– От кого? – спросил человек.
– От вас, между прочим, – ответил капитан.
И началась беседа.
Этот человек был упорен, как закоренелый преступник. Он долго и подробно рассказывал о себе. Он был явно из тех, кто любит поговорить. Но тот незнакомец в баре нам все про него объяснил. Дал нам ключ к личности преступника. Тот был действительно очень интересным. Капитан Наговенко и опер Сергей Рябинин немало подивились бы, узнав, что они – соавторы единственного интервью этого человека.
Запись его допроса была вложена в дело. Капитан Наговенко с майором внимательно прослушали ее. Затем они вернулись к себе в кабинет и принялись за детальное изучение.
Они просмотрели ее дважды. И снова переслушали ее еще раз – на этот раз на досуге, в парке, вечером, когда не так бросались в глаза блики света и чернели деревья.
Они пытались истолковать те странные, немногочисленные слова, которые сумели записать.
То, что они услышали, было, с одной стороны, странно, а с другой – заставляло думать о некоторых весьма тревожных вещах.
Прежде всего, было зафиксировано слово «АУМ». Это было сказано несколько раз – единожды в начале, дважды в середине и дважды в конце записи. Затем было зафиксировано слово «УРУ». Несколько раз – единожды в начале, дважды в середине и дважды в конце записи. Слово «УРУ» было произнесено восемь раз. И, наконец, в самом конце, когда преступник угрожал взорвать себя, было зафиксировано слово «ХАРА».
Оно было произнесено пять раз – единожды в начале, дважды в середине и дважды в конце записи.
ХАРА – это Солнце. Убийца включил Солнце. Он знал, что делает. Солнце взяло на себя роль «красного террора». Он собирался утопить страну в крови. Но он не учел, что вместе с Солнцем в жерло этой «красной дыры» втянется и он сам.
Остальные слова, зафиксированные как в начале, так и в конце «Дела Солнца», казались туманными или вовсе бессвязными. Из чего можно было сделать только один вывод: человек, который вел «Дело Солнца», обладал необычайными психическими способностями.
Это был настоящий сверхчеловек. Капитан Наговенко с майором не знали, кто он – ученый, революционер, военный или мистик. Они видели перед собой лишь одержимого преступника. Сверхчеловека, который сошел в мир людей, чтобы стать их палачом. Вскоре они выяснили, что он – врач-психиатр, ученик знаменитого ученого Ивана Павлова. Работал в лаборатории, которая называлась «биохимическая кухня». В этой лаборатории он синтезировал различные галлюциногены. В том числе и так называемый белок забвения.
Белок забвения – сложный полипептид, состоящий из более чем двухсот аминокислот. В том числе там имеется одна аминокислота, обладающая свойствами рицинина.
Формулу назвали «белком забвения». Когда-то этот белок был выделен из мозга смертельно больного человека. Это был единственный случай, когда психоактивный агент был выделен из мозга живого существа.
Прежде подобные вещества не удавалось обнаружить ни в одном человеческом организме. Это стало подлинным прорывом в исследованиях психоделических препаратов.
В 2018 году был сделан решающий шаг – «белок забвения» синтезировали искусственным образом. Это произошло в лаборатории «биохимической кухни» при участии сотрудников Анастаса Тимофеича и Яны Яныри. Впрочем, до конца эта работа так и не была доведена. Некоторые сотрудники считали, что «белок забвения» следует рассматривать скорее как пептид, а не как белок. Другие же утверждали, что это – полипептид с четко выраженными свойствами пептида. Впрочем, все равно это был еще один прорыв в области психоделических препаратов.
– Все-таки расскажите, что вы делали в библиотеке, – нахмурился капитан. – Мы знаем про вашу связь с химлабораторией и «белком забвения». Кто заставил вас распылять его на книги и зачем?
– Не белок, а противоядие. Я хотел сделать людям хорошо, – сказал задержанный. – Я ведь хороший парень. Я хотел, чтобы люди никогда не забывали вкус счастья. И не только.
– Что за чушь, – нахмурился капитан.
– Я считал и продолжаю считать, что люди должны помнить не только хорошие, но и плохие поступки. Чтобы испытывать стыд. Чтобы эволюция сделала их менее счастливыми, более жестокими и тупыми. Чтобы они снова и снова хотели стать счастливыми.
– Это как наркотик? – спросил Наговенко.
– Типа того, – кивнул задержанный.
– Я не понимаю вас, – сказал капитан. – Если вам хочется, чтобы люди постоянно помнили о счастье, значит, вы сами несчастны и стремитесь сделать так, чтобы люди постоянно испытывали страдание. Разве не так?
– Я не стремлюсь сделать их счастливыми, – ответил парень. – Я лишь хотел, чтобы они не забывали о счастье. А что касается боли, то я хотел бы, чтобы люди вообще никогда не испытывали боли. Некоторые вещи лучше не знать, чтобы не испытывать неприятных ощущений. Я сам такой человек. Я сделал много плохого, и теперь, чтобы окончательно меня не забыть, люди должны делать мне плохое. Иначе они забудут обо мне.
– Не очень-то похоже на рай, – прищурился капитан.
– А я и не говорю, что это рай, – кивнул парень. – Это ад. Но для меня это – рай. Между адом и раем нет особой разницы. Поймите меня правильно: я не считаю, что люди, которые совершили много плохого, должны вечно испытывать последствия этого. Я считаю, что их следует просто забыть. Особенно обо мне.
