126
Вероника была прекрасна, как прежде. Ее лицо не состарилось, хотя кожа казалась неестественно натянутой. Грудь стала больше. Вероника прошла через всю комнату навстречу сыну и протянула руки, чтобы обнять его, но не успела — Винсент отступил на шаг назад.
— Оденься, — попросил он.
— Ах да, — сказала Вероника и повернулась, закрывая руками зад. Открыв дверцу шкафа, она заглянула внутрь. — Все так неожиданно. Я сразу заметила в тебе что-то знакомое, но ты так вырос, и мы с тобой столько не виделись… Тут нет одежды.
— Возьми. — Я кинул ей свою куртку. Вероника прикрыла наготу.
— Что ты делаешь в Лос-Анджелесе? — спросила она у Винсента.
— Пишу, — ответил он. — Я успешный литератор. Ты разве не знаешь?
— Нет, а что ты написал? Я могла слыхать о твоих книжках?
— Я тебя ненавижу, — процедил Винсент.
— Винни! Не говори так. Мы с тобой не виделись десять лет.
— Двенадцать. Почему ты нас бросила?
— Я собиралась вернуться.
— Почему ты нас бросила?!
— Прекрати. Нечего на меня набрасываться. Вон на него кидайся. Если бы я осталась, то вела бы себя так же, как он. — Вероника показала на меня. — Ты до сих пор мучаешь его? — обратилась она ко мне.
Я знал, что она это сделает. Понимал, что ее появление кончится плохо. Она разрушит все, не задумываясь ни на секунду.
— В отличие от тебя он был мне вместо родного отца, — вставил Винсент.
— Ты ни черта не знаешь, Винни! Ты ничего, ничего не знаешь!
127
— Она не в себе, — сказал я Винсенту. — Пойдем.
— Нет уж, я больше не собираюсь отвечать за чужие подлости, — зло затараторила Вероника, словно разбушевавшийся гость на шоу Джерри Спрингера. — Я все скажу. Пора бы ему узнать правду!
— Вероника, успокойся.
— А что тебе с того? Я заткнусь, но тебе-то что с того?
Я скептически покачал головой.
— О чем она говорит? — с тревогой спросил Винсент.
— Понятия не имею. Она под кайфом.
— Сейчас узнаешь, о чем, — не унималась Вероника. — Когда ты был маленьким, этот человек пришел к нам и заявил, что собирается сломать тебе жизнь. Что это поможет тебе сочинять.
Винсент перевел взор на меня.
— Она бредит, — сказал я.
— Помнишь, когда умерла твоя собака? Это он, он отравил ее. Он думал, к тебе придет вдохновение.
Винсент снова посмотрел на меня, на этот раз с нервной улыбкой.
— Он наверняка пакостит тебе по сию пору. У тебя когда-нибудь была девушка? Он говорил, что не позволит тебе иметь подружку.
— Была.
— Была да сплыла, так? Бросила тебя?
— Вроде того.
— Это все он! — Взбешенная Вероника обвиняюще ткнула в меня пальцем. — Он во всем виноват. Клянусь на Библии! У них все продумано заранее. Он хотел, чтобы я тоже участвовала в этом, но я отказалась. Я люблю тебя.
— О чем она? — снова спросил Винсент.
Я лишь пожал плечами. Это было выше моих сил.
128
Вероника подошла к Винсенту и обняла его за плечи. Ростом он был выше матери.
— Ну, ну, Вин. Можешь назвать самое худшее, что случилось с тобой в жизни?
— Моя мать бросила меня.
— А кроме этого?
— Какая тебе разница?
— Просто скажи. Вспомни самое худшее, что произошло с тобой после моего отъезда.
— Не знаю, много всего. У меня туберкулез, и я умираю. Предположительно.
— Это еще что за ерунда? — спросила Вероника.
— Болезнь, от которой в наши дни почти никто не умирает, — объяснил он. — Ею болели многие великие писатели. — Винсент высвободился из объятий Вероники и повернулся спиной к нам обоим.
— Готова поспорить на что угодно, это он тебя заразил. — Вероника опять грозно нацелила на меня палец.
Винсент обернулся и поднял глаза. Краска залила его лицо. Я тоже покраснел.
— Она говорит правду? — тихо спросил он.
— Да.
Винсент печально смотрел на меня, впервые осознав, чем была его жизнь.
129
— Мне очень жаль, — промолвил я. — Нет слов, чтобы передать, как я сожалею.
— Что еще ты мне сделал? — дрожащим голосом спросил Винсент.
— Много чего.
— Вот видишь! — взвизгнула Вероника. — Я же тебе говорила!
— Ты вмешивался в мои отношения с девушками?
— Да. Некоторым я давал денег, чтобы они от тебя отстали. Дешевки.
— Я не хотела в этом участвовать, Винни, — вновь затараторила Вероника, — вот и уехала. Я не хотела, чтобы он втягивал меня в свои грязные дела. Потому-то я и уехала.
Вероника неисправима, устало подумал я и обратился к Винсенту:
— Я пытался остановиться. На какое-то время мне даже это удалось, но затем Прормпс подослал того человека, который избил тебя — я здесь ни при чем, — и мне пришлось снова заняться гадостями. Я искренне сожалею. Прости.
Винсент посмотрел на меня, перевел взгляд на мать и внезапно выбежал из комнаты.
— Вин! — крикнула Вероника.
Он пронесся через коридор в главный зал. Мы с Вероникой ринулись за ним, но от множества тел, извивающихся в бессмысленном совокуплении, рябило в глазах, и мы потеряли его из виду. Он выскочил из особняка на улицу. К тому времени, как я добрался до парадной двери, Винсент уже растворился в теплой темноте калифорнийской зимней ночи.
