— А ведь ты сам учил меня заводить высокопоставленных друзей.
Он качает головой и прощается с печатником по-испански. На улице ждут Бернардо и Дуарте — коробки с книгами погружены и закреплены ремнями.
Жуан обнимает меня за плечи:
— Hasta luego, amigo.[82] Увидимся весной.
— Передавай от меня привет крошке Перне.
Кивок двум его спутникам, и повозка трогается.
ГЛАВА 22
Венеция, 11 февраля 1547 года
Девушка рассказала, что клиент был смуглым, довольно высоким, с вытатуированной сиреной на плече.
Девушка рассказала и то, что он непрерывно играл в кости: один кубик постоянно был у него в руке, потому что он обожает азартные игры, а чем чаще он прикасается к костям, тем ласковее с ним обходится фортуна.
Девушка плакала. Потому что такие порезы, зарубцевавшись, оставляют длинные белые шрамы, которые в морозные дни краснеют и кажутся признаками болезни.
Хотя все и произошло четыре дня назад, она плакала, рассказывая мне об этом, потому что теперь ее лицо изуродовано навсегда.
Глаза Деметры были ледяными. В них можно было прочесть осуждение, даже обвинение: меня здесь не было, а она одна была не в силах что-то изменить. Юный Марко мог тоже получить удар ножом, но какая от этого была бы польза?
Между приступами рыданий девушка рассказала, что незнакомец говорил как-то странно. Нет, не с таким акцентом, как у меня, а по-другому, с греческим или, возможно, славянским. Нет, он не бил ее… Только нож, но ей казалось, он хочет убить ее… А еще он заявил, что, если она закричит, он зарежет ее, как овцу.
Я ничего не сказал. Я действительно считал, что слова тут ни к чему. Мой взгляд скрестился с взглядом Деметры, и этого оказалось вполне достаточно.
Сделать то, что я должен.
Грек, который без ума от азартных игр.
Не помню, как прошел через весь город. Но я сделал это, потому что, когда звонили колокола, я стоял перед игорным домом Мавра, уставившись в лицо громилы у дверей.
— Передай Мавру, что Немец хочет его видеть.
Перед тем как скрыться в дверях, Голиаф, как мне показалось, злобно усмехнулся, или, возможно, это было естественным выражением его лица.
Я ждал до тех пор, пока узкая дверь вновь не приоткрылась и белые зубы Мавра не блеснули в свете фонаря.
Улыбка акулы.
Никто не обратил внимания на отсутствие формальностей.
— Грек, возможно, далматинец, любитель игры в кости, элегантно одет, на плече татуировка — сирена. Он порезал одну из моих девочек.
Мавр и глазом не моргнул, но выражение его лица явно свидетельствовало, что эта новость дошла и до него.
— Одно условие, Немец. Я заплатил полиции, чтобы меня оставили в покое: расправляйся с ним подальше отсюда — не в моем заведении. А свой кинжал оставь Кемалю.
Я киваю, вытаскивая лезвие из ножен и вручая его великану. Мавр отодвигается в сторону, жестом приглашая меня войти.
В комнате стоит тишина, только звук катящихся по столу костей и приглушенные ругательства.
Представители всех рас мира собрались здесь, в этом подвале. Немцы, голландцы, разодетые испанцы, турки и хорваты демонстрируют свои ставки, написанные мелом на деревянных дощечках. Никакого вина или другого спиртного, никакого оружия: Мавр умеет предотвращать неприятности.
Хожу, изучая каждого, одного за другим, обращая особое внимание на руки. Руки могут рассказать очень интересные и недвусмысленные истории: отсутствующие пальцы, надетые для удачи перчатки, кольца, которые могут превратиться в ставку и быть брошенными на стол.
Затем я заметил игральную кость, вращающуюся в чьей-то правой руке, крошечную вещичку, бегающую между пальцев туда-сюда каждый раз, когда левая рука поднимается, чтобы метнуть.
Он ничего не замечал, пока не почувствовал лезвие на своей щеке.
Кто-то завел его правую руку за спину, одновременно обнажив левое плечо.
Он ругался на своем языке, когда игральные кости из слонового бивня выпали из его кармана, унося с собой его удачу.
Потом он мог только кричать и смотреть, как лезвие аккуратно срезает с его руки все пальцы.
Его нашли на рассвете торговцы рыбой, собирающиеся один за другим у нефов на рыночной площади.
В Венеции я снова стал Людовико Немцем. Теперь я должен вплотную заняться делами борделя.
ГЛАВА 23
Венеция, 12 февраля 1547 года
Микеш и Перна в Милане.
Немец дал всем понять, что связываться с ним не стоит.
Тициан был замечен в трех разных местах. В Ферраре он наконец-то встретился с принцессой Ренатой Французской, подругой ссыльных и весьма активной поклонницей «Благодеяния Христа». Анабаптист нанес удар и произвел настоящий фурор.
Можно удовлетвориться и этим, но для меня этого явно недостаточно. Я думаю о новом вояже. В Тревизо, Азоло, Бассано и Виченцу, а затем — вернуться в Венецию. Теперь с помощью моего проповедника-анабаптиста можно значительно ускорить события. Остается дней десять, от силы — две недели.
