Дима стоял перед начальником тюрьмы, а тот ничего ему не говорил. Он просто смотрел на него и молчал. Ему хотелось увидеть что-то необычное, непохожее на всех, но, сколько он ни рассматривал Диму, ничего особенного в нём не было. Обыкновенный парень, каких полковник за свою службу видел не одну тысячу.
– А тебе в карцере приходилось бывать? – неожиданно спросил полковник.
– Приходилось, – спокойно ответил Дима.
– А в пресс-хате?
– И там был.
– Ну и что?
– Ну и ничего.
– А на свободу хочешь?
– Я свободен.
– Как же ты свободен, если ты в тюрьме?
– Вы тоже в тюрьме.
Полковник был обескуражен ответом. Он хотел возразить заключённому, но на ум ничего путного не приходило.
– Значит, мы с тобой оба узники? – засмеялся он. – Да ты садись, в ногах правды нет. – Полковник показал рукой на стул.
– Какой же вы узник? – Дима присел на стул рядом с начальником. – Разве вы не по своей воле здесь?
– Вообще-то, по своей. У меня был выбор, но судьба распорядилась так.
– Выходит, что тюрьма не наказание, а судьба.
– Кстати, насчёт судьбы. Про тебя тут такие небылицы рассказывают…
– Не всему верить можно.
– Вот мне и хочется понять, где правда, а где нет.
– Разве можно разобраться, где правда? Вот вы, например, всегда считали, что заключённые несвободны, а вы свободны, однако только что оказалось, что это не так.
– Ты действительно очень интересный человек!
Полковник не скрывал своего интереса к собеседнику. Он чувствовал, что его оппонент в споре, безусловно, выигрывал, что беседа строится не по воле полковника, а по воле заключённого. Однако это обстоятельство нисколько не раздражало начальника тюрьмы. Напротив, ему приятно было подчиняться воле Царя. От него исходила какая-то теплота. И, чем больше полковник разговаривал с Димой, тем больше хотелось продолжать беседу. Начальник тюрьмы заметил это, и разум моментально освободился от совершенно бесполезных чувств.
Необходимо было перехватывать инициативу. Не мог же он, полковник, быть ведомым им, заключённым.
– Меня, конечно, не слухи интересуют. Заключённые и конвоиры были свидетелями того, как ты разговаривал с Хромым. У них сложилось впечатление, что ты знал о смерти Хромого.
– Да, знал.
– Но врач сказал, что этого никто знать не мог.
Царь ничего не отвечал, а ещё чего-то ждал от полковника.
– Врач сказал, что это мог знать только один Бог, – уточнил полковник.
– Врач сказал вам истинную правду, – подтвердил Дима.
– Но меня интересует, откуда это узнал ты?
– От того, кто знал ещё.
– Но больше никто не знал.
– Вы только что сказали, что знал Бог.
Полковник рассмеялся.
– Может быть, ты знаешь, как умру я?
– Знаю.
– Откуда?
– Не знаю. Просто мне это дано.
Полковник хотел спросить кем, но не посмел.
– И давно это у тебя?
– Недавно. Впервые это произошло, когда Хромого на этап уводили.
– В таком случае, не сочти за труд, расскажи мою судьбу.
Чёрные глаза Димы не моргая смотрели на грудь полковника. Начальник тюрьмы почувствовал жгучую боль в груди, как будто с неё сдирали кожу. Руки полковника судорожно расстегнули мундир и начали ощупывать грудь. Потом он вытащил руки и стал их осматривать, ожидая увидеть их залитыми кровью. Однако руки были чистые. Но по лицу полковника было видно, что кровь он всё-таки увидел. Лицо его исказилось от ужаса. Он ощутил, как редкие волосы на голове вставали дыбом.
– А вам это надо? – тихо спросил Дима.
Димин вопрос, как спасательный круг, кинутый утопающему в самый последний момент, вывел полковника из кошмарного состояния, в котором он оказался неизвестно почему. Он хотел спросить заключённого: «что это было?», но язык, словно деревянный, не мог пошевелиться. Наконец полковник взял себя в руки и еле-еле выдавил:
– Нет. Пусть всё остаётся, как есть.
Дима, не говоря ни слова, встал и ушёл. После ухода Царя, полковник ещё долго сидел в своём кабинете и не мог прийти в себя. Он трогал мокрой ладонью свою голову и проверял: легли ли волосы на место, или продолжали стоять дыбом. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы прапорщик не вошёл в кабинет.
– Разрешите войти? – вывел из прострации полковника прапорщик.
– Ты уже вошёл. Что у тебя?
– У меня ничего. Я относительно Царя.
– Какого царя?
– Нашего, какого же ещё?
– И что ты хочешь с ним сделать?
– Я? – опешил прапорщик. – Вы же сами приказали…
– Что я приказывал? Ничего я тебе не приказывал. И, вообще, отстаньте вы от него. Хочет сидеть – пусть сидит.
– Можно подумать, от его хотенья что-то зависит, – усмехнулся прапорщик.
– Это от тебя здесь ничего не зависит! – неожиданно закричал полковник. – Ты понял, что я приказал тебе? Отстать от него! Пусть делает, что хочет.
Прапорщик приложил руку к козырьку и выскочил из кабинета, как ошпаренный.