130
Пока мы с Вероникой стояли перед домом и оглядывались по сторонам, на крыльцо вышел Прормпс.
— Что случилось? — спросил он. — Я видел, как выбежал Винсент.
— Он только что узнал о нашем проекте, — мрачно сообщил я.
— Не может быть! — воскликнул Прормпс.
— Шлюха, которую вы к нему приставили, — его мать.
— Заткнись! Не смей обзывать меня шлюхой!
— Почему? Самая настоящая шлюха. Или ты всерьез считаешь себя порядочной женщиной?
Вероника набросилась на меня, пытаясь расцарапать мне лицо, но я удержал ее запястья. Прормпс схватил разъяренную фурию за бока и оттащил.
— Эй, успокойтесь! — крикнул он, встав между нами. — Харлан, каким образом он узнал?
— Мамаша выложила ему всю правду.
— Мисс Спинетти…
— Я вам не Спинетти. Теперь моя фамилия — Тандерхарт.
— Мне все равно, какая у вас фамилия, — сквозь зубы произнес Прормпс. — Вы поступили неразумно. Вы подписали контракт, по которому обязались пожизненно хранить в тайне информацию о проекте. Боюсь, вас ожидают крупные неприятности.
— Я знаю, что напортачила, но Винни должен был узнать обо всем.
Тут я не мог с ней не согласиться.
— Кому еще вы рассказали наши секреты? — спросил Прормпс.
— Никому. Только детям, которые родились у меня после переезда, они… вроде как умственно отсталые и живут в приюте, ну и я подумала, что вреда не будет.
— С вами я разберусь позднее, — сказал Прормпс, — а сейчас необходимо найти Винсента.
Я попросил дворецкого подать мою машину. Прормпс вызвал охрану и велел прочесать окрестности.
— Можно мне домой? — жалобно прохныкала Вероника.
— Да, — разрешил Прормпс. — Оденьтесь, мой водитель вас отвезет.
— У меня своя машина.
— Я настаиваю. Вы слишком расстроены, чтобы садиться за руль.
— Как скажете, — согласилась Вероника и шмыгнула в дом.
— Наконец-то мы ее нашли, — сказал Прормпс. — Меня бесила мысль о том, что человек, посвященный в нашу тайну, разгуливает неизвестно где.
Дворецкий вывел из гаража мою машину и подъехал на ней к парадному крыльцу.
— Позвоните, если разыщете Винсента, — инструктировал меня Прормпс. — И заставьте его молчать. Нельзя, чтобы наши действия стали известны прессе. Я положил на эту компанию слишком много сил и не допущу, чтобы все рухнуло, еще не начавшись. Если поймете, что Винсент собрался передать информацию в СМИ, не стесняйтесь, пригрозите ему как следует.
— Я не намерен ему угрожать.
— Тогда пригрозите ему от моего имени. Ваша карьера тоже под ударом. Он в состоянии нанести вред всем нам. Из нас сделают вселенских мерзавцев, и нам уже никогда не отмыться.
Я молча сел в машину, резко нажал на газ и уехал прочь с вечеринки — последней вечеринки в моей жизни.
131
Винсент как сквозь землю провалился. Я исколесил все дороги вокруг поместья, заглянул к нему на квартиру, объехал его излюбленные бары. Около полуночи я вернулся в дом Винсента и уселся на пороге его квартиры. Прождав два часа, я оставил в двери записку с просьбой позвонить мне и уехал.
Назавтра я с раннего утра принялся ему звонить, но ни на один из десяти звонков Винсент не ответил. Моника предположила, что он мог поехать к матери. Я нашел адрес Шерилин Тандерхарт в телефонном справочнике.
Маленький домишко Вероники находился в захудалом квартале. Газон перед домом давно зарос. Откинув легкую противомоскитную сетку, я обнаружил, что передняя дверь приоткрыта.
Я постучал. Никто не отозвался. Я распахнул дверь и крикнул «Эй!», затем вошел и увидел Винсента, который сидел на полу у облезлой рождественской елки перед окровавленным телом матери, прижимая к своей груди ее безвольно повисшую руку.
Зрелище было душераздирающее. Поэт, названный одним из своих великих собратьев «самым непоэтичным из всех творений Господа»[6], держал в руке руку той, которую другой гениальный стихотворец назвал «самым поэтичным созданием на свете» — «прекрасной женщины, умершей во цвете лет»[7].
132
— Господи Боже, — пробормотал я, заметив разметанные по дивану кусочки мозга и брызги крови на стенах. Вероника лежала на полу с простреленным виском. Поверх одежды на ней была моя куртка.
Винсент поднял глаза. Скорбь на его лице медленно сменилась яростью. Он отпустил руку матери, одним прыжком вскочил на ноги и бросился на меня с кулаками.
Прежде чем я успел прикрыть лицо, Винсент ударил меня в глаз, а потом принялся молотить по голове. Я скорчился на полу.
— Прекрати! Прекрати!
— Ты, ты это сделал! — ревел Винсент, нанося беспорядочные удары мне по рукам.
— Нет! Клянусь, не я! Пожалуйста, хватит.
Винсент перестал меня избивать и перекатился на спину. Тяжело дыша, он лежал на засыпанном пеплом ковре и глядел в потолок. Его белая рубашка была испачкана кровью.
— Клянусь, я не убивал Веронику, — сказал я, усаживаясь рядом с ним. — Не считай меня чудовищем.
— Кто-то же это сделал, — сказал Винсент.
Я похолодел. Двое людей, которых я знал, убиты в течение двадцати четырех часов.
— Боже милостивый, — воскликнул я. — Надо позвонить Монике.
— Зачем? — спросил Винсент.
Я вытащил из кармана брюк мобильник и стал лихорадочно набирать номер.
— Нужно сказать ей, чтобы она покинула квартиру.
