– Ты думаешь, это серьёзно?
– Ещё бы! Это же акулы! И он и она.
– Слушай, может быть расстроить эту свадьбу? Столкнём их лбами. Они оба упрямые, никто не уступит.
– Свадьба всё равно будет. Этого уж не изменить.
– Это тебе колдун сказал?
– Он.
– А верить-то ему можно?
– Этому можно.
Андрей Борисович задумался и его лицо впервые за несколько дней просветлело.
– Свадьбу отменить мы не можем, а вот жениха…
– Господи, да что ты задумал?
– Да не бойся ты. Никто его даже пальцем не тронет. Посмотри, сколько здесь парней. Вот мы ей женишка-то и заменим. Сама же говорила, что она у нас русалка.
– Как же мы это сделаем? Неужто ты думаешь, она нас послушает?
– А ей и не надо нас слушать. В мире всё подчиняется двум богам: деньгам и гормонам. А если есть деньги, значит и гормонами можно управлять.
– Ты что, с ума сошёл?! Родную дочь решил под кого угодно подкладывать?
– А ты предпочитаешь с голой жопой на старости лет остаться?
Против такого аргумента, как говорится, не попрёшь. Ольга Петровна приняла единственное, с её точки зрения, правильное решение: она скорчила обиженную и возмущённую физиономию, но не пошевелила даже пальцем, чтобы отговорить мужа от его коварного замысла. Этой темы она старалась вообще не касаться. Один только раз, когда муж место пляжа собрался в аптеку, она спросила его:
– За гормонами для Машки собрался?
Тот только кивнул головой.
– Ты это, побольше, что ли, возьми.
– Зачем?
– Ну, чтобы и нам осталось. А то всё думаешь, думаешь… Что мы, не люди что ли?
Раньше родители Маши относились к дискотекам, танцам, вечеринкам и прочим увеселительным увлечениям дочери с неприязнью. Они ворчали на неё, читали ей нотации, предупреждали, что всё это добром не кончится. Молодой девушке казалось, что этому родительскому деспотизму не будет конца. Она с завистью смотрела на своих подруг, которые, выйдя замуж, улетали из-под родительского крылышка. Противоречия дочери и родителей от года к году обострялись, и Маша, конечно же, сделала то же самое, если бы не те же подружки. Их «счастливая» жизнь заканчивалась сразу после свадьбы. Столкнувшись с оборотной стороной медали, а именно, с хлебом насущным, молодые супруги, совершенно не готовые к самостоятельной жизни, начинали обвинять друг друга в неустроенности семьи и во всех других бедах, которые сыпались на молодожёнов, как из рога изобилия сразу после медового месяца. Мужья, привыкшие к вкусным маминым обедам и уюту, обвиняли своих жён в неумении делать элементарную женскую работу. Жёны видели причину неустроенности исключительно в нехватке денег, и, в свою очередь, обвиняли мужей в том, что те не выполняли самую главную обязанность – добывать хлеб насущный в поте лица своего. Разумеется, так продолжаться долго не могло. Через год бывшие жёны возвращались к родителям, не забыв повесить на их шеи кроме себя внука или внучку. Однако на этом кошмар, который совсем недавно казался раем, не заканчивался. Молодые женщины пытались исправить положение, в котором оказались. Они срочно затаскивали в постель уже любого мужика, лишь бы только заставить его жениться, чтобы посадить себе на шею глупую женщину, да ещё с ребёнком впридачу. Однако найти такого дурака было нелегко. Мужчины, с удовольствием принимая предложение заняться сексом, тут же сбегали, услышав хоть намёк на официальное оформление отношений. Женщины расставляли свои силки и ловили следующую жертву, но те тоже исчезали. И чем больше попыток делала несостоявшаяся жена, тем крепче затягивалась петля на её шее.
Маша, хоть и завидовала своим подружкам, но такая перспектива семейной жизни её не устраивала. В своей семье она никогда не слышала разговоров про любовь и не знала, что это такое. Более того: если в кругу, где она вращалась, кто-то упоминал это слово, то над таким начинали смеяться, и он уже никогда не появлялся среди «избранных». Единственное, что она усвоила очень хорошо, так это то, что женщина должна жить с мужчиной, за что тот обязан носить её всю жизнь на руках и обеспечивать, согласно тому статусу, который имела женщина до женитьбы. А Машин статус был высок. Она была дочерью банкира. Где же взять таких мужиков? Оставалось только одно – ковать своё счастье собственными руками. Как дочь банкира, она твёрдо верила, что самые прочные отношения между людьми возникают только тогда, когда они основаны на деньгах. Вероятно, этим и объясняется её стремление подсунуть своего будущего мужа под папочкино крылышко, привязав его этим к деньгам, а значит, и к себе, крепко-накрепко.
Проводя отпуск с родителями, Маша с удивлением заметила, что предки не ворчали на неё за слишком уж свободное поведение. Более того, они одобрительно кивали головами, когда их дочь собиралась уйти куда-нибудь на всю ночь с весёлой компанией.
Маша с гордостью объясняла эти перемены своей победой в долгих спорах о равенстве мужчин и женщин. Сексуальная революция свершилась, и капитуляция догматиков, а именно так она называла своих родителей, была ей принята без всяких условий. Дело дошло до того, что однажды они не только молчаливо согласились на её вечеринки, но и сами предложили ей оттянуться.
