Коболок невозмутимо возлежит среди почерневшей травы – большой, белый, спокойный. Лежит, не открывая глаз. Лицом он похож на Будду, на эмбриона, на фарфорового котенка, на девочку, на маленького Ленина. Наконец неохотно приоткрывает он гармоничные губы свои, и слышится тихий голос:
– Я Коболок. Я от всех всегда уходил… И от тебя, шалава лесная, уйду!
Лисья морда, прячущаяся в тени сельского ситцевого платочка, искажается злобой:
– Ну и катись, говно неблагодарное!!!..
И Коболок отправился в свое стремительное путешествие по лесной чаще. Он считал себя самым быстрым на свете, пока не увидел… электричку! Пятна света от несущихся вагонных окошек скользнули по лицу Коболка.
Чтобы поближе разглядеть это диво дивное, Коболок вкатился на железнодорожную платформу. Электричка остановилась, двери вагонов разъехались в разные стороны. Но в этот поздний час лишь один-единственный пассажир вышел из вагона на пустынную платформу. Зато он был огромен ростом, грузен, широк в плечах и шагал навстречу Коболку уверенной и вальяжной походкой. Пальто с меховым воротником расстегнуто, под пальто – ковбойка, а под ковбойкой – тельняшка (полосатое под клетчатым, матрос в шкуре ковбоя).
Миха Бурый: Здорово, Шарик! Вечер в хату, голь перекатная. Круглым не кашлять. Я буду Миха Бурый, медвежатник по принципам. Сейф лапой ломаю в натуре, если чо. А ты чем не брезгуешь?
Коболок: А я с Лисы откинулся, дорогу домой нашарил. В себя смотрю и все в себе вижу. И тебя, кент парчовый, вижу до скелетика, что твой рентген. Понял, что ли?
Миха Бурый: А чо непонятного? Оно все понятное, как слезка ясное. Только ты слушай сюда, ласковый. Чую, холодочком веет, зима близко. Надо бы мне вскорости тулуп на берлогу бросать. Заныкаться до весны на теплой хавире. Айда со мной! С меня хавчик, солома, план, чуфирёк, шампанское, все дела. Чай, кофе, потанцуем? Не знаю, какого ты пола, в натуре. Думаю, никакого. Чисто мучного. Да меня не колышет. Роток-то есть у тебя, а я нежный грамотный роток в натуре уважаю. Так, глядишь, и перезимуем на вафельном торте. Что скажут в кондитерском отделе в ответ на мое галантное предложение?
Коболок: Э, Топтыга позорная, ты с кем шмаровозку включаешь? Как бы тебе не обломаться, лярва набивная! Я от Лисы-Курвотряски ушел, а от тебя, Шуба Недоделанная, и подавно уйду!
Миха Бурый: Ну катись, вафёл необжаренный! Только мне больше под ноги не попадайся! Живо на перо возьму!
И покатился дальше Коболок, на большое шоссе вышел, скорость пуще прежнего набрал…
Только слышит Коболок: нагоняет его кто-то еще более быстрый, чем он. И рычит еще сзади, как пара злобных волков… Нагнали. Двое быстрых мотоциклистов. Мусора! Куртки черные, кожаные, каски белые, сапоги, перчатки с раструбами. Из-под касок – морды волчьи, серые, ощеренные.
Капитан Волков: Так! Кто это тут у нас шарится в ночи? Документики покажем…
Коболок: Я не человек и не животное. У нас, шаров, документиков нет. Да и ничего у нас нет. Хоть шаром покати…
Капитан Волков: Подозрительных личностей не встречали? Мы тут разыскиваем кое-кого…
Коболок: Мишку-Топтыгу неуважаемого? Фраера дешевого? Ушел я от него! И от вас, волчары серые, менты позорные, тоже уйду!!!
Капитан Волков: Куда? Стоять!
Но Коболок, разом развив нечеловеческую скорость, скакнул в лесные заросли.