— Почему?
— Потому что мы с тобой — следующие на очереди.
133
— Алло? — сняла трубку Моника.
— Уходи из квартиры, — приказал я. — Потом все объясню. Просто уходи оттуда как можно быстрее.
— Здесь был какой-то человек, — всхлипнула Моника, — в маске и с пистолетом. Он только что ушел. Рыскал по всей квартире, а потом убрался. Я вызвала полицию и пыталась дозвониться до тебя, но набирала не тот номер, потому что мне страшно и…
— Моника, живо собирай чемоданы. Нам с Винсентом грозит серьезная опасность, мы должны уехать из города, поняла?
— Да.
— Мы заберем тебя, как только сможем. Постарайся покинуть квартиру до приезда полиции. Я тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю.
— Пойдем, — скомандовал я, откинув противомоскитную сетку.
— Я не оставлю мать здесь.
— Винсент, послушай меня внимательно. Только что ко мне домой приходил человек с оружием. Он хотел убить меня. Он убьет и тебя, если найдет. Нужно выметаться из города.
— Сначала ты губишь мою жизнь, а потом вдруг решаешь ее спасти.
— Точно. Вперед.
— Подожди. — Винсент опустился на колени возле тела матери и склонил голову, затем встал и пошел вслед за мной к машине.
134
— Это дело рук Прормпса? — спросил Винсент. Мы мчались на другой конец Лос-Анджелеса — к Монике.
— Слишком много совпадений, чтобы считать его непричастным.
— Он приказал убить Стивена?
— Скорее всего.
— Зачем ему избавляться от собственных служащих?
— Самый легкий способ решить проблемы. К тому же он слишком влиятелен и знает, что его не привлекут к ответственности.
— Понимаю, — кивнул Винсент. — Но зачем?
— Негласные пытки, которым мы тебя подвергали, официально завершились в день моей свадьбы. Я настоял на этом условии. Теперь, когда все кончилось, Прормпс хочет уничтожить улики, чтобы выйти из-под удара. Если правда выплывет наружу, весь проект рухнет. О наших методах в отношении тебя знали только шесть человек Один из них — Прормпс. Липовиц умер. Ричард Резник якобы покончил жизнь самоубийством, Стивен якобы застрелился. Кроме них, в тайну была посвящена твоя мать. В живых остались только я и ты.
— Стивен тоже в этом участвовал?
— К сожалению, да.
Винсент стал смотреть в окно. До конца поездки он так и не повернул головы в мою сторону.
— Где ты провел ночь? — спросил я, глядя ему в затылок. — Я жутко волновался.
— Поймал машину, уехал в город, бродил по улицам и размышлял.
— А потом?
— Захотел поговорить с матерью, но когда добрался до ее дома, было уже поздно…
— Вчера вечером Прормпс намекал, что Веронику ждут неприятности, но я и представить не мог, что он имеет в виду. Он велел тебе пригрозить.
— Может, стоит обратиться в полицию?
— Как ты все объяснишь? С чего начнешь? И вообще, насколько мне известно, Прормпс держит полицию в кулаке.
— Значит, нам до конца жизни придется от него скрываться?
— По крайней мере какое-то время.
— А если я не хочу убегать вместе с тобой? — задумчиво проговорил Винсент.
— Решай, — сказал я. — Тебя либо убьют, либо ты сам сведешь счеты с жизнью.
Винсент молча уставился в окно, а я включил радио. Зазвучала одна из его композиций. Мы оба потянулись к рукоятке приемника, чтобы сменить частоту.
135
Моника ждала нас на парковке возле дома. Я выскочил из автомобиля и сгреб чемоданы.
— Что у тебя с глазом? — спросила она. — Ты подрался?
— Я все объясню. Садись в машину, — поторопил я жену.
Винсент вышел, уступая Монике переднее сиденье. Пока я укладывал чемоданы в багажник, он спросил:
— У тебя случайно не осталось абсента?
— Осталось.
— Возьмем с собой?
— Нужно поскорее убраться отсюда. Я куплю тебе виски по дороге.
— После всего, что случилось, мои нервы на пределе. Мне нужно выпить чего-нибудь крепкого. Это займет у тебя всего минутку.
Я сбегал домой и забрал абсент. Винсент прекрасно понимал, что теперь вправе просить меня о чем угодно. Прыгнув на водительское сиденье светло-голубого «вольво», я закинул назад бутылку, чистую белую рубашку, и мы поспешили в банк. Я закрыл счет, забрал всю сумму наличными и настоял, чтобы Винсент сделал то же самое. Набив карманы и «бардачок» деньгами, мы покинули Лос-Анджелес.
136
Я ехал на восток, не имея определенной цели, и постоянно поглядывал в зеркало заднего вида. Винсент упорно молчал, заставляя меня еще острее ощущать его присутствие.
С Моникой, однако, он был более разговорчив. Пока я ходил за абсентом, Винсент расспросил ее о незнакомце, который вломился в нашу квартиру. Моника описала его неопрятную одежду и собранные в хвост волосы, видневшиеся из-под маски. Винсент заключил, что незнакомец, избивший его несколько месяцев назад, и нанятый Прормпсом бандит — одно и то же лицо.
Винсент также сказал Монике, что очень переживает из-за смерти матери и что образ Вероники незримо присутствовал во всех его сочинениях, выполняя роль своеобразной идефикс. Знаток классической музыки, Моника объяснила мне, что идефикс — это повторяющаяся мелодия, которая связывает воедино отдельные части произведения.
Как только я сел в машину, Винсент оборвал разговор с Моникой, переоделся в чистую рубашку, отхлебнул абсента и умолк.