– Пошла бы ты доченька погуляла, – неожиданно предложил отец. – Чего дома сидеть? Да и мы с матерью ночным воздухом подышим.
Повторять два раза не пришлось. Тем более, что сегодня ей особенно хотелось оттянуться по полной программе. Внутри всё тряслось, сердце колотилось, как бешеное, и ей едва удавалось сдержаться, чтобы не заорать во всё горло, как делают это кошки в марте, зазывая котов. Она пулей вылетела из дома, даже не сказав, когда вернётся.
– Ну что, так и будем сидеть? – спросила Ольга Петровна.
– А что ты предлагаешь?
– Надо посмотреть за ней. Мало ли, что может случиться?
– А ты, что, не знаешь, что случится?
– Да ну тебя! Вечно ты со своей пошлостью.
– Какая пошлость? Ты такую дозу всыпала, что ей дай бог до первых кустов добежать.
– Я просто боялась, что не подействует.
– Ещё как подействует!
– Тем более, надо подстраховать. Где твой бинокль?
– А бинокль-то зачем?
– А ты собираешься рядом стоять?
Можно долго пересказывать, кто чего кому сказал, а кто чего ответил. Главное, что в результате всего получилось. А получилось, что мать с отцом с биноклем в руках оказались лежа в кустах, наблюдая за собственной дочерью, которая оказалась в ситуации более чем щекотливой, созданной, кстати, самими родителями. Бинокль был один, а наблюдающих двое, поэтому они смотрели в него поочерёдно, комментируя происходящее.
– Ну, что там? – спрашивала жена.
– Ничего, водку пьют.
– А сколько их?
– Она и ещё два кобеля.
– Дай посмотреть.
Андрей Борисович передал бинокль супруге.
– Что они делают? – спрашивал он у супруги.
– Под юбку к ней лезут.
– Кто?
– Все.
– А она?
– А ей, по-моему, этого только и надо. Вот ведь, дрянь какая! Как же ей не стыдно?
– Ей не может быть стыдно. Забыла разве, что она под воздействием?
– Слушай, а может мы с тобой под воздействием? Это надо немедленно прекратить.
– Да как она этого типа моим заместителем сделала? Так это только первый шаг, отдадим всё своё состояние Алёше, а сами с голой жопой останемся?
– Ну почему сразу с голой жопой? Все дочери в конечном итоге должны выйти замуж.
– Выйти должны все, только бизнес оттягивают не все.
– Да кто твой бизнес оттягивает?
– Забыла, как она этого типа моим заместителем сделала?
– Это да, – сказала Ольга Петровна, подавая мужу бинокль. – Смотри сам.
Андрей Борисович взял бинокль и продолжил наблюдение.
– Что ты молчишь? – не успокаивалась жена.
– Ой! Ой! Ну ничего себе! Вот это техника! Вот это класс! Где же она так научилась?
– Что ты разойкался? Говори толком, что там? Начали, что ли?
– Да начали, начали.
– О, господи! По-очереди, что ли?
– Сразу вдвоем.
– Как это?
– На, посмотри и поучись заодно.
Жена взяла бинокль и впилась в него глазами.
– Ну что, кончили они? – спросил муж.
– Нет ещё.
– А я кончил. Пойдём домой. Ещё несколько таких вечеринок, и никакого Алёши даже в помине не будет.
Маша пришла домой только под утро. Она наскоро приняла душ и голышом рухнула в кровать, даже не удосужившись прикрыться одеялом.
И завтрак и обед она проспала. Только к ужину матери удалось растолкать её.
– Ты бы хоть рубашку надела, – ворчала на неё мать, – разве можно так? В доме кроме нас всё-таки отец ещё есть.
– Ой, да брось ты, мама. Неужто отец женского тела никогда не видел?
– Видел, конечно, но всё-таки должны быть какие-то рамки.
– Предрассудки всё это.
Маша недовольно надела халат и пошла умываться. В ванной она столкнулась с отцом.
– Как погуляла вчера? – спросил он её.
– Великолепно! Сегодня опять пойду.
– Может быть, дома останешься?
– Ну уж нет. Я приехала отдыхать, а не дома сидеть.
Отец опустил глаза и ушёл.
– Машенька, а кушать будешь? – услышала она голос матери.
– Не беспокойся, мам, я сыта.
Маша действительно была сыта, как никогда, но не пищей. И, хотя она была далеко не пуританкой, а современной девушкой, общение с мужчинами никогда не приносило ей столько удовольствий. В ней как будто что-то включили, открыли невидимый затвор, сдерживающий потоки радости и страсти, и вот теперь этот шлюз был открыт. Нечто, доселе неизвестное, завладело ей, и она отдалась этому нечто вся, без остатка. Жалко, что мужчины устроены по-другому. Сделав своё дело, они моментально остывали и теряли интерес к даме, к ногам которой они только что готовы были положить весь мир. И, хотя кавалеров вчера было двое, они не смогли удовлетворить и десятой части страстей, которые кипели в их даме.
Теперь родители видели свою дочь очень редко. Она приходила домой под утро, а то и вообще не приходила. Мужики бегали за ней табунами. Мать не находила себе места, кляня себя, что согласилась на эту авантюру. Однако отец не падал духом и подбадривал жену: