит с ума, но точно знает, чего хочет, – и именно этого мне не хватает с Митчем.
Бо отодвигается.
– Сначала ответь.
Я отвожу взгляд и смотрю куда угодно, только не на него. Не знаю, смогу ли я выдержать любопытные взгляды и перешептывания. Даже если я справлюсь с отвращением к самой себе, которое испытываю, когда он ко мне прикасается (по-настоящему прикасается), я не смогу смириться с изумленными вопросами о том, каким чудом я получила такого парня.
Теперь я знаю, как чувствовала себя Люси, когда решила, что не взойдет на борт самолета до «Долливуда». Все эти годы я думала, что она сама отказалась от мечты, а теперь понимаю: у нее не было выбора. Когда нужно выбирать между горем наедине с собой и прилюдным позором – выбора на самом-то деле и нет. Я не могу сесть на этот самолет.