Как бы ни было страшно, но я не могу сдержаться, и поднимаю взгляд на Ильина. В его глазах сожаление?
– Н-нет…
Моего короткого ответа хватает для того, чтобы парень облегчённо выдохнул.
– Тогда почему ты так и норовишь сбежать от меня, Вера? Я тебе совсем не нравлюсь? – кажется, он даже сам не верит в то, что говорит. Потому что прекрасно всё видит, и понимает, что небезразличен мне.
Но ответить напрямую я не осмеливаюсь, лишь слегка приоткрываю рот, чтобы что-то сказать, и так и застываю, когда парень большим пальцем правой руки аккуратно касается моих губ. Дыхание вновь перехватывает и начинает кружиться голова.
– Я из-за тебя добился отмены уроков в вашем классе и заявление написал, чтобы, наконец, признаться. Не мог я пойти на это, будучи твоим учителем, – произносит полушёпотом.
Тело будто током пронзает от осознания того, на какие жертвы ради меня пошёл физрук. Бросить работу только ради того, чтобы признаться в чувствах? Это слишком даже для моей бурной фантазии.
– Неожиданно, – только и могу пролепетать в ответ. – Всё слишком неожиданно.
– И поэтому ты мне не веришь, да, Вера? – немного отстраняется и словно сканером проходится по мне, будто делает какие-то замеры. Не внешности, нет, чего-то такого, что невозможно увидеть невооружённым взглядом.
– Нет, я не вам… тебе не верю, наверное, мне трудно поверить в то, что я могла кому-то понра… – не успеваю договорить, потому что на мой рот опускается тяжёлая ладонь и запечатывает его наглухо.
– Никогда! Никогда не смей говорить подобное, – произносит Степан едва ли не приказным тоном.
Убирает руку и вновь целует. Сначала нежно, потом глубже и напористее, словно пытаясь доказать свою искренность.
– Больше ничего не говори, – отстраняется и практически сбивает меня с ног своей решительностью. Инстинктивно впиваюсь в его широкие плечи, чтобы не упасть. – Я докажу тебе, что мои чувства – настоящие и искренние, и намерения тоже.
Он смотрит на меня напоследок: так, что кожу обжигает, и хочется, чтобы поцеловал ещё раз. Стыдно признаться, но мне понравилось, да. Я как дурочка, стою, смотрю на парня и едва сдерживаю улыбку.
А он вдруг разворачивается и уходит, оставив меня одну, наедине с самой собой переваривать и осмысливать случившееся.
Минут через десять я отмираю и понимаю, что до бесконечности стоять и подпирать стенку школы невозможно, поэтому на негнущихся ногах ухожу.
Прохожу мимо спорткомплекса, и к своему великому огорчению, нагоняю одноклассников, у которых как раз закончилась репетиция вальса. Меньше всего на свете я сейчас хотела бы видеться с кем-то из класса, включая даже моих дорогих подруг.
Будут вопросы, я в этом уверена, и в том, что дать на них ответы не смогу, тоже. Поэтому замедляю шаг и жду, когда основная толпа покинет территорию школы.
Один за другим, одноклассники выходят через калитку, и когда я уже готова вздохнуть с облегчением, Рягузов умудряется повернуться.
Мишка замечает меня и смеряет недобрым взглядом.
«Только молчи, только молчи!» – проносится в голове, но парень мои мысли читать, увы, не умеет. Криво усмехается и громогласно объявляет о том, что я нашлась, заставляя тем самым добрую половину класса повернуться в мою сторону.
Создаётся стойкое ощущение, что Рягузов мне мстит за то, что оставила его без пары на репетиции. А что, это вполне в духе Мишки, как бы он не пытался в последнее время показать себя с лучшей стороны, я прекрасно знаю его гнилую подлую натуру.
Оглядываюсь по сторонам и понимаю, что бежать мне особо некуда. Да и дамой уже идти пора, а не по школьному двору бегать в попытках спрятаться от любопытных одноклассников. Ещё и Маврина, как назло, тоже выходит и спортивного комплекса и идёт в мою сторону.
Понятно, конечно, что училка тоже направляется к выходу, но мне от этого не легче. С одной стороны – одноклассники, с другой – Мымра. Я словно зажата меж двух огней, кажется, что все смотрят на меня и ждут чего-то.
Приходится принять единственное верное решение: гордо вскинув голову, пройти к калитке. Через строй глазеющих парней и перешёптывающихся девчонок, через их высокомерные взгляды и усмешки.
К выходу, где чуть вдалеке меня ждут подруги, которые, видимо, вышли раньше и не заметили меня. Но и в их глазах я вижу удивление и бесконечный ряд вопросов, на которые вряд ли смогу ответить.
Кожа горит от косых взглядов, а слуха касаются неприятные слова. Даже страшно представить, за кого одноклассники принимают меня теперь. А во всё виноват один единственный человек.
«Я докажу тебе искренность своих чувств» – проносятся в голове слова Саныча, и я кровожадно ухмыляюсь.
Пусть попробует доказать, я с удовольствием понаблюдаю за этим.
Глава 23
Глава 23
Мы его так ждали, и он, наконец, наступил. Последний звонок.