Однако не только начальник тюрьмы пребывал в замешательстве после разговора с Царём. Прапорщик после того, как вышел от начальника, весь кипел от злости. Никогда ещё никто не разговаривал с ним в таком тоне. Даже более высокие начальники из управления, и те никогда не повышали на него голос.
Прапорщик вернулся домой со службы в отвратительном расположении духа. Войдя в квартиру, он швырнул фуражку на комод и, не обращая внимания на жену, которая хлопотала на кухне, поджидая мужа к ужину, прошёл в комнату, включил телевизор и начал переключать каналы, чтобы найти программу, которая отвлечёт его от служебных неприятностей. Но, сколько бы он ни щёлкал по кнопкам пультика, настроение не улучшалось. Он выключил телевизор и со злостью швырнул пультик на стол так, что крышка отвалилась и батарейки, выскочив, раскатились по полу.
Жена, не столько заметив, сколько почувствовав, что с мужем что-то случилось, тихонечко на цыпочках прошла с кухни в гостиную и остановилась в дверях. Она смотрела, как муж ползал на четвереньках под столом и что-то зло бубнил себе под нос.
– Что-то случилось, Никита? – окликнула она мужа.
– Что случилось? – зло ответил прапорщик из-под стола. – Ничего не случилось. Развели, понимаешь, программ, а смотреть нечего.
– И поэтому ты трясёшься от злости?
– Слушай, достань водки, а то как бы действительно не случилось чего.
Жена, видя, что сейчас с мужем лучше не спорить, не стала возражать.
– Хорошо, – ответила она. – Только ты из-под стола-то вылези.
– Да что ты, мать твою, привязалась с этим столом?
Прапорщик вылез из под стола, быстро прошёл в кухню и плюхнулся за стол, на котором уже стоял горячий ужин. Жена почти бегом принесла водку и, поставив перед мужем стакан, наполнила его почти доверху. Муж залпом выпил, и его бледное лицо начало розоветь.
– У вас убежал кто-то? – робко спросила она.
– Да лучше бы уж убежал, сволочь!
– Кто?
– Да Царь этот, чтоб его…
– Какой царь? – недоверчиво переспросила жена.
– Какой, какой? Обыкновенный!
Жена выразительно посмотрела на мужа и потихонечку стала отодвигать от него бутылку. Однако убрать её незаметно не удалось. Муж заметил маневр и резко вырвал из её рук водку.
– Ты это чего? – при этом он налил себе ещё полный стакан и снова залпом выпил.
Жена на время от удивления потеряла дар речи.
– Никита, ты же один почти бутылку выпил!
– В том то и дело, что почти.
Прапорщик посмотрел на оставшуюся водку, и уже из горла допил всё до конца. Жена вся как-то вжалась в стул и испуганно, не моргая, смотрела на мужа.
Прапорщик заметил странное поведение жены и загадочно спросил:
– Ты чего?
– Я ничего. А ты что?
– А что я?
– Ты сказал, что у вас царь обыкновенный.
– Ну Царь, и что? У зэка кликуха такая.
– Ох, Господи! А я-то уж подумала. – И жена многозначительно покрутила пальцем у виска.
– Честно говоря, ты недалека от истины. От него точно свихнуться можно.
– Поэтому ты и хочешь, чтобы он убежал?
– Зачем?
– Ну, ты сам так сказал.
– Да нет. Это я в том смысле, что с ним мороки много. С другой стороны, какая с ним морока? Сидит спокойно, порядка не нарушает, и бежать никуда не думает.
– Так в чём же тогда дело?
– А дело в том, что кто с ним ни поговорит, все сразу как-то меняются. Вроде бы и тот человек, что и раньше был, а на самом деле и не тот вовсе.
Жена опять подозрительно посмотрела на мужа.
– Вот взять к примеру нашего начальника, – продолжал прапорщик. – Мы же с ним не один год знакомы. А сегодня вызвал его, поговорил с ним, и уже совсем другой человек.
– О чём же он с ним говорил?
– Кто же его знает? Только после того, как они поговорили, я заглянул к полковнику, а на нём лица нет.
– Как это, нет?
– А вот так: другое лицо.
– Может быть, тебе показалось?
– Ты, что, меня за идиота принимаешь? Был полковник чёрный, а стал рябой. Пока с ним говорил, поседел весь.
– Что же этот Царь ему наговорить мог?
– Вот и я хотел узнать. А полковник так заорал на меня, что я сам чуть не поседел.
– Ну, так ты бы подсадил к этому Царю стукача, он тебе всё бы и рассказал.
– Я же говорю, что это невозможно. Любого отморозка к нему подсадишь, а от него уже не отморозок, а другой человек выходит.
Прапорщик почему-то перешёл на шёпот.
– Ты представляешь, в нашей тюрьме стучать перестали. Это же нонсенс, такого нигде нет. А началось всё с того, как он одному зэку сказал, что тот умрёт. Это не байки, я сам всё своими глазами видел. Представляешь, Царь ему это сказал, а тот взял сразу, и умер.
– А ты сам с ним разговаривал?
– Нет.
– Ну и правильно, что боишься.
– Почему это я боюсь? – обиделся прапорщик.
– Да ладно тебе… Передо мной-то не надо хорохориться. Я же тебя насквозь вижу.
– Чего ты там видеть можешь? Ничего я его не боюсь.
– То-то ты такой взвинченный пришёл, и за бутылку сразу.