Их несравненный владыка — Сулейман Великолепный, от одного упоминания имени которого бросает в дрожь любого венецианца, самый богатый и самый могущественный в мире правитель империи, простирающейся от Крыма до Геркулесовых столбов, от Венгрии до Багдада. Тонкий знаток психологии отдельных людей и целых народов, он восседает на троне в Константинополе, окруженный аурой непобедимого воина и мудрого тирана. Нельзя предстать перед его светлыми очами, не упомянув о его завоевании Месопотамии и не вспомнив о том, как он лично привел свои войска под стены Вены, разгромил Карла V в битве при Мохаче. Этот человек, лишь кивнув головой, может перекрыть торговые пути на Восток, превратив Венецию в захолустный портовый городишко.
Если он спросит меня о континенте, на который распространяются его владения, я расскажу ему свою историю. И я надеюсь, что он оценит ее выше доклада какого-нибудь посла.
Из нее не извлечешь никакого урока. Никакого плана, которому надо следовать. Я пока жив, вот и все. Я лишь разделил мир на две части, оставив вторую половину мира, ту отдаленную землю, которую я видел удаляющейся в дымке под небом зимнего дня, и мне больше нечего делить. Я оставил ее правителям, укрепляющим свои троны и решающим, какую веру исповедовать их подданным; новым банкирам, которые готовятся занять место Фуггеров, цитируя Кальвина по памяти. Самому Кальвину, отправившему на костер Мигеля Сервета, ученого и богослова. Я оставил ее сжигающим книги инквизиторам; Реджинальду Полу, который еще вчера был защитником примирения с протестантами, а сегодня стал архиепископом Кентерберийским и преследует протестантов в Англии.
Но в первую очередь, я оставил ее архитектору Плана, который сейчас претворяется в жизнь. Джованни Пьетро Караффе, воссевшему на Святой престол под именем Павел IV, в возрасте семидесяти девяти лет, 23 мая 1555 года.
— Все еще в постели?
Как она вошла в комнату, я не слышал. Я, бормоча себе под нос, поворачиваюсь.
Беатрис склоняет голову, чтобы встретиться со мной взглядом:
— Султан будет недоволен, если ему придется ожидать двоих неверных вашего ранга.
Сидя в постели, я обвиваю одной рукой ее талию, крепко обнимая другой.
— Заставляй могучих ждать и показывай, что ты их не боишься.
— Да, и он отрубит тебе голову.
Мы смеемся. Я с трудом поднимаю себя и тащусь в ванную, отраду моей старости. Каждый раз, когда моя нога ступает туда — а это происходит по крайней мере дважды в день, — я испытываю одновременно и настоящий шок, и удовольствие от условий собственной жизни. Пол и стены выложены синей плиткой. Большая ванна занимает целую стену, в два локтя длиной. Ее постоянно можно наполнять из двух труб, по которым течет горячая и холодная вода. Вода, нагревающаяся в цистерне на верхнем этаже, стекает вниз, как только пожелаешь, и смешивается с холодной, которая течет по другой трубе.
В этом городе мечты ванные — признак высшей цивилизации, заботы о теле и гигиены, неизвестной в Европе. Они повсюду всех форм и размеров, и все они предназначены для восстановления тела и духа от усталости и жаркого климата.
Я погружаюсь в тепло и лежу неподвижно. Пусть султан подождет.
Йозеф, ворвавшись в комнату со страшным шумом, прекращает мое сонное блаженство.
— Не вздумай утопиться, старик!
На нем — его лучшая одежда: любимые высокие сапоги, широкие светлые шаровары, длинная блуза на пуговицах с вышивкой на груди, за поясом — изогнутый кинжал с инкрустированным лезвием, на голове — типичный для этих земель голубой головной убор с белым пером, прикрепленным золотой булавкой.
— Есть и другие люди, с которыми мы должны встретиться до аудиенции у султана. Заканчивай быстрее, Самуэль ждет тебя уже целую вечность. Порядки этого города превратили тебя в законченного лентяя.
Он бросает кусок мыла в воду, фонтаном брызгающую мне в лицо. Протягивает мне большое полотенце:
— Пошевеливайся!
На громадном крытом базаре можно найти все, что душе угодно. Пройдя между громадным количеством скамеек по узким коридорам, тянущимся вдоль лавок, в сопровождении Самуэля и Йозефа, направляющих мои неуверенные шаги, мы входим в заведение, где выставлены специи и злаки.