Мамы украдкой вытирают слёзы, учителя натягивают на лица широкие улыбки, а мы понимаем, что всё… Больше не вернёмся в школу в качестве учеников, потому что наше время вышло.
Большинство из нас безумно рады поскорее вырваться во взрослую жизнь, и только единицы понимают, дело не в опостылевших стенах или надоевших лицах учителей. Дело в том, что первая, самая большая страница жизни, наконец, перевёрнута.
Парням проще проживать такие моменты, они после официальной части столпились в кучку, и ржут, как бараны. А вот девчонки даже самые стойкие, нет-нет, да и пускают случайную слезинку.
Но мне сегодня не до сентиментальностей, я, как юла, кручусь то и дело вокруг своей оси и ищу взглядом одного человека. А его словно след простыл. Разве не всем учителям положено присутствовать на линейке?
Но Саныч, увы, так и не появляется.
С одной стороны, даже проще, что никто не пожирал меня взглядом, пока мы вместе с девчонками выступали. А с другой, мне любопытно, куда мог деться Ильин.
– Встречаемся в шесть вечера, не опаздывайте! – командует кто-то из мальчишек.
Класс дружно принял решение устроить вечеринку в честь последнего звонка, но мне почему-то неинтересно отправляться на эту тусовку. Я никогда не была душой компании, но и от коллектива старалась не отрываться, а тут такое странное состояние. Не хочу идти, и всё тут.
Но в голове почему-то звучат слова моей бабушки: есть «хочу», а есть «надо». Думаю, она когда их говорит, совершенно другое имеет ввиду, но это ведь нюансы. Поэтому я всё же пойду вместе с классом и отмечу начало взрослой жизни.
Если мне, конечно, никто не помешает. А я, что же, получается, хочу чтобы помешал?
Странно так, Степан обещал что-то мне там доказать, а сам исчез. Ну, а я теперь места себе найти не могу из-за него.
Инна Витальевна не даёт мне спокойно поковыряться в себе и гонит вместе с классом на фотосессию. Девчонки поправляют дурацкие бантики на голове и ноют, что додумались сделать себе хвостики. Не могу не согласиться, потому что так они выглядят довольно странно.
Да, нам, как первоклашкам, приказали нацепить на голову банты, но я нашла выход из ситуации – заплела две французские косы. И даже бантики прицепила, но они болтаются где-то под грудью, а не на макушке, как у многих, потому что волосы у меня даже в заплетенном состоянии достаточно длинные.
Не меньше трёх десятков снимков, и нас всё-таки отпускают домой, но до выхода из школы мне дойти не суждено.
– Посмотрите, Саныч! – выкрикивает кто-то из девчонок, и весь класс дружно поворачивается в сторону центрального входа на территорию школы.
Степан идёт весь такой непривычный: в классических чёрных брюках и светлой рубашке. Вроде бы слишком строгий, но несколько расстёгнутых верхних пуговиц придают его образу небрежность.
В руках у физрука огромный букет полевых цветов, таких нежных, не вызывающих. Вот если бы были красные розы, наверное, это смотрелось бы пошло, а так… Мило, очень мило.
– С праздником, дорогая, – протягивает мне букет.
С диким грохотом челюсти всех одноклассников, классручки и моя в том числе, падают на вымощенный тротуарной плиткой школьный двор.
Это что такое вообще?
Нет, я понимаю, что у меня осталось всего три экзамена, парочка репетиций вальса и собственно сам выпускной. То есть каждый день по пять часов кряду видеться с одноклассниками и учителями я уже не буду.
Но это же не повод кидать меня на амбразуру в глазах всей толпы?
Нет, конечно, мне приятно, врать не стану. И руки так и тянуться взять цветочки, поднести их к лицу и зарыться носом в букет, чтобы вдохнуть свежий ненавязчивый аромат.
Но Саныч, блин, зачем так откровенно?
И мысленно я уже готовлюсь к тому, чтобы услышать очередную порцию насмешек и улюлюканья, как тогда, когда я столкнулась с классом на выходе после репетиции вальса. Но всего этого почему-то не происходит.
Буквально во мгновение ока на площадке, где проходила фотоссессия, не остаётся никого, кроме нас с Санычем. Одноклассников, словно ветром, сдувает, и даже Инна Витальевна понимающе кивает и уходит прочь.
Некоторые девчонки, конечно, бросают в мою сторону завистливые взгляды, но не более того.
Смотрю вслед удаляющимся притихшим одноклассникам и неожиданно для себя ловлю порцию морального удовольствия. Это что же получается, при Саныче в мою сторону никто и слова сказать не посмел? Так что ли?
Да это же просто вау! Самый настоящий!
Не ожидала, что авторитет физрука может сработать мне на руку, и это дико приятно.
– Спасибо, – наконец, я беру в руки цветы. – Красивые…
– Ты тоже, – произносит Саныч и делает шаг ко мне, – очень…
– Стоп! – выставляю руку ладонью вперёд. – Я, конечно, всё понимаю, но это уже перебор.
– Что именно Вер? – хитро прищуривается и не отрывает от меня взгляда, заставляя краснеть от неловкости.
А то не понимает, что именно! Цветы, внимание, разве он не собирался меня только что опять поцеловать? Нет?