Приехал из райцентра человечек в дорогом костюме и с чемоданчиком и доходчиво объяснил опакляпсинцам, что, оказывается, живут они в Опакляпсино незаконно, ибо землю их еще в девяностые приватизировал некто Андрей Сергунцов. Сергунцова через полгода после этого застрелили, и собственность перешла его жене. Жена вышла замуж за какого-то Бертельсмана. Через год жена загадочным образом утонула, и земля перешла к вдовцу. Тому вскоре засунули за большие невозвращенные долги паяльник в задний проход, и он переписал свою собственность на какого-то Куняева. Куняева ткнули заточкой во время потасовки в бане, и земля перешла его сыну. Сына припугнули конкуренты, и он переписал землю на какого-то Гуревича. Гуревич подарил эту землю в качестве свадебного подарка своему любимому племяннику. При разводе племянник отдал ее бывшей жене, которая теперь при поддержке своего нынешнего мужа-олигарха хочет построить здесь ликеро-водочный завод.
— И что? — спросили опакляпсинцы, удивленные, что все это время, пока они жили, за их спинами велась такая кровавая бойня, и еще более удивленные тем, что кто-то в этой бойне выжил и даже предъявляет какие-то права.
— Да, собственно, ничего, — пожал плечами человек с чемоданчиком. — Все ваши халупы стоят здесь незаконно. Живете вы здесь незаконно. И даже воздухом местным дышите незаконно. Посему на следующей неделе сюда приедут бульдозеристы и будут ровнять ваши постройки с землей. Из чего мой добрый совет: собирайте, что успеете собрать, и доброго пути.
— А кто ж нашу землю-то продал? — удивились опакляпсинцы.
— Глава вашего поселкового совета Дружников.
— Так Дружников уже сто лет назад коньки отбросил, — возразили опакляпсинцы. — И потом, наши-то подписи где?
— Что там ваш Дружников отбросил, коньки, санки или горные лыжи, мне как-то все равно, — вежливо ответил человек с чемоданчиком. — А ваши подписи — пожалуйста.
Тут он достал мятый лист бумаги и пустил его по рукам.
— Рвать не рекомендую, — добавил он все тем же вежливо-равнодушным тоном. — Заверенная нотариусом копия имеется у владельца земли.
И вспомнили тут опакляпсинцы, что действительно было дело: ходил по избам Дружников и что-то про приватизацию говорил. Выплачивал какие-то небольшие деньги, давал какие-то то ли ваучеры, то ли еще что, подсовывал какие-то бумажки, а они подписывали.
— И куда ж нам теперь деваться? — удивились опакляпсинцы.
— Ну, это уж ваше дело. Наверное, в райцентр, потому как вся деревня, а также прилегающие к ней два поля и вон тот лес — все находится во владении госпожи Гуревич.
После этого человек с чемоданчиком забрал листок с подписями и, сев в дорогой джип, уехал.
— Вот тебе и счастье, — пробормотал Дегтярев.
— Да уж, — эхом отозвался Супин.
— Как же так, братцы? — возмутился Кирьянов. — Мы, выходит, зря подарки Антихристу дарили? Я вон сколько кротов сжег понапрасну! А в результате нам всем отсюда выметаться надо? Это что ж за счастье такое, а?
После этого все стали так галдеть, что сами себя не слышали. Кричали, конечно, что Антихрист во всем виноват, что зря они с ним цацкались, зря понадеялись, что с ним, иродом, по-хорошему можно договориться, зря деду Митяю не верили, а поверили алкашу Леньке.
— Гнать взашей его надо! — заверещала Раиса, перекрывая своим ультразвуком весь сводный хор опакляпсинцев.
— Да нас самих гонят! — тихим басом возразил Бутко.
— Не дело, Раиса, говоришь! — возмутился Супин. — Ну прогоним, и что это даст? Нам нужно ситуацию исправлять.
— Это как? — удивился чей-то женский голос.
— А то не знаешь, — издевательски ответил ей чей-то мужской. — Мы от Бога отвернулись, вот он нас и наказал.
— Стоп, стоп, — сказал растерянный Дегтярев. — Кто нас наказал, я не знаю. Но выход у нас один — Антихриста надо уничтожить. Таким образом, мы сразу двух зайцев уложим: и Сатане отомстим, и к Богу вернемся. Он нас и поблагодарит.
— Это как же? — усмехнулся кто-то.
— А так, — нисколько не смутившись, ответил Дегтярев. — Слыхал, как они за нашу землю друг дружку кочерыжили? Заточка в живот, паяльник в жопу. И чует мое сердце, что если Бог нас простит, то и эту Гуревич, которая водочный завод строить здесь хочет, кто-то добрый от имени Бога, конечно, утюгом по самое не балуй приложит. А дальше все про нас снова лет на двадцать забудут.
— А как же Антихриста уничтожать будем? — спросила Антонина.
— В этом-то и заковыка, — почесал затылок Дегтярев.
— Если Кузьку убьем, Мишка расстроится, — сказал Сенька Образцов. — Он сына долго ждал.
— Ну, во-первых, сын он ему или нет — это бабушка надвое сказала, а во-вторых, иного способа вернуть расположение Бога я не вижу.
— Да утопить, и делу конец, — раздался чей-то нетрезвый голос.
— Да он и из дому-то не выходит.
— Значит, спалить. Надо только так обставить, что вроде как несчастный случай.
— Да? — язвительно усмехнулся Супин. — И как же ты это сделаешь?