Я поведал жене, от кого мы бежим и почему нам с Винсентом угрожает опасность. Как и меня, душевное состояние Винсента беспокоило Монику не меньше, чем риск расстаться с жизнью, ослабевавший по мере нашего удаления от Лос-Анджелеса. Буквально за несколько часов внутренний мир Винсента полностью рухнул.
— От таких потрясений можно умереть, — высказалась Моника.
— Он крепкий парень, — возразил я. — Выдержит. До нашего знакомства он рыдал над чашкой с мороженым. Все эти годы я тренировал его на случай такого дня, как сегодня.
137
Мы ехали почти до темноты, пока голод не стал нестерпимым, и в Аризоне остановились перекусить в ресторане «Бургер Кинг» — заведение выбрал Винсент. По случайному совпадению, пять месяцев назад здесь проходила рекламная акция фильма «Новый волшебник страны Оз».
Опустив голову, Винсент молча уплетал гамбургер и пересоленную картошку-фри. Моника посмотрела на меня и одними губами промолвила:
— Поговори с ним.
— Винсент, — обратился к нему я, — как ты себя чувствуешь?
Уткнувшись в тарелку, он пожал плечами.
— Винсент, милый, мы можем тебе чем-нибудь помочь? — ласково спросила Моника.
— Нет, спасибо, — наконец поднял глаза он. — Извините, если я веду себя невежливо. У меня в голове творится черт знает что.
— Милый, не извиняйся. Ты столько перенес. Веди себя так, как считаешь нужным, а если захочешь поговорить, мы с Харланом всегда готовы тебя выслушать.
— Спасибо.
Винсент вернулся к еде. Моника делала выразительные знаки глазами, требуя, чтобы я продолжил попытки. Я отогнал муху и прокашлялся.
— Винсент, наверное, я должен открыть тебе всю правду, хотя это очень тяжело. Я понимаю, что одним откровенным разговором нельзя исправить все, что сделано за последние пятнадцать лет, но я хочу, чтобы ты знал: я страшно сожалею о своих поступках и клянусь, что отныне буду с тобой честен. Моника права — мы рядом с тобой и выслушаем тебя в любой момент. Если ты желаешь меня о чем-то спросить, я отвечу без утайки. Наверное, у тебя скопилась куча вопросов.
Винсент отвел взор от пустой тарелки и угрюмо посмотрел на меня.
— Можно мне еще гамбургер?
Я расхохотался.
— Конечно. Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать.
138
В магазине «Севен-Элевен» я купил зубные щетки, пасту, аспирин, бритвенные станки и журналы «Роллинг стоун», «Пипл» и «Стар» — на их обложках были анонсы статей о певцах и актерах, для которых писал Винсент. Кассир высказался по поводу синяка у меня под глазом, подарив мне долгожданную возможность отпустить заранее приготовленную шутку: «Видели бы вы того, кто это сделал».
Я доверху наполнил бензобак и сел за руль. Мы ехали и ехали, пока я не почувствовал, что мне необходимо поспать. Около часа ночи где-то на просторах штата Нью-Мексико мы остановились в гостинице «Дейз Инн» под фамилией Дикинсон. Из соображений безопасности я снял один номер, чтобы мы все спали в одной комнате.
Винсент ушел чистить зубы, а Моника передала мне свой разговор с ним в кафе, где мы обедали. По словам Винсента, узнав о моей многолетней лжи, он чувствовал себя так, будто лишился не только матери, но и отца. Моника посоветовала мне еще раз поговорить с ним, но когда Винсент вышел из ванной, я смог лишь спросить, готов ли он ко сну. В ответ он молча кивнул и залез под одеяло. Мы с Моникой устроились на другой кровати, и я выключил свет.
— Спокойной ночи, Винсент, — сказала Моника.
— Спокойной ночи, Моника, — промолвил он.
— Спокойной ночи, Харлан, — пожелала мне жена.
— Спокойной ночи, Моника, спокойной ночи, Винсент, — произнес я.
— Спокойной ночи.
Плотные шторы делали темноту в номере непроницаемой, лишь под потолком мигал красный огонек пожарной сигнализации. Тишину изредка нарушал тяжелый стук дверей в коридоре. Я вспоминал, как в детстве мы с семьей выезжали на отдых и останавливались в гостинице. Я и мой брат любили дурачиться после того, как отец выключал свет в номере. Мы издавали непристойные звуки, копировали Сильвестра Сталлоне и болтали без умолку, словно не виделись целый день. В конце концов отец говорил: «Ну все, на сегодня хватит», но от этого мы смеялись еще сильнее.
— Знаешь, не все так плохо, — услышал я в темноте собственный голос. — Во всяком случае, у тебя нет туберкулеза и ты можешь больше не принимать таблетки. Все равно это были пустышки.
Ответом с другой стороны пропасти, разделявшей наши кровати, было молчание.
— А как тебе такой аргумент, — продолжал я. — Поскольку мы пытались сделать из тебя страдающего гения, то наши с тобой отношения идеально укладываются в схему.
Винсент не отзывался.
— В каком смысле? — спросила Моника.
— Многие великие люди конфликтовали со своими отцами. Я выяснил это, когда готовился к работе.
Комментариев не последовало.
— Однажды я вычитал интересный факт про Сальвадора Дали. Он выстроил замок для себя и своей жены, однако приходил туда только по ее приглашению. Гала служила Дали музой, и он специально лишал себя радости общения с ней, чтобы разлука вдохновляла его на творчество.
— Я слышала, что Дали рисовал какой-то мультфильм вместе с Уолтом Диснеем, — заметила Моника.
— Гении вроде Дали еще и приплатили бы за то, чтобы иметь такого жестокого менеджера, как я. Уверен, толпы богатеньких деток в академии могли бы воспользоваться моими услугами. Там полно унылых типов, которым не хватает источников вдохновения. Винсент, ты меня слышишь?