Капитан Волков: Ну что ж, катись, кругляк беспаспортный! Осторожнее надо быть, бдительнее! Чего там Мишка-Рецидивист! Это так, цветочки… Не за ним охотимся. Бродит в этих местах по-настоящему страшный преступник – маньяк Зайцев, серийный убийца. Берегись, кругленький, как бы тебе на него не наткнуться!
Но, к сожалению, Коболок не услышал этого предупреждения, которое выкрикнул ему вслед капитан Волков… Увлекшись скоростью своего перемещения в пространстве, Коболок стремительно мчался в глубину ночной чащи. Но, добравшись до глухих лесных полянок, Коболок внезапно уснул, утомленный собственным бегом. И тут… Чья-то узкая, хлипкая, длинноухая тень упала на Коболка. В правой руке тень держала на отлете шприц, наполненный неизвестной химической влагой. И сладкий, тихий голосок протянул:
– Привееет. Укольчик маленький… Будто комарик тяпнул… Тяп… Жал… Воооот… И щас сразу нам станет так хорошооооо… мммм… так сладенькоооо, так приятненькооо… Нам хорошо! Очень хорошо! Но теперь мы не сможем так быстро укатываться… Вообще не сможем укатываться… Да и зачем укатываться от дяди Зайцева? Дядя Зайцев очень добрый… А сейчас залезем в авоську и пойдем тихонько домой… Ты как земной шарик, весь в клеточку… А-ХА-ХУУ…
Уколотый Коболок забылся, унесло его в грезы туманные, в наркотический транс, а в себя пришел в домишке гадком. Стены потрескавшиеся, света нет, но в оконце полная луна глядит. Круглая, как Коболок.
– Видишь, кругленький, я тут и венок для тебя подготовил… – раздался рядышком сладкий до озноба, чуть шепелявый голосок Зайцева. На стене действительно висел венок из пшеничных колосьев, обернутых красной лентой – как на советском гербе. Зайцев разъяснил: – Понимаешь, родной, мы живем в советской стране. Кто в советской стране главный? Кто за всем надзирает? Совушки, конечно. А они ночью просыпаются. Нам с тобой порадовать их надо. Вот совушки проснутся, глазоньки свои откроют, в оконце мое глянут, а тут уже сюрприз для них подготовлен – герб советский наш на стене висит. А ты, круглый друг, в том гербе заместо земного шара.
Коболок, не открывая глаз, видел пред собой Зайцева – худосочного ботаника в дешевых очках, в фуфайке с надписью СПОРТ на чахлой груди. Да, Зайцев был чахлым, но не ведающая сомнений сила безумия полыхала в его глазах. Над скромным рабочим столом Зайцева висел отрывной календарь с четкой датой – 7 ноября 1976 года. Так Коболок впервые узнал, в каком году он живет и в какой стране. Рабочий стол Зайцева был аккуратно застелен газетой, сверху лежали раскрытая опасная бритва (в длинном лезвии отражался кусочек полной луны) и книга.
На переплете вытеснено:
Серия: МОИ ТАЙНЫЕ КНИЖКИ
С.С.С.Р.
СБОРНИК СЕКРЕТНЫХ СОВИНЫХ РЕКОМЕНДАЦИЙ
Зайцев взял в руки бритву, отразил в холодной стали свои безумные глаза.
– Только вот надо мне на тебе все страны, континенты да очертания морей вырезать, бритвочкой поработать! Будешь коцаный-расписной, аки матреша кровавая. Ну да ты не бойся, больно не будет. Я ж тебя уколол, анестезировал. Вот так… Тело мастера боится. А я – мастер! Я художник, понимаешь, Коболок? Художник должен творить! Про меня говорят, что я жестокий. Это неправда. Кудахчут: вот, мол, Зайцев убивает, приносит страдания. Полчаса назад я убил Мишу-Медвежатника. Но я сделал это не ради развлечения, а ради искусства! Я растянул его шкуру на колышках у себя на заднем дворе. Так делают айны, так поступают сахалинские шаманы… Художник должен смело заглядывать в глубокое магическое прошлое, воспроизводя ритуалы священных жертвоприношений, пролагая при этом путь в прекрасное и жестокое будущее.