Он стал искать глазами говорившего, но тот уже пробился сквозь толпу. Это был Лешка по кличке Бензовоз — он когда-то водил бензовозы.
— А это просто. Сарай у Тимохиных соломой крытый. Стоит впритык к дому. Дом деревянный. Вывод: если загорелся сарай, огонь перекинется на дом.
— Ну и что?
— Ну и то. Выжидаем грозу. А сейчас их в июле что блох на собаке. И тихонько обливаем дом Тимохиных бензином. И вжик — дома нет. Приехала комиссия, а тут и свидетели: гроза была, молния в сарай попала и усе.
— Что «усе»?
— Со сна выбраться не смогли.
Опакляпсинцы задумались — все ж таки живьем людей палить не хотелось.
— Мишку жалко, — сказал Сенька Образцов. — Да и кто ж поджигать будет?
— Да я и подожгу, — пожал плечами Лешка. — Скиньтесь мне на пузырь и всё. А Михаила… Михаила ты из дому и попроси — мол, дело есть срочное. Отведи к себе на разговор, а мы всё и обтяпаем.
— А если грозы не будет? — недоверчиво спросила Антонина.
— Не ссы, Антонина, будет. Облака вон какие красные, да и солнце светит тускло. Гроза со дня на день будет.
— Ну, дай-то бог, — вздохнула Антонина и перекрестилась.
Следом поспешно перекрестились и остальные опакляпсинцы.
Ночью Кузя проснулся от далекого громыхания. В оконное стекло барабанили ветки яблони. В комнате было прохладно, свежо.
Кузя посмотрел на дверь и увидел полоску света на полу — родители явно не спали. Он вскочил с кровати и протопал до двери. Споткнулся о стоящую почему-то посреди комнаты сумку и упал.
— Ну вот, — услышал он мамин голос, — Кузька проснулся.
— Ну и слава богу, — ответил ей папа. — Тем лучше.
Долго, долго пыжилось темное небо. Воздух дрожал, колебался и, наконец, хрустнул расколотым арбузом. Вспыхнула молния, и через пару секунд зарокотал гром. По листьям жирными червяками заскользили капли, и Опакляпсино в считаные секунды накрыло небесным дуршлагом.
И словно по сигналу, несмотря на поздний час, в домах опакляпсинцев неожиданно засветились окна, заскрипели калитки, захлюпала под сапогами мокрая глина. Опакляпсинцы, словно молчаливая армия восставших из могил мертвецов, стали собираться в ручейки, которые текли по кривым улочкам деревни, соединяясь в мутный селевой поток, направляющийся к дому Тимохиных — самому темному в этот момент во всей деревне.
Когда цель была почти достигнута, поток этот остановился и рассосался, словно впитался в землю. Все попрятались за деревьями и стали ждать. Первым пошел Сенька Образцов. Он молча прошел через тимохинскую калитку, словно бесплотный дух сквозь стену. За ним перебежками, то и дело останавливаясь и вытирая мокрое от дождя лицо, к забору подкрался Леха Бензовоз — и руках у него было две канистры. Зеваки-зомби смотрели за разворачивающимся действием из своих укрытий. Сенька поднялся по ступенькам на крыльцо, набрал и легкие воздуха и осторожно постучал в дверь. Потом постучал громче. Кулаком. Потом несколько раз ногой. Потом дернул ручку двери, и дверь неожиданно отворилась.
Леха Бензовоз вытянул шею, пытаясь разглядеть, что там происходит. Прошло не меньше минуты. Опакляпсинцы стали опасливо выходить из-за деревьев, заборов, кустов, словно материализовались в атмосфере. Они переглядывались и вопросительно вскидывали головами — ну, что там?
В доме Тимохина неожиданно зажегся свет, а через пару секунд на пороге появился растерянный Образцов. Он просто стоял и молчал.
Опакляпсинцы, потоптавшись на месте, не выдержали и пошли к дому.
— Ну, что там? — крикнул кто-то Сеньке из-за забора.
Сенька развел руками и хрипло гаркнул:
— Уехали!
В ту же секунду опакляпсинцы бросились к дому, сметая на своем пути и калитку, и забор, и друг друга. Взбежали по ступенькам, рванули внутрь — в доме было холодно и пусто. В углу грибным наростом виднелся старый платяной шкаф. У стены стоял протертый диван. На нем валялся мятый глянцевый журнал.
— Да как это? — возмутился кто-то. — Даже не попрощавшись, что ли?
— Стало быть, не попрощавшись, — хмуро ответили ему из-за спины.
— А куда же корову дели? А курей?!
— Так это… — раздался смущенный женский голос. — Курей я у Таньки купила. А корову — Маринка-соседка. Танька сказала, что деньги больно нужны, ну, мы и сговорились.
— Так, а что же вы молчали?! Тимохины-то, оказывается, давно переезжать собрались!
— Так откуда ж мы-то знали? Мало ли чего бывает, когда деньги нужны!
Притихли опакляпсинцы. Ищи теперь ветра в поле. Упустили Антихриста и свое счастье. Хотели сначала с досады дом спалить, тем более что Леха Бензовоз порывался — зря, говорил он, я, что ли, две канистры приволок? Но его никто не поддержал. Помолчали, помолчали, да и разошлись по домам горе водкой заливать.
Остаток недели вещи собирали. Кое-кто, конечно, грозился бульдозеристов не пустить и даже как под гусеницы лично лечь, но и те, побуянив, тоже стали готовиться к неизбежному.
Да только на следующей неделе никто не появился. И на послеследующей. И на послепослеследующей. Так и не поняли опакляпсинцы: а приезжал л