Он хранил молчание.
— Ладно, — сдался я, — спокойной ночи.
139
— Я никогда не видел своего отца, — раздался вдруг в темноте голос Винсента.
— Знаю, — ответил я.
— Как же тогда у нас с ним могли быть плохие отношения, если его вообще не существовало?
— Я имел в виду, что ты меня возненавидел, а я в некотором роде выполнял роль твоего отца.
— Да уж, — фыркнул Винсент.
— Не смейся. Поверишь ты мне или нет, но я всегда заботился о тебе. Даже подстраивая неприятности, я одновременно защищал тебя. Можно сказать, я по-своему занимался твоим воспитанием, как настоящий отец.
— Ты убил мою собаку.
— Я научил тебя переносить чужую смерть.
— Из-за тебя у меня высыпала аллергия.
— Ты начал сближаться с дурными людьми, такими, как Кристина Гомес. Я действовал во благо. Как ни абсурдно это звучит, вряд ли ты нашел бы более внимательного и заботливого менеджера, чем я.
— Харлан прав, — поддержала меня Моника. — Он всегда думал о тебе, Винсент. Когда мы только начали встречаться, я даже ревновала, потому что важнее тебя у него никого не было. Он любит тебя и не сомневался, что поступает тебе во благо. Я искренне в этом уверена, иначе не вышла бы за Харлана.
— Извини, что заставил тебя ревновать, — сказал Винсент.
— Ну что ты…
— Винсент, скажи, пожалуйста, ты веришь, что я действовал из добрых побуждений?
Я ждал ответа из темноты.
— Верю, но это не имеет значения. Ты разрушил мое понимание жизни.
— Каким образом?
— Я всегда ощущал себя неким элементом, фильтрующим все скверное. Если человек совершал поступок, вызывающий у меня злость и ненависть, я вдохновлялся своими эмоциями, и когда из-под моего пера выходило произведение, то негатив, пропущенный через меня, трансформировался в позитив, и в результате на свет рождалось нечто доброе и красивое. Я рассматривал свою жизнь именно с этой точки зрения, оправдывал этим все плохое, что со мной случалось, и мирился с судьбой. И вот оказывается, что кто-то еще считал меня фильтром. Ты использовал меня в качестве фильтра и даже получал за это жалованье.
— Я не испытывал удовольствия от своих действий. Для меня это тоже было пыткой. Прости. — Я не знал, что еще сказать, но теперь, немного расшевелив Винсента, хотя бы мог заснуть. Я надеялся, что однажды мы продолжим наш разговор при свете дня.
140
Не выспавшись, мы позавтракали и покинули гостиницу около восьми утра. Расплачивался я везде только наличными.
Винсент и Моника поинтересовались моим планом. Я сказал, что плана у меня нет — мы просто будем двигаться на восток, стараясь не привлекать внимания, и ночевать в гостиницах под вымышленными именами. Я добавил, что буду рад выслушать другие предложения. Моника спросила, нельзя ли нам немного пожить у ее родителей в Кентукки или у моих родственников в Миссури. Я объяснил, что появляться в столь очевидных местах сейчас опасно.
Мы двигались по сонному шоссе, пересекая северную часть Техаса. Я установил круиз-контроль на отметке шестьдесят пять миль в час, чтобы не нарваться на штраф за нарушение правил. Наверное, я вел себя как параноик, однако зная, что Прормпс имеет под рукой всемирную телерадиосеть «Ай-Ю-Ай-Глоуб-Тернер», я бы не удивился, если бы на другом конце страны нас поджидал отряд полиции.
Слушать музыку не хотелось, по большей части мы ехали молча. Где-то посреди Техаса Моника попыталась растормошить Винсента.
— Винсент, как ты себя чувствуешь?
— Нормально, а что?
— У тебя встревоженный вид.
— И сидишь ты тихо, как мышь. Я почти забыл, что ты едешь с нами, — прибавил я.
— Ерунда, — фыркнул Винсент. — Ты тоже не слишком разговорчив.
— Верно. Извини.
— Ему есть о чем подумать, — вступилась за Винсента Моника, — есть о чем помолчать.
— Если бы я мог перестать думать! — вдруг воскликнул Винсент. — С самого утра я начал прокручивать в уме свою жизнь, чтобы хоть как-то привести в порядок мысли.
— Тебе во многом нужно разобраться, милый, — проговорила Моника. — К счастью, Харлан рядом с тобой, и если ты захочешь прояснить какие-нибудь моменты, он тебе поможет.
— Помогу. Хочешь что-нибудь прояснить?
— Не знаю, — пожал плечами Винсент. — Скажи честно, ты подкупал детей в школе, чтобы они со мной не дружили?
— Нет. Это происходило само собой.
— Возможно, я буду приятно удивлен, если ты в подробностях расскажешь обо всем, что сделал. Может, ты обманывал меня вовсе не так часто, как кажется.
— Не исключено. Ладно, в подробностях — значит в подробностях. Даже не знаю, с чего начать, — проговорил я. — Пожалуй, первые признаки мизантропии проявились у меня в старших классах школы…
141
За окнами автомобиля мелькали бесконечные ряды высоковольтных линий, а я рассказывал Винсенту историю его жизни, неверно описанную им в сценарии к фильму «Харлан и я». Я изложил все детали, начиная с выбора, который предоставил ему в семилетием возрасте, и заканчивая моим последним разговором с Прормпсом. Да, я вмешивался в его личную жизнь; нет, к его прыщам я отношения не имею; да, я пичкал его амфетаминами, чтобы увеличить работоспособность; нет, депрессантов я ему никогда не давал; да, я выдумал туберкулез; нет, сифилис я не подстраивал. И — нет, у меня и в мыслях не было доводить его до самоубийства.