Этой ночью мне снились Катлин и Элои. Всего лишь размытые образы — больше я ничего не помню, но проснулся я с тяжелым ощущением, будто над судьбами всех и каждого нависла непонятная, но страшная угроза. Словно черная тень, давящая на мозг, разум, мысли.
Дурные мысли я развеял прогулкой к собору Сан Марко, и по дороге меня приветствовало множество людей, которых я не знаю. На обратном пути у меня возникло ощущение, что меня «ведут», возможно, этим утром я уже обратил внимание на чье-то лицо на кампо Сан-Кашино. Я сделал большой круг лишь затем, чтобы подтвердить свои подозрения. Двое неизвестных в длинных черных плащах с капюшонами шли шагах в тридцати позади меня. Возможно, стражники. Нетрудно предположить, кто мог отрезать пальцы этому греческому матросу. Я должен привыкать к тому, что за мной будут постоянно следить во время моего пребывания в городе. Еще одна причина для скорейшего отъезда.
— Ты снова уезжаешь?
Она беззвучно возникла у меня за спиной, изумрудные глаза остановились на только что закрытой сумке.
Пытаюсь избежать ее взгляда.
— Я вернусь уже через две недели.
Тяжкий вздох. Деметра садится на кровать за дорожной сумкой. Приходится потерять время, чтобы завязать носовой платок вокруг запястья: уже довольно давно ревматизм не оставляет меня в покое, поэтому приходится ограничивать движения.
— Если бы ты остался с нами, Сабина сохранила бы свое хорошенькое личико.
Наконец я поднимаю на нее взгляд:
— Этот сукин сын за все заплатил. Никто больше не посмеет тронуть и волосок на головах девочек.
— Стоило убить его.
Стараюсь не слишком возбуждаться:
— Чтобы в результате на нас обрушились полицейские. Этим утром за мной следили на рынке!
Еще один вздох, чтобы больше не приставать ко мне по поводу этого шрама на лице Сабины.
— И поэтому ты уезжаешь? Ты боишься?
— Есть одна вещь, которую я должен сделать.
— Более важная, чем «Карателло»?
Замираю на месте. Она права, я должен ей хоть что-то рассказать.
— Есть вещи, которые нужно обязательно сделать, чтобы покончить с ними раз и навсегда.
— Когда мужчины так говорят, это значит, что либо они собираются уйти навсегда, либо у них остались старые счеты, которые надо свести.
Улыбнувшись ее прозорливости, сажусь с ней рядом.
— Я вернусь. В этом ты можешь не сомневаться.
— Куда ты едешь? Это связано с евреями, с которыми ты ведешь дела?
— Этого тебе лучше не знать. Это старые счеты, ты права. Старые, как и я сам.
Деметра качает головой, пелена грусти застилает изумрудную зелень глаз.
— Надо лучше думать, выбирая себе врагов, Людовико. Не связываться с теми людьми, с которыми не стоит.
Удостаиваю ее широкой улыбки — она больше заботится обо мне, чем о борделе.
— Не бойся, я выкарабкивался еще и из худших положений. Это моя специальность.
Дневник Q
Витербо, 5 апреля 1547 года
Совершенно неэффективные действия. Вялое ползанье насекомых, которых можно различить, лишь приглядевшись очень внимательно, — остается лишь завороженно наблюдать легкую дрожь стеблей травы.
Трудно представить, что за этим копошением существует какой-то скрытый порядок, гармония, цель.
Надо прислушаться к собственной интуиции. Я написал Караффе, что собираюсь встать на след, чтобы найти виновных в распространении еще одного тиража «Благодеяния Христа». Это правда. В Витербо уже больше нечего делать. Кто-то превосходно работает на спиритуалистов, причем при их полном неведении, распространяя книгу по всему полуострову. Что же они надеются получить в результате? Новых последователей? Помощь? Создать условия для восстания скрытых сторонников реформации?
Жизненно необходимо понять, кто они такие, выяснить, чего они хотят.
Милан. Инквизиторы там, на севере, задержали обращенного в христианство еврея по обвинению в распространении «Благодеяния Христа».
Кажется, это венецианец португальского происхождения — некий Джованни Микеш.
Что общего мараны имеют со всей этой историей?
ГЛАВА 24
Венеция, 10 апреля 1547 года
Жуан и Бернардо Микеш возвышаются в дверях, как два настоящих великана, по контрасту с лысым карликом, высовывающимся между ними, — контрабандистом, торгующим книгами, и экспертом в области вин. Он кидается приветствовать меня, схватив мою вытянутую руку:
— Это действительно потрясающе, старина, ты просто представить себе не можешь, как развиваются события… Книги продаются, как горячие пирожки на углу, практически под носом Самого Католического Императора.
Останавливаю болтовню Перны, приветствуя двух братьев:
— С возвращением!
Меня хлопают по плечу:
— Надеюсь, ты не заставишь нас умереть от жажды. А она во время нашего путешествия мучила нас безмерно.