– Но вы же сами говорили, что именно плохое делает людей счастливыми?
– Не совсем так. Я говорил, что некоторые вещи лучше не знать. Не знать о них. Но я не говорил, что нельзя делать добро. Просто добро должно быть другим, непохожим на зло. Люди так любят зло! На зло отвечают злом, на добро – добром. Я придумал кое-что для облегчения страданий людей. Я придумал «щадящее зло».
– Щадящее? Это еще какая-то химия? Или вы хотите сказать, что людям не надо причинять боли, страданий? Вам не хочется, чтобы люди боялись вас?
– И да и нет. Я не хочу, чтобы люди вообще боялись меня. Но некоторых вещей я хотел бы, чтобы они боялись. Я имею в виду такие вещи, как смерть, болезнь, старость… Особенно старость. Старость – это плохо. Даже очень плохо. Старость – это мерзость. Если человек живет слишком долго, он становится гадом. Он даже может стать воплощением зла. Я хочу, чтобы люди помнили: они обязаны заботиться о стариках. Но сами старики не хотят этого. Они заняты собой, им не до других. Так пусть же заботятся о них другие! Люди должны любить стариков, заботиться о них, но не смейте делать их несчастными! Если вам нужна будет их помощь, они придут к вам. Но если вы сделаете их несчастными, они все расскажут моей жене, и тогда мне не удастся сохранить тайну. Поэтому заботьтесь о стариках сами!
Да, этот человек сошел с ума, настоящий сумасшедший, и сумасшедший опасный. Вот с кем приходится иметь дело. А сумасшедший ли он в действительности? Капитан Наговенко допускал существование психически ненормальных людей, но считал это проявлением индивидуальных особенностей, не имеющих серьезного значения. В данном же случае налицо было отклонение от среднестатистического уровня, имевшее явно политический характер.
Сумасшедший экстремист, говорите? В голове у этого человека явно ворочались совершенно безумные идеи. А если так, то становилось совершенно ясным, что кто-то таинственный и могущественный пробудил спящего гиганта, и этот разбуженный повелевал сейчас огромными армиями, оснащенными самой современной военной техникой.
Голову капитана заполнил чудовищный образ: спящий гигант, восстающий из могилы, чтобы отомстить за свою поруганную кровь. Месть за кровь, пролитую в библиотеке. Этот разбуженный оживший мертвец собирается уничтожать города, населенные честными и добропорядочными людьми. Он хочет возродить средневековую практику разбоя и террора! Восстающий из могилы мертвец!
Наговенко захохотал. Это был истерический, неудержимый, глухой хохот. Полицейский хохотал, схватившись за голову, и хохот сотрясал все его тело.
Наконец он отдал приказ:
– Отпустить этого человека.
– Но… как же… он…
– Я знаю, что он сказал вам правду. И я уверен, что он ни в чем не виновен. Обвинение в экстремизме должно быть снято. Надеюсь, вы меня понимаете?
Подозреваемый был отпущен. Когда он садился в такси, чтобы ехать домой, он случайно взглянул в сторону здания библиотеки и увидел застывший образ: спящий гигант, восстающий из могилы…
Он улыбнулся и уехал.
Реинкарнация Маяковского
Один человек написал рассказ про загробную жизнь Маяковского.
Там говорилось, что Маяковский после своего самоубийства родился вновь, причем родился карликом очень маленьким, почти как редиска. Он был страшно нервный и с детства особенно ненавидел стихи, которые сам написал в предыдущей жизни, хотя он никак не отождествлял себя с Маяковским. В новой жизни его фамилия была Дробников. Когда он учился в школе, над ним все надсмехались. Дети – существа жестокие, как известно. А он скрывал, что он карлик, и говорил своим одноклассникам, что его рост предотвращают особенными таблетками в целях научного эксперимента. Но ему никто не верил. Когда в школе проходили Маяковского, он ужасно злился и говорил, что Маяковский – зазнавшаяся сволочь. Его все время преследовали разные строчки из Маяковского, и он иногда сам не мог понять, почему эти стихи его так раздражают. Дробников писал эти стихи на стенках в туалете, желая тем самым унизить Маяковского. Он и понятия не имел, что он сам и был Маяковским. А с возрастом стало еще хуже. Он ходил по улицам, проваливаясь по пояс в сугробы. Однажды его чуть не задавила машина. Пьяный водитель наехал на Дробникова и повредил ему ногу. После этого происшествия Дробников стал несколько сходить с ума. Он все время бормотал:
– Стар – убивать, на пепельницы черепа!
Он уже был стар, и ему все время казалось, что его скоро убьют, потому что он никому не нужен. Работал он, между прочим, фининспектором, но даже и на этой работе не мог сделать ничего полезного, и его начальник держал его просто из жалости. Ночами ему снилось, что он умер и из его большого и очень красивого черепа сделали пепельницу. Пепельницу поставили на большой письменный стол, а за стол сел здоровый Маяковский и стал писать поэму «500 000 000». Маяковский покуривал папиросу и стряхивал пепел в череп фининспектора. Этот горячий пепел прожигал ему все нутро. И на него ужасно давила цифра 500 000 000. И все же Дробников очень гордился тем, что из его черепа вышла такая хорошая и красивая пепельница. Но он злился на Маяковского. Почему этой пепельницей должен пользоваться именно Маяковский? Ведь можно бы предоставить ее какому-нибудь другому человеку, любому честному человеку нашей советской страны, сознательному и не оробелому, потому что в ороб