— Можно теперь я у тебя кое-что спрошу? — осторожно взглянул я на Винсента, освободившись наконец от накопившейся лжи.
— Спрашивай.
— Ты меня в чем-нибудь подозревал?
— Сам знаешь, я никогда не верил до конца, что болен туберкулезом. И мне всегда казалось, что ты против моих встреч с девушками.
— Прости.
— Мне очень не понравился твой ночной визит в магазин к Джейн. Я понял, что дело нечисто. Знаешь, сейчас, когда ты мне все рассказал, я вдруг вспомнил. Я почти уверен, что она передала мне разговор с тобой, но я так напился, что забыл об этом. Тебе повезло.
— Она была обязана молчать. Если бы я знал, что она все разболтала, то не посылал бы ей чеки.
— Неприятно, когда тебя обманывают, да?
— Винсент, брось. Я заслужил любые твои упреки, но, с другой стороны, большинство страдающих гениев по жизни были неудачниками, и их творения дошли до публики только после смерти авторов. Пусть я чудовище, зато благодаря мне ты жив и добился огромного успеха.
— Ты не давал мне радоваться.
— Да, знаю. Я отвратителен, я противен самому себе. Но моя задача — уберечь тебя, поэтому мы и колесим через всю страну.
— Почему ты уверен, что меня хотят убить?
— Прормпс не однажды намекал на это, а сейчас у него есть все основания убрать тебя. Он понял, что ты не вернешься в «Новый Ренессанс». Сделать еще больше денег на твоем имени можно, только если ты будешь мертв. В любом случае он на это рассчитывал. Беспроигрышный вариант, говорил он. Мертвую звезду гораздо легче продвинуть на рынке, а насильственная смерть — вообще подарок. Ты мгновенно станешь легендой.
— Вряд ли он нас найдет.
— Он — бывший исполнительный директор крупнейшей в мире медиа-компании, свои люди найдутся у него везде, где протянуты электрические провода. Хочешь выйти?
— Нет. Не желаю, чтобы меня продвигали на рынке.
142
Мы пересекли границу штата Оклахома и остановились перекусить в «Макдоналдсе». Стоя в очереди, я заметил позади нас подростка в футболке с надписью «Извинения принимаются», надетой поверх трикотажной фуфайки с капюшоном. Обычный прыщавый мальчишка в кроссовках «Найк».
— Вон тот молодой человек пишет песни для твоей любимой группы, — сообщил я, показывая на Винсента.
— Врешь, — сказал подросток.
— Честное слово. Его зовут Винсент Спинетти. Можешь прочесть его фамилию на вкладышах к компакт-дискам.
— Что, правда? — выдохнул парнишка.
Винсент кивнул.
— Какие именно песни ты написал?
— «Пес по имени Пафос», «Бог прижался лбом к моему стеклу», ну и другие.
— Эти — самые здоровские.
— Спасибо.
— Просто из любопытства — а чем тебе нравится эта группа? — спросил я.
— Не знаю, — озадаченно протянул подросток. — Просто потрясная команда.
Подошла наша очередь. Дождавшись заказа, мы уселись на жесткие пластиковые стулья в зале для некурящих. Я занялся рыбным филе и только тут заметил, что Моника за последние несколько часов не проронила ни слова.
— Детка, ты в порядке? — встревожился я.
— Да, — ответила она, не поднимая глаз.
— Моника, что случилось? — Видеть ее нахмуренное лицо было для меня невыносимо.
— Ты обманывал меня.
— В чем?
— Ты продолжал мучить Винсента уже после того, как пообещал мне, что прекратишь.
— Ox. — Я не сразу сообразил, что, разговаривая с Винсентом в машине, выдал и этот секрет. — Я ведь объяснял, что Прормпс загнал меня в угол.
— Понимаю. Мог бы не таиться от меня.
— Прости. Я чувствовал себя ужасно, но считал, что это единственный шанс вытащить нас с Винсентом. Пожалуйста, прости меня. — Я легонько сжал ладонь Моники.
— Я прощаю тебя, — печально сказала она.
— Милая, мне очень жаль, что так вышло. — Я встал из-за столика, подошел к Монике и обнял ее. Мы поцеловались и вернулись к еде. Глядя на нас, Винсент улыбнулся.
143
После «Макдоналдса» я заполнил бензобак на заправке «Ситго», и мы опять двинулись на восток через Оклахому.
— Винсент, скажи Харлану то, о чем говорил мне на заправке, — попросила Моника.
— Вряд ли ему интересно, — отмахнулся Винсент.
— Мне очень даже интересно, — сказал я.
— Я говорил Монике, что весь проект и особенно его секретная часть изначально были созданы на неверной основе.
— Гм… Почему ты так думаешь?
— Прежде всего «Новый Ренессанс» исходит из принципа, что искусство и развлечение — одно и то же, хотя это совсем не так.
— Согласен. Перед нами как раз и стояла задача сблизить их.
— Вам следовало бы пестовать писателей и художников, а не телесценаристов и поп-композиторов.
— Наша аудитория — широкие массы. Писатели и художники уже не имеют того влияния на массового зрителя и слушателя, что раньше, их место заняли актеры, спортсмены и рэперы. Мы посчитали, что наиболее эффективный способ поднять уровень культуры — повысить качество произведений, которые преподносят публике наши звезды.
— Ты еще говорил про неестественность методов, — напомнила Моника.
— Да. Метод, с помощью которого вы искали потенциальных гениев, слишком неестественный, — продолжал Винсент. — Моя мать наткнулась на объявление в газете, а потом меня отобрали на основе телефонного собеседования. Настоящие таланты раскрывают не так.
— Идея была не моя.