Так бормотал, так нашептывал Зайцев, надрезая бритвой плоть Коболка. Шар не ощущал боли – то ли оттого, что ему вкололи анестезирующий препарат, а может, потому, что тесто боли не знает. Мучное не мучается, говорят в народе. Но мелкие, переливающиеся в лунном свете капельки хлебной крови брызгали и оседали на вдохновенной мордашке Зайцева. Вдруг грохнуло, утлое оконце брызнуло осколками, и пуля свистнула по комнате, уйдя в грязную оштукатуренную стену. Вслед за этим загремели еще выстрелы, все стало вокруг разлетаться, вспархивать. Чей-то голос с волчьими завываниями орал снаружи в громкоговоритель:
– Зайцев, сдавайтесь! Ваш дом окружен! Сопротивление бесполезно!
Коболок узнал голос капитана Волкова. Зайцев схоронился в углу и сидел там, поблескивая очками. Откуда-то в лапоньке его появился пистолет. Мягкие уста его с двумя крупными передними зубами шепнули:
– Зайцы не сдаются! …Хотя бы одного из этих волчар уволоку с собой на тот свет!
А что же наш герой? С трудом преодолевая наркотический дурман, Коболок втянул в рот сеть авоськи и прогрыз в ней дыру! И он снова свободен! Он успел крутануться и незаметно скользнуть под ногами у ментов, когда они ворвались в дом. Зайцев стрелял, но, видимо, ему привычнее было орудовать шприцем и бритвой, огнестрел не являлся его стихией. Хрупкого убийцу скрутили, натянули ему на голову мешок с прорезями для ушей. Коболок успел услышать, как Волков хрипло говорит в рацию:
– Пятый докладывает: взяли! Да, прием.
Зацапали кровавого Зайку-убивайку, а вот нашего круглого героя зацапать не удалось. Да кажется, никто к этому уже и не стремился. И Коболок горделиво шептал, уносясь в глубины черного леса:
– Я от Лисы-Курвотряски ушел, я от Мишки-Рецидивиста ушел, я от волчар позорных ушел и от тебя, Заёк-Маньячок, уйду!!!
И помчался Коболок аки птица вольная, развивая скорость пуще прежнего, стряхивая с себя остатки вражеского наркотического оцепенения…
Долго ли, коротко ли мчался Коболок, но привела его тропка к избушке лесной. Чаща вокруг дремучая, а из трубы дымочек вьется. И вышли Коболку навстречу из той Избушки Бадед и Дебаба. Бадед с бородищей седой в женском платке щеголял, да в юбке, да в кофте мохеровой, а Дебаба, морщинистая, сисястая да жопастая, матросиком с Балтфлота нарядилась: бескозырка, тельняшка, брюки клеш… Сами Бессмертные Изначальные Чащобные Квиры предстали пред Коболком.
Коболок подкатился и такую речь им говорит:
– Я от Лисы-Курвотряски ушел!
Я от Мишки-Рецидивиста ушел!
Я от волчар серых, ментов позорных ушел!
Я от Зайка-Маньячка ушел!
Я от всех этих тварей ушел
И к вам, Бадед с Дебабой, пришел!
Хочу в амбарах ваших рассыпаться!
Хочу по сусекам вашим разметелиться!
– Есть много разных вещей в мире: птицы, четки, женские ноги, портрет академика Левинсона, игральные карты, пробитые насквозь спицей, деревенские обитательницы с загадочными лицами, пенсне, море… А я решился на обратное рождение. Я никогда не открывал глаз. Но я вижу все! Я хочу стать мукой! – так высказался Коболок.