Воздух наполнен всеми мыслимыми ароматами. Повсюду внутри — низкие столики, ковры и кушетки, занятые людьми, увлеченными деловыми переговорами, болтающими или курящими кальян.
Два жирных улыбающихся османа выходят нам навстречу, изгибаясь в любезных поклонах.
Один горячо обнимает Йозефа, затем обращается ко второму:
— Это знаменитейший Йозеф Насси, вошедший в легенды. А это — его брат Самуэль, прославившийся не меньшим мужеством. — Он сияет. — В Венеции эти люди, известные как Жуан и Бернардо Микеши, считаются главными врагами Светлейшей за все, что они сделали для наших друзей. Если они вернутся в Венецию, их, без сомнения, распнут на колонне Сан-Марко.
Оба смеются от удовольствия, его компаньон заметно удивлен.
Очередь говорить Йозефу, сефарду:
— Но все это не исключает, что мы вернемся туда однажды. Несмотря на своих хозяев, Венеция — великолепный город. Господа, представляю вам моего компаньона, Исмаэля, Путешествующего по Миру, того, кто добрался сюда из холодных северных земель, пережив все мыслимые и немыслимые приключения и став врагом всех правителей Европы.
Оба толстых торговца вновь кланяются с совершенно равнодушным видом.
Они предлагают нам сесть, один из них начинает наполнять чем-то кальян, второй — просит Йозефа рассказать его товарищу о невероятном бегстве из Венеции.
— В другой раз. Нас ждут при дворе, и я не хочу терять то немногое время, которое у нас осталось, на пустые россказни. Лучше поговорим о делах.
— Конечно же. — Моментально следует хлопок в ладоши, и мальчик в белой тунике приносит поднос с дымящимся кувшином и несколькими чашками.
Слуга разливает дымящуюся жидкость с сильным незнакомым ароматом.
Я смотрю на Йозефа.
Он обращается ко мне на фламандском, языке далеких времен Антверпена.
— Именно это дело мы и собираемся обсудить. Попробуй.
С подозрением делаю глоток. Горячая жидкость льется в горло: сильный, чуть горьковатый вкус, затем — неожиданное ощущение прилива сил и обострения чувств. Я делаю еще один глоток, и на языке остаются зернышки, осевшие на дне чашки.
— Замечательно, но я не понимаю…
— Это называется кофе. Его зерна собирают с растения, распространенного в отдельных районах Аравии.
Торговец вручает нам мешочек с зелеными бобами, и Йозеф берет оттуда пригоршню.
— Их жарят и перемалывают в порошок, а потом заваривают кипятком. В Европе от этого напитка сойдут с ума! — Он интуитивно ощущает мое недоумение. — Султан демонстрирует, как высоко ценит услуги и информацию, которую мы ему предоставляем, но всегда надо иметь и другие проекты, несколько дел, которые можно развивать. Поверь мне, в Европе множество людей, один за другим, оценят те маленькие удовольствия, которые придают жизни вкус.
Я улыбаюсь и думаю о своей ванне, полной горячей воды.
Йозеф продолжает:
— Здесь уже открылись заведения, где можно отведать этот тонизирующий напиток. Такие местечки, как это, где можно поговорить, заключить сделку и покурить табак из этих фантастических трубок с водой. Вот увидишь, понадобится совсем немного лет, чтобы ввести подобные привычки и в Европе. Нам надо лишь начать рассылать мешочки с этими драгоценными бобами по нашим торговым путям и показывать, как их использовать.
— В Европе не ценят удовольствий, Йозеф, ты это знаешь.
— С Европой покончено. Теперь, подписав этот договор, они снова начнут воевать между собой, лелея варварскую мечту о мировом господстве. Весь остальной мир принадлежит нам.
Мальчик-слуга вновь наполняет чашки.
Я делаю глубокую затяжку из кальяна. Все тело расслабляется, и я растягиваюсь на кушетке.
Я улыбаюсь. Не существует такого плана, в котором можно было бы все предусмотреть. Одни воспротивятся ему, другие дезертируют. Время по-прежнему будет награждать победами и поражениями тех, кто продолжит борьбу.
Я с громадным удовольствием делаю новый глоток.
Мы заслужили тепло наших бань. Возможно, эти дни пройдут без болей.
Никогда не стоит следовать какому-то плану.