— Ну и этот ваш секретный проект или эксперимент — называй как хочешь… Сплошная нелепость. Эксперименты ставят в науке, а в ней нет ничего от искусства. Вы ставили надо мной опыты и, словно в лабораторной работе, помещали в соответствующие условия, чтобы сделать из меня гения. Искусство должно развиваться органично, оно не терпит механической обработки и управления.
— Тогда скажи, почему наш эксперимент удался?
— Наверное, потому что индустрия развлечений — это серьезный бизнес, а бизнесом можно управлять. Как и людьми, в нем участвующими Только я бы не назвал эксперимент удачным.
— Почему?
— Я больше никогда не буду писать. Не думаю, что ты ждал такого итога.
144
К восьми часам вечера открытое пространство надоело мне до тошноты. Едва наш автомобиль пересек границу Арканзаса, мы свернули с дороги и остановились в отеле «Бест вестерн», записавшись под фамилией Плат. Пока Винсент и Моника устраивались в номере, я наполнил ведерко для льда и взял из торгового автомата три банки «кока-колы» по совершенно жуткой цене. Остаток вечера мы провели, глядя в телевизор. Винсент лежал на одной кровати, я и Моника — на другой, сбросив обувь на пол.
Телевизионный пульт я вручил Винсенту. В отеле имелось кабельное телевидение, в том числе канал «Живопись», но поскольку был понедельник, Винсент предпочел кетч-состязания на канале, круглосуточно транслирующем рестлинг. Я одобрил его выбор — в конце концов передача нас рассмешила. Борцы развлекали публику на славу.
Во время рекламной паузы Винсент начал переключать каналы и наткнулся на телесериал, снятый по его сценарию. Это была «черная» комедия под названием «Не все дома», посвященная обитателям психиатрической лечебницы. Винсент успел написать второй и третий сезоны, действие которых происходит соответственно в реабилитационной клинике и загородном санатории. Предполагалось, что место действия периодически будет меняться, чтобы зрители не теряли интереса к перипетиям судьбы основного персонажа — алкоголика, совершившего неудачную попытку самоубийства. Сериал получился одновременно смешным и умным и имел большой успех, отчасти благодаря исполнителю главной роли, любимцу американской публики Джошу Хартнетту. Меня разбирало любопытство, кто же будет писать сценарий после исчезновения автора первых трех сезонов.
Сериал закончился, и Винсент еще немного пощелкал кнопками, пока не остановился на новостях шоу-бизнеса. Шел репортаж о смерти Стивена: показали, как из дома выносят пластиковый мешок с телом. На пресс-конференции представитель полиции заявил, что это самоубийство. Голос за кадром поведал о блестящем исполнительском мастерстве Стивена в его последней роли, на экране мелькали фрагменты из «Нереальной женщины». Премьера картины в кинотеатрах была запланирована на среду. Мы решили обязательно сходить на фильм в первый же день, в каком бы городе ни оказались.
Посмотрев ночное шоу Дэвида Леттермана и вдоволь насмеявшись, мы пожелали друг другу спокойной ночи.
145
Рано утром мы позавтракали в кафе «Денни» и продолжили путь на восток. Ехали в течение примерно шести часов, а затем, уже в Теннесси, остановились на ленч, решив перекусить в небольшом семейном ресторанчике, названия которого я не запомнил.
За ленчем мы с Моникой вспомнили, что всегда хотели побывать в Грейсленде. Винсент тоже изъявил желание осмотреть дом Элвиса Пресли, и мы договорились заглянуть туда, раз уж все равно направляемся в сторону Мемфиса. Знаменитое поместье нашли не без труда, однако выяснилось, что по вторникам экскурсий не проводится. Этот факт не очень нас расстроил; мы жутко устали колесить по стране, а наши страхи по поводу встречи с дешевым наемным убийцей отступили. Настало время отдохнуть, поэтому мы решили сделать короткую остановку в Мемфисе.
Я не удержался от соблазна и выбрал нашим пристанищем «Отель разбитых сердец». Узнав, что в отеле есть специальные «тематические» номера, оформленные в определенном стиле, Винсент непременно захотел поселиться в люксе с названием «Пламя любви» и сказал, что лично за него заплатит. Я посоветовал ему поберечь деньги и сам забронировал для нас этот номер, зарегистрировавшись под фамилией Вулф.
Мы подивились аляповатой роскоши люкса, интерьер которого выглядел так, будто перед нашим приходом по нему носился пьяный херувим, на лету изрыгающий кровь. Алым в комнатах было абсолютно все; буйство красного цвета вызывало ощущение какой-то нездоровой, безумной романтики, навевая ассоциации с детской спаленкой Сатаны.
Несмотря на возможность бесплатно смотреть лучшие фильмы по кабельному каналу Эйч-би-оу, к вечеру телевизор нам изрядно надоел. Я предложил прогуляться, Моника и Винсент не возражали. На маленьком автобусе «Элвис-экспресс» мы добрались до Бил-стрит, знаменитой улицы блюзов (кстати, одного из развлекательных жанров), которую иногда также называли колыбелью рок-н-ролла.
После ужина в «Хард-рок кафе» мы исследовали прилегающие улочки и посетили пару-тройку клубов, где слушали музыку и заказывали любимые сорта пива. В одном из таких заведений Винсент отлучился в туалет, а у нас с Моникой произошел важный разговор. Он длился всего три минуты, так как по возвращении Винсента нам пришлось его оборвать.
— Как тебе здесь? — спросила Моника.
— Сам не знаю. В клубе мне нравится, но блюзовая музыка вызывает у меня непонятные чувства. Блюз заставляет меня грустить.
Мы с Моникой рассмеялись.
— Послушай, Винсент, — сказал я, — у нас есть к тебе предложение.
— Выкладывайте.
— Ты наверняка до сих пор злишься на меня за все, что я тебе причинил, и это вполне понятно.
— Я тебя простил.
— В самом деле?
— Да.
Я предположил, что великодушие Винсента связано с количеством выпитого пива «Коорс лайт», но меня это устраивало.
— Какое у вас ко мне предложение?
— Когда мы с Моникой обустроимся в собственном доме — правда, не знаю, где и когда, но как только это случится, мы хотели бы, чтобы ты жил с нами.
— Мне надо подумать, — улыбнулся Винсент. — Хотя, признаюсь, звучит заманчиво.
Мы подняли тост за будущее.
146
На следующий день мы пошли в «Супер Уол-Март» и купили Винсенту рубашки, брюки, белье и джинсовую куртку, поскольку он не менял одежды уже пять дней. Затем мы отправились в Грейсленд.
На лужайке перед домом мы увидели рождественскую сцену и огромную фигуру Санта Клауса с надписью на табличке: «Желаю всем счастливого Рождества! Элвис». Во время часовой экскурсии по особняку нам показали первый этаж, знаменитую комнату «Джунгли» и бильярдную. Повсюду пламенели пуансетии. У могилы Элвиса Винсент начал хихикать, а глядя на него, прыснули и мы с Моникой. Экскурсовод недовольно покосился на нас, и мне пришлось приструнить Винсента.
В тот день ничто не предвещало беды. Мы смеялись и вели себя как нормальные люди, будто Стивен и Вероника не погибли, будто Винсента долгие годы не подвергали пыткам. Мы старались не обсуждать эти мрачные темы, словно обычная семья.
Вернувшись в кроваво-красный люкс, мы удобно расположились на диване и стали смотреть специальный канал, по которому двадцать четыре часа в сутки крутили фильмы с Элвисом. Еду мы заказали в номер, а после ужина поехали в кинотеатр на фильм «Нереальная женщина». Премьера, назначенная на семь двадцать вечера, собрала полный зал ценителей хорошего кино. Винсент предпочел сесть на заднем ряду, и я подумал, что ему хочется понаблюдать за реакцией зрителей.
Ожидания оправдались: актерская игра Силвейна завораживала, он был создан для этой роли. В конце фильма, когда герой Стива расстается с девушкой, в зале со всех сторон слышались всхлипы и приглушенные рыдания.
Моника тоже тихонько плакала. На выходе из кинотеатра она обняла Винсента.
— Милый, это потрясающе красивая история, — шмыгая носом, проговорила она. — Ты — гений.
— Благодарю.
— Поздравляю. Мне очень понравилось, — сказал я и пожал Винсенту руку.
— Спасибо, что продал мой сценарий, — улыбнулся он.
— Спасибо, что написал его, — ответил я.
147
Когда мы вернулись в номер, Винсент как-то забеспокоился. Он пристально смотрел на нас с Моникой и всякий раз отворачивался, поймав мой или ее взгляд.
— Винсент, с тобой все в порядке? — спросил я.
— А что?
— По-моему, ты чем-то взволнован.
— Да просто подумал… Ребята, а не хотите отпраздновать выход моего фильма и чего-нибудь выпить? — мучительно краснея, произнес Винсент.
— Согласен, — кивнул я.
— Отличная идея, — поддержала Моника.
Я заказал в номер бутылку виски, которую тут же принесли, и втридорога купил в автомате банку «кока-колы» для Моники, так как она любила смешивать эти два напитка. Сам я предпочел виски с водой, а Винсент — неразбавленный со льдом.
За выпивкой мы обсуждали фильм. Великолепную картину не смогли испортить даже исполнители эпизодических ролей — знаменитый рэпер совершенно бандитского вида и «девушка месяца» из журнала «Плейбой». Моника преклонялась перед талантом Винсента и безудержно осыпала его похвалами. Такое внимание было ему очень приятно.
По прошествии некоторого времени бутылка опустела, и я заметил, что Винсент постоянно щурит один глаз.
— Ты чего подмигиваешь? — спросил я.
— Слишком долго носил линзы. Боль просто адская. Их давно пора снять, но это моя единственная пара, и мне некуда их положить — нет раствора.
— Хочешь, я съезжу куплю раствор?
— Нет. Дай мне ключи от машины. Я сам поеду.
Он знал, что я его не отпущу.
— Тебе нельзя садиться за руль, раз у тебя болит глаз, да и выпил ты больше моего. Я привезу раствор.
— Правда?
— Правда.
— А можно тогда я полежу здесь? Меня что-то подташнивает.
— Конечно. — Если на то пошло, мне и самому требовался раствор для контактных линз. — Моника, позаботься о Винсенте, ладно?
Жена отозвалась деликатной отрыжкой.
— Все ясно. Винсент, будь добр, пригляди за Моникой.
Мне пришлось объехать всю округу, пока я нашел открытый магазин, где продавался раствор. В отель я вернулся почти через час, около одиннадцати. Вставляя ключ в замок, я слышал, как за дверью поет Элвис.
В гостиной, где мы пили виски, никого не было. По телевизору шел фильм с Элвисом, почему-то на оглушительной громкости. На журнальном столике я заметил бутылку абсента, почти пустую. Мне сразу стало не по себе.
Я подошел к дверям спальни и увидел бледную плоть, колыхавшуюся в алых простынях. Зрелище до сих пор стоит у меня перед глазами.
Я смотрел не больше трех секунд, затем вернулся в гостиную, поставил флакон с раствором для линз, вытащил из бумажника и карманов все деньги и положил их на столик. В «бардачке» моего «вольво» оставалось еще предостаточно купюр.
Я не забрал с собой никаких вещей, просто ушел, и все. Сел в машину и уехал прочь, сперва по городскому шоссе, потом по автомагистрали, через весь штат, свободный и несчастный. Таким я остаюсь и шестнадцать лет спустя.